Ужас жизни пострашнее любых киношных монстров; мудрый и талантливый Кирилл Ковальджи это знал, как знал и то, что ирония (самоирония) – один из немногих способов примириться с окружающей действительностью:

У него много таких кратких зернышек – стихов, выпукло обрисовывающих разные ситуации и фиксирующих сущностные моменты.
Иногда – целую жизнь:

Тут история бытования разворачивается такими сгустками ассоциаций за тремя глаголами, что страшно делается – ведь каждый познал на себе усталость сердца и трагедии души.
Ковальджи разнообразно раскрывал свой поэтический космос: верлибр и регулярный стих, сонет и песенка соседствовали, не мешая друг другу, но органично дополняя целое.
А вот метафизический, басенный лад, выстраивающий частотный баланс чьей-то жизни на примере чувствительного волка:

Аллегории, использованные поэтом, давались прозрачными линиями и светлой словесной акварелью:

Становится важно, что потом…
Тишина – или мерцающие зоны смысла, разбуженные стихами?
Становится важно.

Тут уже гудит стволовой орган, предлагая возвышенные смыслы, тянущие к просторам звезд.
Соединяя многое – земное и небесное, алхимическое и смешное, детальное и чуть обозначенное, Кирилл Ковальджи творил свой космос, продолжающий постепенно обогащать золотым зерном души читающих.