начинается одно из самых выразительных стихотворений в новой книге поэта Дмитрия Мурзина "Бенгальская вода". Рефрен "Красиво жить не запретишь" пронизывает ткань этого стихотворения, становясь на "волне" повтора не народной поговоркой с недобро-ироническим оттенком, а, напротив, нормой жизни, мерилом отношения к бытию, призывом жить по единственно правильной формуле — то есть красиво. Помимо того, что в этих стихах высказан заслуживающий уважения подход к существованию поэта, здесь неотделимому от человеческого бытия, они сами по себе — пример красивого текста:

"Шаловливая" заключительная строка на удивление органично укладывается в стройный и мудрый контекст всего стихотворения и не сбивает его лирично-философского настроя на "улыбчивый" лад.
С читательским удовольствием отмечу: почти все стихи в книге "Бенгальская вода" служат подтверждением тому, что пишет Дмитрий Мурзин красиво. Надеюсь, как и живет. Его стихи радуют выверенной техникой. Круг поэтических стилистик Мурзина традиционен, если не архаичен слегка — это ритмо-рифмованные стихи классических размеров с прямыми высказываниями, облеченными в яркую метафорическую форму.

Притом рифмы у этого автора всегда четкие, а размеры бережно соблюдены. К Мурзину просится определение "живой классик" — за его приверженность классическому стихосложению. Но в этом словосочетании неизбежно сквозит ирония, а я не хотела бы, чтобы меня поняли в этом ключе. "Классично" мировоззрение поэта Мурзина, классичны основные движущие мотивы его творчества: вечное противоборство жизни и смерти — из этой "диалектики" рождается, в том числе, и жизнь стиха:

В качестве антитез у Мурзина кое-где выступают даже старые друзья-враги Эрос и Танатос:

К числу излюбленных поэтических приемов Дмитрия Мурзина относятся центоны — что, на мой взгляд, естественно для автора, пишущего в подчеркнуто классическом духе и то и дело встречающегося со строками, которые уже стали "абсолютны" для русской поэзии, и с фамилиями их творцов (Овидия, Апулея, Тютчева, Фета и других): "Выхожу один я, надо мною — / Ни звезды, ни звука — ничего", "Я помню чудное… Беспечен, / И два не чудных я забыл…", "О подвигах, о доблести, о славе / Нам лучше разузнать у Гумилёва", "По всем семи холмам, по всем кругам / По всем развязкам дантовского МКАДа". Или с "прилипчивыми" цитатами из "городского фольклора": "Выйдешь в чем есть из трамвая, / В воздухе пахнет грозой…", "Кончается век, словно ниточка рвется, / Но крутится-вертится шар голубой".
Прием центона в какой-то мере "бич" сегодняшних стихотворцев — хотя его активное использование оправдано обстоятельствами. Конечно, если поэт формулирует только "перепевы" давно сказанного, это не есть хорошо. К счастью, это замечание совершенно не касается Дмитрия Мурзина, который, в лучших правилах русской классики, одновременно традиционен и самобытен. И задумывается всерьез о совершенстве и значении своего творчества. Об этом свидетельствует заключительное стихотворение сборника, безусловно, сознательно поставленное именно там — как многообещающая точка:

Когда поэт об этом задумывается — он рубит деревья точно не зря.