Как ты чуяла тишину, исходившую из моих
Удивленных речей, или бывшую вместо них!
Как могла сочетать этот слух с глухотой, с нуждой
Дирижера прервать мое соло, сказав: Ну, что
Так и будем молчать? Я смолкал, и осколки слов
Возвращались на кухню. И у четырех углов
Появлялась возможность им вторить — но и они
Скоро тихли, заметив, что вновь говорят одни.
У молчания не было тем, и я думаю: как узка
Тропка для толмача — за отсутствием языка,
И какой же проспект мы оставим для семьи
Приблизительных смыслов безмолвия, для семи
Дней недели, прошедших той осенью — чей парад
Завещал мне лишь боль, как оставленный транспарант.
Как ты трогательно не хотела ничего знать
О молчании. И я был счастлив, когда ты (знать,
Неспроста) отплывала на тесный балкон — курить,
Ибо видел, что больше не в силах тебя смирить.
Как я все же ценил твою смелость! Никто до тебя не смог
Оценить эту форму любви, не приняв комок
Безотчетного в горле — за комплексы или стыд.
Я признателен тем, что я верен тебе. Простит
Или нет мне мой разум, но и до сих пор, храня
Эту верность, я тверд — и никто не узнал меня
Так, как ты: за столом, где слова еще ни к чему,
И в беседу мешается чайник, как памятник молчуну.