Новости
Обзор альманаха «Истоки», № 15, 2022-2023
Некогда альманах вела уверенной рукой Галина Вячеславовна Рой – весьма известный в СССР альманах «Истоки», принимавший под крыло молодых, открывавший им дорогу, выходивший значительным тиражом…
После распада Союза – равно распада литературы – Г. В. Рой сумела сохранить издание; и вот – Александр Серафимов продолжил ее дело: альманах выходит – он по-прежнему празднично-красиво оформлен, и содержание его разнообразно в той мере, в какой остается разнообразной и яркой российская литературная жизнь.
…«Мемуары» Евгения Степанова развернутся сильной пульсацией тугих, как гроздья, строк и, наполненные соком жизни, приведут к выводу, отливающему мудрой солью Екклесиаста:
После распада Союза – равно распада литературы – Г. В. Рой сумела сохранить издание; и вот – Александр Серафимов продолжил ее дело: альманах выходит – он по-прежнему празднично-красиво оформлен, и содержание его разнообразно в той мере, в какой остается разнообразной и яркой российская литературная жизнь.
…«Мемуары» Евгения Степанова развернутся сильной пульсацией тугих, как гроздья, строк и, наполненные соком жизни, приведут к выводу, отливающему мудрой солью Екклесиаста:
Помню, мы жили в общаге, пили какую-то дрянь,
Тощие, как доходяги, грызли, как гризли, тарань.
Помню, мы жили в подвале, помню бандитскую прыть.
Помню, меня убивали и не сумели убить.
Помню далекие страны, помню и горечь, и мед…
Помню, кричали бакланы ночи и дни напролет.
Помню, я шел по Бродвею. Помню, пришел на Луну.
Я ни о чем не жалею, я никого не кляну.
Тощие, как доходяги, грызли, как гризли, тарань.
Помню, мы жили в подвале, помню бандитскую прыть.
Помню, меня убивали и не сумели убить.
Помню далекие страны, помню и горечь, и мед…
Помню, кричали бакланы ночи и дни напролет.
Помню, я шел по Бродвею. Помню, пришел на Луну.
Я ни о чем не жалею, я никого не кляну.
Острые грани строк ранят впечатлениями, словно духовная кровь должна выделиться, чтобы ни о чем не жалеть и никого не клясть…
Портрет современности развернется суммой гротескных картин; парадокс заключается в том, что наша действительность давно стала походить на гротеск:
Портрет современности развернется суммой гротескных картин; парадокс заключается в том, что наша действительность давно стала походить на гротеск:
Толпа, в компах бушует рынок
Мозгов, бурлит ашан телес.
И книжных глянцевых новинок
Лоснится виртуальный лес.
Глаза прилипли к монитору.
В башку влезает ловкий бред.
И можно приравнять к террору
Кровавый липкий Интернет.
И понимаешь поневоле,
Насколько пропасть глубока…
А можно выйти в чисто поле
И посмотреть на облака.
Мозгов, бурлит ашан телес.
И книжных глянцевых новинок
Лоснится виртуальный лес.
Глаза прилипли к монитору.
В башку влезает ловкий бред.
И можно приравнять к террору
Кровавый липкий Интернет.
И понимаешь поневоле,
Насколько пропасть глубока…
А можно выйти в чисто поле
И посмотреть на облака.
И снова мудрые капли финала прольются вариантом бальзама на расчесы душ.
А вот и – литературная реальность, где правда должна побеждать, хоть и – после смерти поэта:
А вот и – литературная реальность, где правда должна побеждать, хоть и – после смерти поэта:
Жил поэт великий Влодов.
Рядом жил поэт Уродов.
Процветал поэт Уродов.
Горе мыкал нищий Влодов.
Но стихи остались Влодова —
Не Уродова.
Рядом жил поэт Уродов.
Процветал поэт Уродов.
Горе мыкал нищий Влодов.
Но стихи остались Влодова —
Не Уродова.
