ЭТО СТРАННОЕ ЧУВСТВО СВОБОДЫ
Сумерки сгущались. Выглянув из своего уютного гнезда, устроенного в дупле старого раскидистого дерева, Чинчу втянула носом свежий холодный воздух и поняла, что пора. Путь предстоял неблизкий и непростой. Но там, на вершине горы в небольшой, выбитой ветрами ложбине, еe ждал Вангчук. И еe влекло к нему сильнее, чем прежде.
Она знала, что это будет их последнее свидание. И последняя возможность зачать потомка их древней династии, который должен еe продолжить. Она с грустью подумала о том, что все до сей поры родившиеся дети не оправдали еe надежд. Рождались в основном девочки, которые теперь продолжали чужие династии, а двое мальчиков увязались за китаянками и сгинули. Настоящего наследника не получилось. И теперь, взбираясь по круче и чувствуя, что силы уже на исходе, она втайне надеялась, что ей всeтаки удастся подарить миру настоящего принца.
– А я заждался, – ласково сказал Вангчук, протягивая ей лапу. – Ты устала?
– Немного, – ответила Чинчу и, угнездившись в ложбине, обняла его. – А ты?
– В полном порядке, – со смехом обнажил зубы Вангчук. – Я здесь уже с утра. Запасся свежим бамбуком. Ты, наверное, проголодалась.
– Не очень, – рассмеялась Чинчу. – Успеем попировать. А сейчас я соскучилась.
– Я тоже, – признался Вангчук.
Потом они лежали, обнявшись, и смотрели, как на небе зажигаются звeзды.
– Ты уверена, что сможешь его выносить? – спросил Вангчук.
– Уверена. Иначе и быть не может. Вот только потом...
– Я помогу тебе на этот раз. Мне тоже недолго осталось жить. Может быть, я смогу его кое-чему научить. Чему не смог научить других детей.
– Это не твоя вина. Так устроена жизнь. Ты не был обязан помогать мне.
– Обязан не был, но мог. И не сделал. Теперь жалею.
– Не кори себя. Что было, то прошло.
– Ты помнишь, как мы встретились в первый раз?
– Конечно, помню. И как нашли эту ложбину.
– Здорово, что еe никто потом не присвоил.
– Пусть бы попробовал! Я бы ему нос выгрызла.
– Ух, какая ты кровожадная, оказывается! Давай, однако, поспим, а то скоро рассветeт.
Чинчу уткнулась носом в пушистое плечо Вангчука и провалилась в сон. Проснувшись утром, она не удивилась, не обнаружив его рядом.
– Так устроена жизнь, – повторяла она про себя, спускаясь с вершины горы в своe гнездо.
Через три месяца она родила сына. И удивилась, когда на следующий день объявился Вангчук. Он втиснулся в дупло со связкой полузадушенных мышей и, положив их рядом с ней, сказал:
– Я пришeл как обещал. И я теперь всe время буду с вами.Можно мне на него посмотреть?
– Разумеется. Ведь он твой сын.
Вангчук с трудом разглядел свернувшийся под грудью у Чинчу маленький слепой комочек.
– Правда, он красивый? – с нежностью спросила Чинчу.
– Правда. Как ты хочешь его назвать?
– Я хотела дать ему королевское имя. Дорджи Вангчук. Ты не против?
– Почему я должен быть против? Только с таким именем ему будет трудно жить.
– Почему?
– Простые малые панды будут его сторониться, а примут ли его в свою компанию родовитые, ещe бабушка надвое сказала.
– Да он их всех за пояс заткнeт когда вырастет, – не согласилась Чинчу. – Кровей ему не занимать. Не переживай. А мы его будем звать просто Дорджи.
Когда Дорджи открыл глаза, то первым увидел отца.
– А где мама? – спросил он.
– Пошла проветриться, – улыбнулся Вангчук. – Ну что, малыш, лучше стало жить на свете?
– Ты что имеешь в виду? – не понял Дорджи.
– То, что ты теперь зрячий.
– Пока непонятно, – растерялся Дорджи. – Я ведь ещe не освоился. А это наш дом?
– А то как же, – заверил его Вангчук. – И я, между прочим, твой папа.
– Это я знаю, – обрадовался Дорджи. – Ты за мамой ухаживал, пока я был маленький.
– Можно подумать, что ты уже большой, – засмеялся Вангчук. – Тебе ещe расти и расти.
– А это долго? – забеспокоился Дорджи.
– Как тебе сказать, – задумался Вангчук, – месяцев двенадцать или чуть больше.
– А сейчас мне сколько? – спросил Дорджи.
– Три недели.
– Ты мне объясни, – попросил Дорджи, – чем отличается неделя от месяца.
– В одном месяце примерно четыре недели. А в неделе семь дней.
– А что такое день?
– День – это когда светло. Ты пока этого не знал, потому что не видел. А теперь увидишь.
Вангчук поднeс сына к краю дупла, и Дорджи ослепило солнце. Taк Дорджи начал постигать мир. Со временем он научился различать день и ночь, сумерки и рассвет, и понял, что лучшее время – сумерки, а всe остальное ерунда. Через три месяца после рождения он начал выходить с отцом и матерью на прогулки, которые с каждым днeм становились продолжительнее. Скоро он уже смог постичь размеры своего пространства и изумился их необъятности.
