В начале 40-х прошлого века семья проживала на Северном Кавказе в городе Ставрополе. С началом Великой Отечественной войны отец ушёл на фронт, а мама с двумя маленькими детьми, с четырёхлетней Аллой и двухлетним Колей осталась в городе. С августа 1942 года по январь 1943 город был оккупирован немецко-фашистскими захватчиками. Началу захвата города предшествовал налёт вражеской авиации. На бреющем полёте самолёты расстреливали из пулемётов мечущихся в ужасе людей. Прямым попаданием авиабомбы был полностью уничтожен дом, в котором проживала мама с детьми. К счастью, их не оказалось дома, и они остались живы. Когда говорят о героизме нашего народа в годы войны, как на фронтах, так и в тылу, я в это свято верю. Преклоняюсь перед памятью матери, которая в 30-летнем возрасте, одна с двумя маленькими детьми "в чужом углу" смогла пережить это лихое время. Сколько же душевных сил, материнской ответственности и веры в будущее должно быть у человека для этого. Мама об этом времени вспоминать не любила, но один эпизод иногда всплывал в семейных разговорах: "Оккупированный город, на улице женщина с двумя детьми, мимо проходит солдат-немец, мальчик вдруг начинает петь: " Кони сыты, бьют копытами, разобьём по-сталински врага…". Немец только погрозил пальцем и сказал по-русски: "нельзя"… Это был Коля – мой старший брат.
Отгремела война, отец вернулся с фронта. Страна налаживала мирную жизнь. Дети подросли: пионерия, комсомол, а вот уже и выбор жизненного пути. Сестра избрала медицинскую профессию и в дальнейшем стала врачом-кардиологом высшей квалификации. Брат тщательно готовился к военной службе, был прекрасным спортсменом. Военная служба в те годы была почётна и престижна, а люди в погонах пользовались особым уважением.

В 1957 году Коля поступает в Вольское авиаучилище и в 1960 заканчивает его с "отличием". В то время в училище несколько групп готовят по программе подготовки специалистов для Ракетных Войск Стратегического Назначения, поэтому вся его дальнейшая служба была связана с ракетами, небом и космосом. Будет Куба, будет Академия, Космодром Байконур, Гагаринский старт.

В течение двадцати лет Николай служил в лаборатории, обслуживающей пилотируемый Космос на различных инженерных должностях, в качестве испытателя. Его подпись была завершающей в оценке готовности космического корабля к полёту. Именно он был, как принято в Авиации говорить, не последним, а крайним сопровождающим космических экипажей в полёт. Среди многих космических проектов, он участвовал в реализации нашумевшей в те годы программы СССР–США "СОЮЗ–АППОЛОН". В своих рассказах о службе на космодроме Коля был немногословен. Но однажды, накануне 50-летия Карибского кризиса, после многих лет, мне удалось разговорить его о тех событиях. Всё дальнейшее повествование записано с его слов.
"После окончания военного училища я в течение двух лет служил в Украине в 664-м ракетном полку, расквартированном в Сумской области г. Ахтырка, на вооружении которого были БРСД Р-12. Летом 1962 года командующим Ракетными войсками стратегического назначения (РВСН) была издана директива, предписывающая нашей 41-й дивизии РВСН, в состав которой входил наш полк, быть в готовности для выполнения важного правительственного задания. Однако никакой суеты в связи с этим не было, и мы жили и служили, как обычно. Первый свой отпуск, как и большинство молодых лейтенантов, я отгулял зимой, а в 1962-м пошёл в августе, однако дней через десять пришла телеграмма – меня срочно отзывали в часть. По прибытию в свой полк, я увидел, что ситуация резко изменилась. Активно велись подготовительные работы для передислокации людей и техники. В то время я семьёй ещё не обзавёлся, а вот "женатикам" было предложено отправить свои семьи в любой город СССР (на их усмотрение), с правом прописки и получения жилплощади. Ходили слухи о переброске полка в район Крайнего Севера. В то время под Анадырем действительно строились стартовые позиции для ракетных войск. Так что это была не случайная метафора, а ложный след грандиозного стратегического обмана. Лыжи, печки, полушубки доставлялись для подтверждения легенды о том, что ракетные части перебрасываются на Север. Инженерно-техническому составу полка через некоторое время объявили, что полк отправят на полигон острова Новая Земля. Однако Фёдоровна, полуграмотная старушка, у которой я по-холостяцки квартировал, накануне сказала: "Коля! Вас отправят на Кубу…". Вот уж "ОБС", откуда все знают? Личный состав полка и технику, скрытно по железной дороге несколькими составами доставили в Черноморский порт Николаев. Для погрузки в Николаеве было подано океанское судно "Омск".
В течение двух суток погрузили несколько десятков тонн грузов, полторы сотни единиц техники и боевые баллистические ракеты. На палубе судна разместили грузовые машины – по легенде на Кубу мы везли сельскохозяйственную технику, а сами ехали в качестве агрономов, полеводов.
Во второй половине сентября 1962 года "Омск" вышел из гавани Николаева. "Сельхозработников" ещё до посадки на судно переодели в гражданскую одежду и разместили в твиндеке (помещение между двумя палубами для экипажа, грузов) перед капитанским мостиком, где были оборудованы двухъярусные деревянные нары. У капитана имелся пакет с надписью: "Вскрыть после прохождения Гибралтарского пролива". Согласно инструкции пакет наши командиры должны были вскрыть вместе с капитаном. Во время перехода вблизи портов, при встречах с другими судами все заблаговременно покидали палубу и уходили в твиндек, где проводили большую часть времени, так как путь пролегал по оживлённым маршрутам. Температура в помещении порой доходила до 55 градусов Цельсия. Крышку твиндека открывали только ночью.
Когда подошли к берегам Турции, перед входом в Босфорский пролив капитан судна принял на борт турецкого лоцмана. Солдаты в это время смотрели в твиндеке на узкоплёночном аппарате кино – всё подряд, что было. Как только скрылись огни Стамбула, открыли створки твиндека, из него повалил пар. Без вентиляции в тропиках было особенно тяжело. При прохождении Гибралтарского пролива те, кому положено, вскрыли пакет. Внутри был вложен письменный приказ: "Следовать на о. Куба, порт Мариэль".