Красиво – графически четко, со вкусным наполнением строк – рисуются пейзажи Любови Берзиной: пейзажи… словно крылатые, легкие и полетные, и вместе с тем (ведь все амбивалентно) столь конкретные, что… будто ощущается весомость каждого называемого предмета:
Тонкий шпиль Петропавловской крепости
Над Невою парит снеговой.
Нестроения все и нелепости,
Словно ластиком, стерты зимой.
Все прощается, все превращается,
В снеговую скрывается пыль,
И на Лахте под ветром качается
Небоскреба стеклянного шпиль.
Над Невою парит снеговой.
Нестроения все и нелепости,
Словно ластиком, стерты зимой.
Все прощается, все превращается,
В снеговую скрывается пыль,
И на Лахте под ветром качается
Небоскреба стеклянного шпиль.
Элегичные сквозные мотивы Берзиной протяжно отзовутся в чутком сердце:
Приехать снова в город темный,
И под колоннами стоять,
И ветер чувствовать огромный,
И звука бесконечно ждать.
И под колоннами стоять,
И ветер чувствовать огромный,
И звука бесконечно ждать.
Завораживающей музыкой звучат стихи Людмилы Осокиной; и таинственное начало, отдающее потусторонним, проступает сквозь строки:
Грезится нечто у темной воды…
Это оно оставляет следы,
Там, у болотца, под старой ольхой, –
Глянь-ко! – поплыло над сонной рекой…
Заворожило, закружило тут,
Словно бы кружево ведьмы плетут…
Захохотало вблизи и вдали,
Прыгнуло что-то у самой земли…
Это оно оставляет следы,
Там, у болотца, под старой ольхой, –
Глянь-ко! – поплыло над сонной рекой…
Заворожило, закружило тут,
Словно бы кружево ведьмы плетут…
Захохотало вблизи и вдали,
Прыгнуло что-то у самой земли…
Не затянет ли жуть?
Но эстетическая составляющая поэзии Осокиной спасает от подобного пропадания…
Амбивалентность великолепной, едкой иронии Евгения Лесина – метафизического ирониста и философа, глядящего на мир с поэтическим прищуром, – оборачивается тугими и литыми строками:
Но эстетическая составляющая поэзии Осокиной спасает от подобного пропадания…
Амбивалентность великолепной, едкой иронии Евгения Лесина – метафизического ирониста и философа, глядящего на мир с поэтическим прищуром, – оборачивается тугими и литыми строками:
Все хорошо, прекрасная столица.
Любуйтесь на Провал и на Проем.
Пора уже гулять и веселиться,
Давайте все в депрессию впадем.
Живем в благоустроенной отчизне,
Идем за нестареющим вождем.
Пора спокойно радоваться жизни,
Давайте все в депрессию впадем.
Любуйтесь на Провал и на Проем.
Пора уже гулять и веселиться,
Давайте все в депрессию впадем.
Живем в благоустроенной отчизне,
Идем за нестареющим вождем.
Пора спокойно радоваться жизни,
Давайте все в депрессию впадем.
Рекомендации поэта стоит последовать – ибо депрессия, противостоя псевдопраздничному и всегда пустому настрою, может помочь задуматься о многом, о сущности бытия, например, в котором:
Не то что ноет, а просто гложет,
Уже тоскую по январю.
Да только вряд ли запой поможет.
Про остальное не говорю.
Уже тоскую по январю.
Да только вряд ли запой поможет.
Про остальное не говорю.
Косматая, багровая безнадежность наплывает: спасет ли легкость стиха?
Его виртуозное парение?
Именно такими качествами обладает поэзия Лесина: ажурная, порою исполняющая гипнотизирующий танец слов…
«Истоки» разнообразны и богаты, в них стоит погружаться, бродить по лабиринтам индивидуальностей поэтов и прозаиков, чтобы богаче становился свой мир, дабы открывались иные…
Его виртуозное парение?
Именно такими качествами обладает поэзия Лесина: ажурная, порою исполняющая гипнотизирующий танец слов…
«Истоки» разнообразны и богаты, в них стоит погружаться, бродить по лабиринтам индивидуальностей поэтов и прозаиков, чтобы богаче становился свой мир, дабы открывались иные…
Александр БАЛТИН