– И зачем мне столько? – думал он, когда мать с отцом показывали ему границы его обитания.
– Это все твое, – внушал ему Вангчук, – и никто не имеет права посягать на твою территорию. Ты найдешь свою половину, и у вас родятся дети. Им тоже нужно пространство, чтобы жить. К сожалению, твои старшие братья ушли за границу. Твои сестры повыходили замуж и живут в других местах.Мы сохранили этот ареал для
тебя и твоих потомков. Ты единственный, кто может и должен продолжить наш род.
И Дорджи проникался чувством ответственности.
– В Китай не ходи, – напутствовала его мать. – И в Индию тоже. Там на нашего брата охотятся.
– Это очень опасно? – спрашивал Дорджи, поскольку не понимал, что значит охотиться.
– Это значит – убивают. Понимаешь, малыш, наша шкурка слишком красивая. И из неe двуногие делают шапки, воротники и шубы. Здесь, в Бутане, мы находимся под покровительством самого короля, поэтому опасаться их не приходится, а в Китае и в Индии закон не писан.
– А что такое закон? – не унимался Дорджи.
– Закон – это правило, которому надо следовать. Тот, кто его нарушает, несeт наказание. По крайней мере так было раньше. К сожалению, в последнее время слишком много охотников его обходить. И что самое прискорбное, им это удаeтся.
Через год, пробегая вдоль восточной границы своего владения, Дорджи увидел рыжую красавицу и увязался за нею. Когда она присела на камне вблизи реки, он осмелился приблизиться и тихо спросил:
– Как тебя зовут?
– Дагана, – ответила она, мягко потянувшись и обратив острую мордочку прямо на него.
– А меня Дорджи, – представился он. – Ты откуда?
– Из-за горы, – Дагана показала лапкой на тeмную громаду.
– Ты бутанская или китайская? – на всякий случай спросил Дорджи, помня материнские напутствия.
– Бутанская, – заверила его Дагана. – А ты?
– Я тоже, обрадовался Дорджи. – Хочешь пойти со мной? Я тебе кое-что покажу.
Экскурсия завершилась обедом с Чинчу и Вангчуком. Родители Дорджи приняли Дагану как родную.
Вскоре Дорджи и Дагана свили своe собственное гнездо, и у них родился сын Монгар. Дедушка с бабушкой порадовались внуку и через какое-то время пришли попрощаться.
– Куда вы собрались? – недоверчиво спросил Дорджи.
– Туда, куда уходят состарившиеся, чтобы не быть обузой ныне здравствующим, – с улыбкой сказал Вангчук. – Так устроена жизнь, и ты живи достойно и счастливо.
Дорджи понял, что больше их не увидит. Ему стало грустно, но всмотревшись в спокойные лица родителей, он обнял их и сам успокоился.
Чинчу и Вангчук медленно поднимались в гору к своей ложбине. В небе зависла полная луна, которая освещала их последний путь. И они не торопились.
– Я хотела спросить тебя, – прервала молчание Чинчу, – почему ты исчез после нашей последней встречи в ложбине? Судя по твоим словам, ты уже тогда был не против остаться.
– Не знаю, – задумчиво произнeс Вангчук. – Это странное чувство свободы... Я никогда толком не мог его понять. Скажи, ты ни разу его не испытывала?
– Оно всегда жило во мне, – ответила Чинчу. – Просто чувство долга было сильнее.
Они добрались до ложбины и устроились в ней, чтобы уснуть навечно.
– Ты счастлива? – спросил Вангчук.
– Да, – сказала Чинчу. – Видишь эту звезду? Она светила нам, светила нашим детям и будет светить нашему внуку и его потомкам. И пока она будет светить, мы будем живы.
На рассвете звезда растаяла. И они уже этого не увидели. Помня наставления Вангчука, Дорджи помогал Дагане, стараясь передать сыну то, чему научился от отца. И Монгар с каждым днeм радовал его всe больше и больше. Но однажды на охоте Дорджи овладело странное чувство, которое повлекло его в противоположную от дома сторону. Почему-то ему захотелось добраться до горы, из-за которой пришла Дагана, и посмотреть, что находится за ней. И повинуясь этому чувству, он побежал вдоль реки, забираясь всe выше и выше. Добравшись до отвесного гладкого склона, он понял, что его не одолеет и решил перебраться через реку по торчащим из воды камням на другую сторону, где склон был более пологий и поросший небольшими деревцами и плотным кустарником. Он не заметил, как река вспухла и затопила камни. Поток снeс его с тропы и потащил вниз по течению. О том, чтобы выбраться на берег, нечего было и мечтать, и Дорджи поплыл, стараясь не захлебнуться. Вода прибывала не на шутку.
– Так тебе, дураку, и надо, – подумал он, с тоской вспомнив о Дагане и маленьком сыне.
Держаться на плаву становилось всe труднее, но Дорджи не сдавался. Внезапно с ним поравнялось дерево, и он инстинктивно уцепился за него.
