Издалёка-далека я загляжусь
На березовую, розовую Русь,
На еловое сословие селян,
На дубовое сословие дворян.
У березового встану алтаря,
Погляжу я на Зеленого Царя.
Прогоняли, убивали! Но как встарь
Между русскими Зеленый правит Царь.

Не боясь ни племен, ни природных угроз,
Поднимается росс, поднимается росс.
От земли отрывает лицо
И глядит на бессмертных отцов.
Все от света ушли – и все к свету пришли.
И напрасно железные ветры мели,
И железные шли мертвецы.
Отстояли потомков отцы.

Есть в хижине отшельника порог.
Его топтали сотни тысяч ног.
Ругал его, кто о него споткнулся,
Хвалил его, кто беден и продрог.
Есть в хижине отшельника очаг.
Его десятки унесли в сердцах.
А сотни тысяч, что согрели тело,
Его на босых унесли ногах.

День бежит проторенной дорогой.
Ночь ушла по колеям часов.
А вопрос торчит, как недотрога,
Старый гвоздь, не вдавленный в засов.
Расшатали время, расшатали.
И не видно молотка нигде.
Жизнь и смерть, как ржавые скрижали,
На кривом болтаются гвозде.

Снова дождь – как будто в первый раз.
Невидимка – слышен только шорох.
С ним и ты – как древний грустный сказ.
Мы с тобой не выдумаем порох.
Снова дождь – как муравейник слез.
Тащит, как солому, наше горе.
Снова ты – я слышу запах роз
На ладье, в воспоминаний море.
Тень ладьи на отблесках травы.
Голос твой приходит издалека.
Я молчу, я чувствую призыв.
И река моя не одинока.

С высокой горы варягов ко мне заглянула гостья.
Пришла по тропинке, стертой метелями всех мастей,
На маленьких хрупких санках, держа за рога полозья.
Глазищами, как сосульки, приткнулась к душе моей.

Поводья держала крепко. Метели рвались, как лайки,
За черную пилку леса, в Гренландию, на покой.
Была она как обычно – в белой блестящей лайке.
Маленькая плясунья, маленький верховой.

Громко пели полозья. Поводья летели к счастью,
К плоским горам варягов, к озер закрытым очам.
Как ветка была омелы, летящая по ненастью,
Маленькая убийца, гуляющая по холмам.

Ушла она по метели, с розой ветров невеста.
И пенье рогатых санок слышу я с белых гор.
Умчалась, как клуб дыханья. С огромного лука Веста
Пущенная стрелою – в сердце мое в упор.

Ударила – и умчалась, брызнула вихрем радуг.
Как лист на губах у ветра – из ненаписанных книг.
И не догнать, не понять – куда исчезает радость,
На черных своих ресницах громадный качая мир.

Я жду тебя. Передо мной витрина.
Слепая кукла в платье идиота
Глядит на город с наглостью павлина
И ртом зовет из темени кого-то.
Та песня встреч! Как сумрачно и вязко
Текла она в распутице весенней.
Та волчья песнь! Но если это ласка,
Так лучше б насмерть утонуть в сирени.
Опять любовь, что ворковала сказкой
И умывалась пеной Афродиты,
Пугает черной африканской маской,
Под платьем пряча скотские копыта.
Я гневно верю. Но петлю прогресса
Душа смахнула с соловьиной шеи
И в глубине лирического леса
У бронзы дуба ждет прихода феи.
Я жду тебя. Безжалостно и смачно
Пирует век, горбун с ураном в венах.
А голая любовь идет циркачкой
Под куполом в обителях священных.

По созвездьям глухим и дремучим,
По карьерам вселенской руды,
По безжалостным тучам и кручам
Две влюбленные бродят звезды.
Оборвется одна – оборвется
Ей вослед и вторая звезда.
Но великая ночь распахнется
Равнодушным огнем – как всегда.
В этом огненном кладбище ночи
Я брожу, но не встречу никак
Два светила связующий очерк,
Два светила связующий знак.
По созвездьям давно заплутали
Две влюбленные наши звезды.
Вечный Геспер*, спаси нас из дали
От падения и от вражды.

Опять весна. И с крыш опять дожди.
Сосулек звон стоит в ночной тиши.
Ломая лед, любовь моя гудит.
Я жду тебя. На склоне век. Спеши.
Несутся дни, как перезвон дождей.
Вода звонит в свои колокола.
Опять весна – как родина людей.
И ближе ты. О, если б ты жила.
Удары вод. Вздымается земля.
Но я не верю, что любовь – вода.
Ворочается, время шевеля,
Подранком сердца юная звезда.