Новости
ОБОЗРЕНИЕ ЖУРНАЛА «ЗИНЗИВЕР», № 5, 2024
2024.jpg)
Щедрое сердце Евгения Каминского пульсирует своеобразными токами исследования жизни:Когда опустеют глазницы,
ребро обнажится и пясть,
уже не смогу соблазниться,
в восторг упоительный впасть.
Одно мне останется — сниться.
Лишь дырка от бублика ты,
когда утончилась десница
и в прах обратились персты.
ребро обнажится и пясть,
уже не смогу соблазниться,
в восторг упоительный впасть.
Одно мне останется — сниться.
Лишь дырка от бублика ты,
когда утончилась десница
и в прах обратились персты.
Именно поэзия Каминского, переливаясь самоцветами оригинальности и глубины, открывает пятый номер «Зинзивера».
Минимум слов — максимум смысла: таков вектор поэтического дыхания Михаила Кузмина, чьи верлибры вспыхивают лирическими откровениями:
Минимум слов — максимум смысла: таков вектор поэтического дыхания Михаила Кузмина, чьи верлибры вспыхивают лирическими откровениями:
...Слова…
...как крысы…
...бегут…
...с тонущего…
...корабля-стихотворения…
...А многоточия…
...остаются…
...Многоточия…
...это дыры…
...в корпусе…
...стихотворения…
...Без них…
...корабль…
...не опустится…
...на дно поэзии…
...как крысы…
...бегут…
...с тонущего…
...корабля-стихотворения…
...А многоточия…
...остаются…
...Многоточия…
...это дыры…
...в корпусе…
...стихотворения…
...Без них…
...корабль…
...не опустится…
...на дно поэзии…
Здесь и многоточия работают, подтверждая неопределенность жизни.
В сложные лабиринты бытия вступает, приглашая за собой читателя, Константин Комаров, литературу используя как проводника:
В сложные лабиринты бытия вступает, приглашая за собой читателя, Константин Комаров, литературу используя как проводника:
Уже самой себе не верит
отяжелевшая душа,
но Достоевский достоверен
был, дьявола в себе душа.
отяжелевшая душа,
но Достоевский достоверен
был, дьявола в себе душа.
Проводник и факел соединяются своеобычно: искры света сулят новые ракурсы яви.
Бытовое так внезапно соединяет с сюрреалистическим, равно мистическим, Сергей Панцирев, показывая, сколь все взаимопроницаемо в яви, предложенной нам окрест:
Бытовое так внезапно соединяет с сюрреалистическим, равно мистическим, Сергей Панцирев, показывая, сколь все взаимопроницаемо в яви, предложенной нам окрест:
Копию своей души
у Главного подпиши,
зарегистрируй в архиве,
в Первом отделе поставь печать,
дай расписку, что будешь молчать,
да смотри не напейся на корпоративе.
у Главного подпиши,
зарегистрируй в архиве,
в Первом отделе поставь печать,
дай расписку, что будешь молчать,
да смотри не напейся на корпоративе.
Интересно предлагает скорректировать действительность Евгений Степанов:
Если человек родился, значит, человек умрет.
А хотелось бы, чтоб было хоть чуть-чуть наоборот.
А хотелось бы, чтоб люди, обитатели Земли,
Воротиться после смерти (став гуманнее) могли.
А хотелось бы, чтоб было хоть чуть-чуть наоборот.
А хотелось бы, чтоб люди, обитатели Земли,
Воротиться после смерти (став гуманнее) могли.
Хворост возраста прогорает быстро: анализируя жизнь сквозь призмы собственного онтологического опыта, поэт выстраивает интересный верлибр:
В 60 лет даешь оценку только одному человеку —
самому себе.
И понимаешь:
подлость — это подлость;
трусость — это трусость;
малодушие — это малодушие;
хитрость — это хитрость…
И еще много чего понимаешь.
Но все чаще молчишь.
Молчишь.
самому себе.
И понимаешь:
подлость — это подлость;
трусость — это трусость;
малодушие — это малодушие;
хитрость — это хитрость…
И еще много чего понимаешь.
Но все чаще молчишь.
Молчишь.
Доверительные интонации прозы Ольги Любимовой, представленной фрагментом повести «Деревня», свежи; в этой прозе легко дышится, и, совмещая воздушное и земное, она очаровывает читателя.
Изъятый из плазмы заграничной жизни рассказ Сандры Мясниковой вполне поэтичен. Но и реалистичен. Здесь, и «жизнь, и слезы, и любовь». И, к сожалению, трагический финал.
Два эссе Ильи Стефанова (кратких, как стихотворения в прозе) трактуют гармонию и счастье — ключевые понятия человеческого бытования; причем именно гармония обещает последнее…
Как всегда глубокое погружение в классику с тонким толкованием оной предлагает в своих штудиях профессор, доктор филологических наук Алла Новикова-Строганова.
Вспыхнут афоризмы Юрия Тубольцева, играя искрами парадоксальности и лучевым высверком правды:
Изъятый из плазмы заграничной жизни рассказ Сандры Мясниковой вполне поэтичен. Но и реалистичен. Здесь, и «жизнь, и слезы, и любовь». И, к сожалению, трагический финал.
Два эссе Ильи Стефанова (кратких, как стихотворения в прозе) трактуют гармонию и счастье — ключевые понятия человеческого бытования; причем именно гармония обещает последнее…
Как всегда глубокое погружение в классику с тонким толкованием оной предлагает в своих штудиях профессор, доктор филологических наук Алла Новикова-Строганова.
Вспыхнут афоризмы Юрия Тубольцева, играя искрами парадоксальности и лучевым высверком правды:
* * *
Он любовался женщинами и черным квадратом.
* * *
Черный квадрат был нарисован белыми красками. Но это тайна.
Он любовался женщинами и черным квадратом.
* * *
Черный квадрат был нарисован белыми красками. Но это тайна.
Пародии Евгения Минина остры, но не злы: отточенно работая в юмористическом жанре, Минин умеет забавно представить недостатки и шероховатости поэтов, не оскорбив их.
Рецензии Павла Щербакова и Веры Киулиной изящно завершают номер…
О, «Зинзивер» вообще изящен, лучист, песни его разнообразны, и стоит вслушиваться в них, растя свою душу.
Рецензии Павла Щербакова и Веры Киулиной изящно завершают номер…
О, «Зинзивер» вообще изящен, лучист, песни его разнообразны, и стоит вслушиваться в них, растя свою душу.
Александр БАЛТИН