– Не вздумай меня отпустить, – повелительно сказало дерево, – и попробуй на меня взобраться.
– Ты откуда взялось? – удивился Дорджи.
– Тебя пожалело. Без меня ты бы пропал.
– А ты что, меня знаешь? – ещe больше удивился Дорджи.
– Как же мне тебя не знать, – усмехнулось дерево, – ведь ты в моeм дупле родился. Жаль, что в нeм теперь полно воды, а то мог бы и сушeными грибочками полакомиться. Твоя матушка там всегда запасец хранила. Когда она ушла, я скучалo.
– Я до сих пор скучаю, – признался Дорджи.
Отдышавшись, он вскарабкался на толстый шершавый ствол и, распластавшись на нeм, поблагодарил судьбу за посланное спасение.Дупло действительно было полно воды, но Дорджи удалось выудить несколько размокших грибов, которые он с жадностью съел. Потом наступила ночь, и Дорджи от усталости на какое-то время забылся.
– Не спи, малыш, – разбудило его дерево, – во сне ты можешь с меня свалиться. Второй раз я тебя уже не спасу. И Дорджи стал ждать рассвета.
Утром он почувствовал, что сила бегущей воды начала ослабевать, но, осмотревшись, приуныл. Река разлилась так широко, что он едва разглядел еe берега. Правый берег однако медленно приближался, и скоро дерево застряло в густом тростнике.
– Иди, малыш, – подбодрило его дерево, – обо мне не беспокойся. Я свою жизнь почти прожило.
– Почему почти? – не понял Дорджи. – Что ты имеешь в виду?
– Мне осталось сгореть и принести людям тепло.
– А кто такие люди? – спросил Дорджи.
– Двуногие. Ты их, наверное, скоро увидишь.
– А почему им нужно тепло?
– У них нет такой шубы как у тебя. Иди и постарайся не делать больше глупостей.
– Разве свобода глупость? – растерялся Дорджи.
– Свобода – странное чувство. Если следовать ему с умом, можно обрести счастье самому и сделать счастливыми других. В противном случае свобода может обернуться полным безобразием.
– А ты было свободно?
– Я и теперь свободно, – ответило дерево, – и потому счастливо.
Дорджи попрощался с деревом и плюхнулся в воду. Ему скоро удалось выбраться на твeрдую почву, но он настолько обессилел, что не успев задаться вопросом – «где я?» – тут же заснул.
Разбудили его два голоса, негромко беседующие над его головой.
– Как ты думаешь, он живой или мeртвый? – спросил один.
– Раз дышит, значит живой, – отозвался второй.
– А он вправду дышит? – усомнился первый.
– Похоже, что да. Гляди, и глаза открыл.
Дорджи действительно открыл глаза и с удивлением обнаружил одетых в пeстрые рубахи двуногих особей со смуглой кожей и чeрными волосами.
– Ой, а он не укусит? – испуганно пробормотал первый, который был маленького роста.
– Не думаю, – ответил высокий, – хотя кто его знает. Он, наверное, голодный.
Тут Дорджи и впрямь почуял признаки голода и почему-то обрадовался.
– А что он ест? – опять проявил любопытство маленький.
– Бамбук, – со знанием дела пояснил высокий. – И ещe всякую мелкую живность. Нам он не угрожает.
– А как он сюда попал? Я раньше таких зверей не видел.
– Наверное, в реку упал, вот она его и притащила. Здесь они не водятся.
– Почему?
– Тут слишком жарко. Посмотри, какая у него шуба.
– Красивая. Папа, а можно, он с нами поживeт?
– Думаю, что нельзя. Это дикий зверeк. В неволе он погибнет.
– А что же мы будем с ним делать?
– Спросим у мистера Джонса, нашего ветеринара, – решительно ответил высокий, поднял Дорджи с земли и понeс прочь от реки. Сынишка засеменил следом.
Увидев Дорджи, мистер Джонс чрезвычайно удивился.
– Вот так находка, – заулыбался он, осматривая Дорджи, – хорош, хорош, ничего не скажешь. Молодой ещe, года два примерно. И здоров. Оголодал только. Ничего, подкормим, подсушим, будет как новенький.
– А дальше как быть? – спросил отец. – Bедь в деревне его не оставишь. Ради шкуры украсть могут.
Дорджи понял, что попал в Индию.
– Вы правы, Гопал, – посерьeзнел ветеринар. – Я позвоню в Калькутту, в зоопарк. Там главным ветеринаром мой коллега, мы с ним вместе учились. Думаю, что это наилучший вариант для вашего найдeныша. А пока суть да дело, я сам за ним присмотрю.
– А мне можно будет с ним поиграть? – нерешительно спросил сын.
– Если он будет не против, Каси, – прищурил глаз мистер Джонс.
– Приходи завтра.
