написал Александр Говорков в одном из своих "Краткостиший". Автор этих слов был мне знаком — в литературном плане — как прозаик, эссеист, публицист. Теперь, с новой книгой, выясняется, что он поэт. По крайней мере, "искатель поэзии" в обыденных моментах бытия, в прозе, которой разговаривают люди и выражаются мысли. А поскольку буквы, как справедливо подмечено, "каменисты", то поэзию Говорков находит в самых неожиданных, порой неприглядных и даже суровых ситуациях:

Название книги "Краткостишия" тем хорошо, что не требует "перевода". В сборнике действительно опубликованы только стихи-"коротышки": шесть строк — крайний максимум. То, что их роднит — стремление к предельной образности и точности лаконичного слова. Остальные "формальные признаки" для Александра Говоркова не так важны: здесь рифмованные стихи перемежаются маленькими, точно осколки волшебного зеркала, верлибрами и одностишиями. Кстати, зеркало для книги "Краткостишия" — образ не чужеродный: Александр Говорков настойчиво возвращается к нему, почему-то всегда в "тандеме" с культовым "Черным квадратом" Малевича:

Вся книга "Краткостишия" — без иллюзий. Метафоричность, которой она пронизана, — это нечто другое. И, кстати, складывается упорное ощущение, что метафоричность лучше удается Александру Говоркову в стихотворениях нерифмованных. Сравните, например, четверостишие:

По сути, так бы мог высказаться если не каждый второй, то каждый третий поэт, ибо сегодня тема "русского боя" во всех ее интерпретациях, мягко говоря, очень популярна в стихах и перестала быть художественным откровением. Зато в более "отвлеченных" стихотворениях автор и зорок, и оригинален, и тонко формулирует мысль — возьмем моностихи "колыбельная земного притяжения", "универсальный язык молчания", "многотомная трагедия календаря", "реставратор Вавилонской башни" или

Похоже, "трехсловие" для Александра Говоркова — не случайный подбор подходящих друг другу слов. Это какой-то поиск идеальной формы высказывания. Судя по этим моностихам, поиск частенько увенчивается успехом. Случаются, конечно, и промахи — так, претенциозное "бабочка, порхающее Евангелие" осталось для меня "темным", невыразительным. Но промахи и недочеты естественны, когда автор пытается построить поэтический язык, которым ему оптимально изъясняться. Пусть даже у него есть множество "праязыков", то есть поэтических "кратких" жанров: рубаи, хокку, одностишия. Напротив, чем больше "исходного материала", тем сложнее не повториться, не впасть в эпигонство и не заслужить неодобрение критиков за неточное соблюдение классической формы. Например, стихотворение

по композиции и содержанию натуральное хокку, но по строфике — нет, не хватает слогов, да и порядок их соответствует канону только в последней строке. Но единство формы и содержания в этом стихотворении мне кажется удачным. Как и во многих других "краткостишиях", в очередной раз напоминающих о "замыленной", но не перестающей быть верной чеховской фразе о соотношении краткости и таланта.