В Атлантическом океане пережили хороший шторм. Большая часть судна находилась над поверхностью воды: все наши грузы были значительно меньше его водоизмещения, устойчивость поэтому была низкой. Людей измучила морская болезнь. Шторм проверил и качество крепёжных работ.

В целом, всё было выполнено надёжно. Мы находились на корабле уже более двух недель, и вдруг на восточном берегу одного из островов увидели огни маяка. Это была Куба. Корабль осветили ярким светом прожектора. Справа по курсу шёл военный корабль с опознавательными знаками США. Наше судно было "проверено" прожектором с носа до кормы, особенно тщательно освещалась палуба и всё находящееся на ней. Луч "прочитал" название судна и погас. Вторая встреча с двумя военными американскими катерами произошла на рассвете при прохождении американской военно-морской базы Гуантанамо. Позже на бреющем полёте над нами пролетели два американских истребителя, вертолёты крутились над судном постоянно. Зависая, снимали на фото и киноплёнку всё и вся под разными ракурсами. До порта назначения шли ещё более суток. Наконец судно пришвартовалось в порту Мариэль. Измученные многодневным плаванием, но довольные его окончанием – сошли на берег.
Нас направили в провинцию Пинар-дель-Рио (западная часть острова) с наиболее равнинной местностью, поближе к Америке. На Кубе мы всё время находились в гражданской одежде. Кубинскую военную форму надели только при транспортировке ракет: двигаться приходилось через маленькие городки, а там в сквериках даже ночью было полно народу, среди которого наверняка были "контрас", которые информировали американцев, мол, возят что-то большое и тяжёлое. Разобраться в том, что мы перевозили, американцы смогли только 14 октября, когда ракетную позицию днём сфотографировал американский самолёт-разведчик У-2. Данные фоторазведки послужили толчком для начала Карибского кризиса, поставившего весь мир на грань ядерной войны.
На месте новой дислокации нам была поставлена задача в кратчайшие сроки подготовить позицию и технику к боевому применению. Работы велись в джунглях, где не было движения воздуха, мучили духота и зной. Кроме того, мы были уже наслышаны о наличии разных змей, пауков и ядовитых растений. По всему острову шныряли диверсионные группы. С личным оружием не расставались ни днём, ни ночью. Несмотря на все сложности, обустройство боевых стартовых позиций продолжалось быстрыми темпами. На стартовых позициях устанавливались сборные бетонные площадки. Из щебёночного камня, привозимого кубинцами, отсыпались подъездные пути. Для приведения ракет Р-12 в боевую готовность к пуску требовалось 2 часа 30 минут. В ночное время личный состав проводил комплексные занятия с подъёмом ракет на пусковые столы, а в дневное время – обслуживал технику, продолжали строительные работы. Наши войска сразу же столкнулись не только с тропическим климатом и отсутствием надёжного водоснабжения, но и с тем, что на Кубе вырабатывали электроток с частотой 60 Гц. Мы не могли использовать местную электроэнергию для технических нужд наших подразделений. Пришлось использовать штатные автономные источники тока.

Свободного времени практически не было. Личный состав в основном размещался в палатках, а также щитовых казармах. И продукты, и повара у нас были свои. Внешний периметр расположения позиции охраняли кубинские подразделения горных стрелков. Кубинцы с нами были неразлучны, относились к нам очень хорошо. Общались на смеси всех языков мира.

Часто они просили что-либо на память. Отдавали им всё – сигареты, портсигары, одеколон, звёздочки, значки и многое другое, что находилось в карманах. Но кое-что они у нас и покупали. Особенно котировались наши часы. Мою старенькую "победу" выпросили за 20 пессо. В октябре наша техника была подготовлена к боевому применению и находилась в наивысшей степени боевой готовности. 28 октября поступила команда Москвы – демонтировать ракетные установки, свернуть позиции и возвращаться домой. У нас в запасе оказалось несколько свободных дней, и мы их использовали для отдыха и знакомства с этой чудесной землёй и людьми. Удалось побывать и в столице "Острова свободы" Гаване.
По прибытию в Союз, в первый же год я поступил на очное отделение академии ЛВИКА им. Можайского в Ленинграде и после её окончания вся служба прошла на космодроме Байконур на знаменитом Гагаринском стартовом комплексе. Со своими однополчанами по Кубе с тех пор встретиться не удалось. А жизнь продолжается, и лишь воспоминания порой будоражат душу. Особенно, когда вспоминаешь песню, сочинённую на Кубе офицером полка по фамилии Полушкин:

В конце 80-х Николай закончил военную службу, но находясь в запасе, а в дальнейшем и отставке по возрасту, был активным участником ветеранского движения байконурцев, принимал активное участие во всех торжественных мероприятиях, связанных с космонавтикой. Общался с учёными, конструкторами, космонавтами и, конечно, со многими другими специалистами, которые не были столь известны как другие, но выполняли огромную и иногда рутинную работу, продвигая вперёд отечественную космонавтику.