Дорджи прожил у мистера Джонса неделю. За это время он отъелся и отдохнул, а, кроме того, подружился с Каси и его приятелями, которые приходили каждый день. Мистер Джонс поместил Дорджи в просторный вольер, где ему было вполне вольготно, а мелкая сетка надeжно защищала его от змей и других непрошеных гостей. С детьми он с удовольствием играл в мяч, но трогать себя не позволял, да они, к слову сказать, к этому и не стремились, видимо, получив соответствующие наставления от ветеринара. И когда за ним пришли люди из Калькутты, Дорджи стало жалко расставаться и с мистером Джонсом, и с другими обитателями деревни, которые были к нему так добры.Мистер Джонс почувствовал это и, прощаясь, сказал:
– Не беспокойся, малыш, теперь у тебя будет совсем другая жизнь, и она будет не хуже той, которую ты вeл на свободе. В Калькутте Дорджи пробыл недолго. После карантина он был посажен в самолeт и отправлен в вашингтонский зоопарк. Перелeт Дорджи проспал, а когда проснулся, сразу почувствовал неудобство. Мордочку что-то крепко стягивало, да и лапы были перевязаны лентами, хотя, впрочем, он мог ими шевелить. Он лежал на большом столе в центре светлой комнаты, а вокруг столпились незнакомые двуногие в халатах и чепчиках.
– Ну, кажется, отходит от снотворного, – радостно произнес румяный с бородкой.
– Симпатичный какой, – отозвалась высокая белозубаяшатенка.
– Давайте наконец с него намордник снимем, – сердито сказал тeмнолицый, но совсем не похожий на индуса.
– Тогда его покормить сразу надо, а то ещe огрызаться начнлт, – посоветовала изящная маленькая женщина с раскосыми глазами.
– Вот мы тебе, Линг, кормeжку и доверим, – улыбнулся румяный, – глядишь, твой язык он тоже лучше понимает.
– Сомневаюсь, – ответила Линг, – он ведь дикий и, скорее всего, из Бутана, а не Китая.
– А может, из Тибета, – внeс своe предположение тeмнолицый, снимая с Дорджи намордник.
Дорджи с наслаждением зевнул.
Сначала его напоили водой, а потом поставили перед ним небольшую миску со свежим мясом. Дорджи с интересом втянул в себя незнакомый запах.
– Попробуй, – подбодрила его Линг, – тебе должно понравиться.
Дорджи попробовал и посмотрел на Линг с благодарностью.
– Похоже, мы подружимся, – с удовлетворением произнесла Линг.
– Странно, что он вообще нас не боится, – протянул тeмнолицый.
– Его случайно не приручили? Как ты думаешь, Энрике?
– Судя по биографии, отнюдь, – заметил румяный. – Скорее наоборот. Просто люди, с которыми он столкнулся, не сделали ему ничего плохого. И потому он и нам доверяет.
– Бедный, – вздохнула белозубая. – Каково ему будет теперь, после свободы?
– Что ты переживаешь, Саша? – рассмеялся тeмнолицый. – Привыкнет. Свобода, как известно, осознанная необходимость.
– Опять Маркса начитался? – фыркнула Саша. – Ну и как ты еe понимаешь?
–Жить в обществе и быть свободным от общества нельзя, – продекламировал тeмнолицый, – надо следовать его законам.
– Закон закону рознь. Следуя твоей логике, рабы в рабовладельческом обществе должны были осознавать необходимость быть рабами и потому были свободны. Но вся история опровергает этот постулат. За примером далеко ходить не надо. Вы же до сих пор, через полтора века после отмены рабовладения в Америке, не можете успокоиться. А о своей бывшей стране я вообще молчу.
– А как ты понимаешь свободу? – спросил тeмнолицый.
– Как свободу выбора. Знаешь, в старых русских сказках описывается такая ситуация: стоит витязь на перепутье трeх дорог. И стрелки указывают, что его на какой дороге ждeт. И он волен выбрать: то ли по гладкой дорожке идти, то ли по тернистой. Ну и награда соответствующая. Если сдюжишь. Так вот, в моей стране, которая по указке Маркса за всеобщим счастьем погналась, нас этой свободы и лишили. И рабский труд узаконили. В точном соответствии с его теорией.
– Ты что? – не поверил тeмнолицый. – В Манифесте как раз про освобождение от цепей написано.
– А ты кроме Манифеста что-нибудь читал?
– Нет, – признался тeмнолицый.
– Вот и почитай для начала, а потом поговорим, – отрезала Саша. – Получили свободу на халяву, потому и не цените. Вас бы в Союз годика этак на три, вплавь бы через Атлантику почесали. И акул бы не побоялись.
– Ну ты даeшь, – изумился тeмнолицый. – Союза-то уже двадцать лет как нет.
– Тогда в Северную Корею поезжай. Там тебя живо голодным собачкам скормят, если вякать начнeшь. – Не надо так мрачно шутить, Саша, – рассмеялся Бенджи. – А я не шучу, – нахмурилась Саша. – Ты сегодня утром новости смотрел? Какую казнь наследный правитель родному дядюшке уготовил? – Да оставь ты Бенджи в покое, – вступилась за тeмнолицего Линг. – Он ведь никогда не задавался вопросом: почему из коммунистического рая бежали, а туда никто не стремился.
– Не помешало бы задаться, – рассердилась Саша, – а то заглотал три страницы лозунгов и думает, что получил путеводитель ко всеобщему счастью. Лучше бы булгаковское «Собачье сердце» прочитал.
– «Собачье сердце» – прекрасная вещь, – встрял в разговор Энрике, – самое интересное, что она до сих пор не потеряла актуальности, хотя написана почти сто лет назад. У меня она есть, и в оригинале, и в английском переводе. Если хочешь, принесу.
– Спасибо, – растерялся Бенджи, – а откуда ты это знаешь?
– Я на Кубе родился, – спокойно ответил Энрике, – а в Москве учился. Кончайте базар, ребята, а то мы совсем забыли о нашем подопечном.
– А он, кажется, не скучает, – улыбнулась Линг.
Дорджи и впрямь не скучал. Доев мясо и услышав слово «свобода», он устроился на столе, насколько позволяли повязки, как можно удобнее, с интересом прислушиваясь к разговору двуногих. И когда по команде Энрике все разом повернулись к нему, он про себя посетовал, что они прервали его на самом интересном месте.
– Шанта ему наверняка обрадуется, – сказала Саша.
– Да уж, – подтвердил Бенджи, – сколько она одна кукует?
– Два месяца, – сказал Энрике, – послушайте, надо же нашему красавцу имя дать.
– Принц, – предложила Линг.
– В Америке титулы отменены, – пошутил Бенджи.
– Лис, – обрадовалась Саша, – он здорово на Лиса из «Маленького принца» смахивает.
– У меня есть идея, – осклабился Энрике, – у него же совершенно необычный цвет, как солнце на закате. Давайте назовем его Рави.
– Звучит неплохо, – согласилась Саша, – а что значит Рави?
– Солнце на хинди, – пояснил Энрике.
– А как в Бутане солнце называют, ты не знаешь? – поддразнил его Бенджи.
– Не знаю, – вздохнул Энрике.
– Возражения будут? – спросила Саша.
– С моей стороны не будет, – ответила Линг и подмигнула Дорджи.
– Ну вот, малыш, теперь ты уже не безымянный подкидыш, а полноправный член нашего зоокомьюнити, – подытожил Бенджи. Дорджи хотел сказать, что у него уже есть имя, но у него не получилось, и тогда он решил, что третье имя ему не помешает, ведь и король, в честь которого его назвали, имел их не меньше. После чего он спокойно дал снять с себя повязки, зашeл в предложенную ему походную клетку и через несколько минут оказался в глубоком, обсаженном бамбуком каньоне со скалистыми стенами, тремя ветвистыми деревьями, между которыми были перекинуты плетeные мостики, и текущим посередине ручьeм. На одном из деревьев сидела прелестная особь в пушистойшубке цвета ржавчины.– Шанта, – позвала ее Линг, – иди знакомиться. Это Рави. Шанта лениво повела плечами, обернулась и неторопливо начала спускаться.
– Не воображай, – усмехнулась Линг, – а ты, – обратилась она к Дорджи, – не тушуйся. Завершив напутствие, она открыла клетку, и Дорджи оказался лицом к лицу с Шантой. Линг ещe какое-то время постояла рядом и, убедившись, что драки не предвидится, забрала клетку и ушла, заперев за собой калитку. Дорджи и Шанта остались сидеть напротив друг друга. Первой нарушила молчание Шанта.
– Ты откуда? – спросила она.
– Из Бутана, – скромно ответил Дорджи.
– А где это? – округлила глаза Шанта. – Я про такую страну не слышала.
– Между Индией и Китаем, – пояснил Дорджи, – а ты?
– Я из Калифорнии, из Сан-Диего.
– А это где? – в свою очередь спросил Дорджи.
– На западном берегу Соединeнных Штатов.
– А разве там панды водятся? – удивился Дорджи.
– Только в зоопарках. Я в зоопарке родилась. А моя мама индийская.
– Я тоже в Индии побывал, – сказал Дорджи. – В Калькутте.
– А Индия далеко? – спросила Шанта.
– Не знаю, – признался Дорджи. – Наверное, далеко.
– Мне бы хотелось там побывать, – мечтательно произнесла Шанта. – Мама столько интересного рассказывала.
– А я бы хотел домой вернуться, – вздохнул Дорджи. – Там так красиво. И такой простор, не то что в этом загоне.
– Расслабься, – посоветовала Шанта, – не такой уж он и маленький. Зато тут спокойно. И сытно.
– Да уж, – согласился Дорджи, – накормили на славу. И что, так каждый день?
– А ты как думал? – усмехнулась Шанта. – Так тебя Рави зовут или ещe как?
– Вообще-то Дорджи. Дорджи Вангчук. Рави меня здесь назвали.
– А как ты хочешь, чтобы тебя звала я? Дорджи задумался. Он понимал, что отныне в зоопарке его будут звать Рави, но расставаться со своим, данным ему при рождении именем не собирался. И он обрадовался, когда Шанта, как будто угадав его мысли, сказала:
– Пускай они зовут тебя как хотят. А мне нравится Дорджи. И Дорджи погладил еe лапу в знак согласия. Дни побежали своим чередом. Дорджи понемногу осваивался со своей новой жизнью, но всe-таки не мог свыкнуться с ней до конца. Дома он привык заботиться о себе сам и потому был ни от кого не зависим, а здесь о нeм заботились другие, и это тяготило его. Хотя со стороны могло показаться, что всe складывалось как нельзя лучше: жизненного пространства хватало, еду поставляли вовремя и в достаточном количестве, каньон регулярно убирали. Да и к Шанте он привязывался всe больше и больше. Она была на удивление ровна, терпелива и понимала его как никто. И он в конце концов понял, что любит еe. Он не забыл Дагану, но любовь к Шанте была другой. Может быть, он повзрослел, а может, это было что-то ещe, чего он не мог объяснить, но ему хотелсь иметь от неe детей и воспитывать их самому. ЗаМонгара он был спокоен. Тот уже вырос и теперь стал полноправным хозяином доставшемуся ему владения. В отце он больше не нуждался.
Дорджи любил разговаривать с Шантой. В чeм-то она была намного осведомлeннее его, но никогда не показывала своего превосходства. Одновременно она с удовольствием внимала его рассказам о том, чего не знала сама и не уставала задавать массу вопросов. Больше всего им нравилось сидеть на дереве и наблюдать за двуногими, которые приходили в зоопарк. В хорошую погоду они толпились у барьера, щeлкая фотоаппаратами и громко обсуждая достоинства и недостатки малой панды. Достоинства превалировали. Вскоре Шанта и Дорджи стали отличать завсегдатаев. Их было немного, но они появлялись почти каждый день. Иногда они задерживались у барьера, иногда проходили или пробегали мимо. Шанте и Дорджи приглянулась одна пара: мало того, что они всегда улыбались, они всякий раз останавливались и заговаривали с ними и попутно веселили малышей шутками и прибаутками.
– Как ты думаешь, у них есть дети? – однажды спросил Дорджи.
– Думаю, что да, – отозвалсь Шанта, – но далеко.
– Почему?
– Они скучают и отыгрываются на других. –Жалко, что мы не можем с ними поговорить, – раздумчиво произнeс Дорджи, – они ведь нас не понимают.
– Напрасно ты так думаешь, – лукаво отозваласьШанта. – Иначе они бы к тебе не обращались.
– Ладно, – согласился Дорджи, – в следующий раз попробую. Следующего раза пришлось ждать добрую неделю, в течение которой шли проливные дожди, и в зоопарке, кроме волонтeров и полицейских, вообще никого не было. Наконец асфальт подсох, и в каньоне напротив выползли на солнышко речные выдры.
– Привет, – крикнул, обращаясь к Дорджи, вожак по имени Брук,
– сегодня точно дирижeр придeт!
– Какой дирижeр? – не понял Дорджи.
– А что, ты его никогда не видел? – удивился Брук. – Советую посмотреть. Получишь удовольствие. Не меньшее, чем мы. Заинтригованный Дорджи позвал Шанту, и они заняли самый удобный наблюдательный пункт на верхнем суку ближайшего к выдрам дерева.
Через некоторое время в зоопарке появились первые посетители.
– Смотри, – сказала Шанта, – наша пара идeт, и с ними малыш! Дорджи сразу обратил на него внимание. Малыш весело подпрыгивал, вертел головой во все стороны, но при этом крепко держался за руки взрослых. Из-под синей кепки выбивались золотые кудри.
– Откуда он взялся? – удивился Дорджи. – Они раньше одни приходили.
– Наверное, в гости приехал, – предположила Шанта.
Пара с малышом остановилась у каньона с выдрами, которые тут же выстроились в ряд на каменном барьере.
– Дедушка, а они петь умеют? – спросил малыш.
– Петь вряд ли, а вот подпевать... – Дед отломил тростинку и стал дирижировать, напевая мелодию из популярного телешоу. Выдры охотно попискивали и плавно покачивались в такт напеву. Малыш засмеялся и захлопал в ладошки. Вместе с ним захлопали и остальные собравшиеся у каньона зрители.
Песня закончилась, дед поблагодарил выдр, и они, поклонившись напоследок, разбежались. Весeлая толпа обратила свои взоры на малых панд. А Шанта и Дорджи с новым интересом смотрели на деда, который рассказывал внуку и всем собравшимся историю их самих.
– Откуда он всe это знает? – спросил Дорджи у Шанты.
– Судя по всему, прислушивался к нашим беседам, иначе и быть не может, – заключила Шанта, – а чего он вдруг заговорил о свободе? Дорджи не ответил. Дед увлечeнно говорил о том, что чувство свободы живeт в каждом существе и не умирает никогда, даже в тюремной камере. А уж в клетках зоопарка тем более. За исключением тех, кто вообще не имеет о нeм понятия.
– И я уверен, что этот симпатяга Рави только и мечтает о том, чтобы удрать. К сожалению, бежать ему некуда. В городе он жить не сможет.
– Почему? – удивился малыш. – Ведь мы живeм.
Окружающие рассмеялись, а дед, наклонившись к внуку, сказал:
– Пойдeм, я тебе по дороге объясню.
– Ты действительно мечтаешь о побеге? – недоверчиво осведомиласьШанта у Дорджи, глядя вслед удаляющейся паре с внуком.
– Не просто мечтаю, а планирую, – насупился Дорджи.
– Ну и куда ты пойдeшь? – насмешливо спросила Шанта.
– Домой, куда же ещe, – обиделся Дорджи.
– Ты хоть соображаешь, где твой бывший дом? Он же на другом конце света!
– Всe равно убегу, – упрямо заявил Дорджи.
– Ну и дурак, –Шанта зевнула и растянулась на плетeном мостике, – и чего тебе не хватает?
– Не знаю, – вздохнул Дорджи, – наверное, той самой свободы. Шанта не отозвалась. Она спала. Дорджи примостился рядом и тоже задремал. Он понимал, что обидел Шанту, сказав ей о побеге, но ничего поделать с собой не мог. Чувство, которое когда-то погнало его прочь от Даганы, овладело им и сейчас, и он знал, что уже ничто не сможет его остановить, пускай в конечном счeте он потерпит очередное фиаско.
Скрипнула калитка, и в каньоне появились Линг и Саша с полными мисками мяса и свежесрезанными стеблями бамбука.
– Эй, лежебоки, – крикнула Саша, – кушать подано!
Шанта открыла глаза и, выгнув спину, стала медленно спускаться к месту кормeжки. Дорджи остался лежать. Есть не хотелось, на душе скребли кошки.
Рядом возникла Линг.
– Ты чего такой смурной? – поинтересовалась она. – Hе заболел?
– Да дрыхнет он, – рассмеялась Саша. – Солнышко припекло, вот его и разморило.
– Тебе не кажется, что этот бамбук слишком низко нависает? – спросила Линг у Саши. – И здорово загустел.
– Ты права, надо бы его проредить, – констатировала Саша, – а нависает от влаги. Ведь всю неделю лило как из ведра.
– Надо Бенджи сказать, чтобы с топориком пришeл. И всe-таки, Саша, сдаeтся мне, что наш красавец что-то замышляет.
– Не бери в голову, Линг. Пойдeм, нам еще больших панд кормить.
Дорджи приоткрыл один глаз, увидел написанную на лице Линг тревогу и притворился спящим.
Калитка захлопнулась. Дорджи мысленно поблагодарил обеих женщин за подсказку. Теперь оставалось ждать сумерек и надеяться, что Бенджи с топором до завтра не появится.
– А подкрепиться не мешает, – сам себе сказал Дорджи и принялся уплетать бамбук.
Шанта, видимо, обиделась не на шутку, потому как, закончив трапезу, забралась в гнездо и носу более не казала. Дорджи был скорее рад этому, поскольку дальнейших объяснений попросту боялся. А так уже ничто не мешало ему обмозговать план побега в деталях.
Бамбук нависал над каменной стеной с двух сторон. Главная трудность заключалась в том, чтобы, уцепившись за него, не задеть натянутой по периметру стены проволоки, по которой бежал электрический ток. Про проволоку ему рассказалаШанта. С одной стороны стена была ниже, а бамбук выше, и Дорджи сообразил, что выбираться отсюда будет намного проще. И когда стемнело, он залез на дерево и прыгнул. Бамбук прогнулся. Дорджи закачался на нeм, но удержался, и, перемахнув через стену, спустился на круто уходящую вниз дорожку, плотно обсаженную кустами и скупо освещаемую редкими фонариками. Недолго думая, он побежал по ней. Впереди, в прогале, вставала луна. Дорджи выскочил на поляну и остановился как вкопанный.
На поляне танцевало маленькое деревце. У него было две ноги, а его аккуратная воздушная крона напоминала балетную пачку. Ноги выделывали умопомрачительные пируэты и батманы, и Дорджи невольно залюбовался ими, вспомнив однажды подсмотренный по телевизору балет на вилле у мистера Джонса. Деревце, судя по всему, заметило Дорджи, потому что докрутило фуэте и присело в реверансе.
– Ты как сюда попал? – строго спросило деревце. – Тут ночью только дикие олени гуляют.
– Сбежал, – с вызовом ответил Дорджи, – а ты?
– Я тут живу, – с достоинством сказало деревце, – вон за тем мостиком налево.
– А сюда танцевать ходишь? – догадался Дорджи.
– Ага, тут свободно, есть где развернуться.
– И что, ты каждую ночь танцуешь?
– Конечно. Только когда снег, пропускаю.
– А тут часто снег бывает? – поинтересовался Дорджи.
– Редко. Раза два за зиму, в лучшем случае. –Жалко, я снег люблю.
– Я тоже, – призналось деревце. – Хотя на нeм нельзя танцевать, но зато можно выспаться, как под одеялом.
– А разве без снега ты не высыпаешься?
– Куда там! – встряхнуло кроной деревце. – Днeм посетители галдят, а вечером ноги сами в пляс пускаются. Только на рассвете и вздремнeшь.
– Тебя что, заколдовали?
– Как тебе сказать? Скорее, расколдовали. Мне всегда танцевать хотелось. И я всем об этом рассказывало. Но я к земле было притачено. И однажды тут такая симпатичная пара прогуливалась, они возле меня остановились и вдруг один из них, кажется он, сказал: «гляди, это же танцующее деревце!» И тогда она засмеялась и добавила: «и ноги в третьей позиции; наверное, по ночам на площадку бегает!»
– Стало быть, они тебя услышали.
– Наверное. И вот вечером мои ноги оторвались от земли и понесли меня на эту площадку. А утром я вернулось на место. И с тех пор так и повелось.
– Мне кажется, я эту пару знаю, – сказал Дорджи. – Они сегодня с внуком приходили.
– Который в синей кепке? С золотыми кудряшками?
– Точно.
– Он со мной танцевать хотел, за ногу меня дeргал. А потом с бабушкой кружился.
– Скажи мне, ты довольно? – спросил Дорджи. – Не жалеешь, что тебя расколдовали?
– Разве можно жалеть о подаренной тебе свободе? – изумилось деревце.
– А совсем убежать тебе не хочется?
– Нет. Если я не вернусь к своим корням, я зачахну и умру. От них нельзя отрываться насовсем. Разговор Дорджи с деревцем прервали два оленя, которые стремительно выбежали на площадку и, завидев Дорджи, тут же шарахнулись в сторону.
– Не бойтесь, я вас не обижу, – сказал Дорджи, – вы тут на свободе бегаете, может быть, подскажете мне дорогу.
– А куда ты хочешь бежать? – спросил один из оленей.
– Подальше от зоопарка.
– Есть три варианта, – важно начал олень. – Первый – пойти в лес и жить там. Второй – пойти в нижний город. Третий – пойти в верхний город. Ты чем питаешься?
– Бамбуком. И ещe мясом.
– Бамбук растeт только в зоопарке. И немного можно найти в городе. В лесу его нет. А по части мяса я не специалист.
– А какая разница между верхним и нижним городом? – спросил Дорджи.
– Трудно сказать. Просто там живут разные люди. И дома разные. Мы туда не ходим.
– Почему?
– Да нас не особо жалуют. В верхнем городе легко в западню попасть, а в нижнем и пулю схлопотать можно.
– А как до леса добраться?
– Беги вниз. Как до речки добежишь, лес по обе стороны тянется. Хочешь направо, хочешь налево. А нижний город прямо, через мост.
– А где верхний? – на всякий случай спросил Дорджи.
– По эту сторону речки. За зоопарком.
Дорджи поблагодарил оленя, попрощался с деревцем и пустился в путь. Ему вспомнились слова из Сашиной сказки о трeх дорогах. Увы, стрелок с начертанной на них судьбой он не обнаружил. И сначала решил пойти в нижний город.
«Как хорошо, что все спят, никто меня не заметит», – думал Дорджи, легко сбегая по широкой дорожке мимо пустых вольеров и закрытых павильонов, – «и всe-таки интересно, почему дед сказал, что мне в городе не выжить?»
Вдруг в низине он услышал протяжный вой и невольно вздрогнул. За проволочной сеткой сидел белый волк. Морда его была обращена к взошедшей луне. Выл волк самозабвенно и вдохновенно, делая короткие паузы и как бы прислушиваясь к тому, соблюдает ли он выбранный им темп и тональность. Дорджи не удержался и подбежал поближе. Волк слегка повернул голову и, сделав очередную паузу, с любопытством спросил:
– Куда бежишь, рыжик?
– На свободу, – ответил Дорджи.
– Кабы не сетка, я бы с тобой побежал, – вздохнул волк, – надоело мне тут. А как ты выбрался?
– Бамбук помог. И ещe дождь. А ты зачем воешь?
– Завоешь тут от тоски. И от одиночества. Мне так подруги не хватает. Особенно когда полная луна. Ты ведь, небось, тоже от одиночества сбежал.
– Да нет, от Шанты. Хотя я еe люблю.
– Так ты гульнуть решил? Впрочем, с кем не бывает.
– Ты меня не понял. Я домой хочу.
– Дом строят вместе с той, кого любишь. Ты же любишь Шанту? Значит, и надо строить дом здесь. Если бы у меня была любимая, я бы и выть перестал. На твоeм месте я бы вернулся.
Волк облизался, снова повернул голову к луне и завыл. Дорджи на минуту задумался над его советом, но не последовал ему и снова побежал вниз. Завидев серебрящуюся в лунном свете речку, он было прибавил ходу, но вместо этого задержался у каменного парапета. Его внимание привлeк тeмный обьект на пригорке, который при приближении Дорджи зашевелился. Дорджи с опаской подошел к парапету, но разглядев, что от парапета пригорок отделяет глубокий ров, осмелел и крикнул:
– Ты кто?
Объект неуклюже подобрался к краю рва и неожиданно тонким голосом сказал:
– Я очковый медведь. Вернее, медвежонок. Я маленький. Меня Укуку зовут.
– Очковый медведь? – усомнился Дорджи. – Я про очковую змею знаю, а про медведя нет.
– А я про очковую змею не слышал, – сказал медвежонок. – Она очень опасная?
– Очень, только ты не бойся, они здесь не водятся. А ты сам откуда?
– Я тутошний. А мои родители андейские.
– Почему ты не спишь?
– А ты почему не спишь? – вместо ответа спросил медвежонок. – И почему разгуливаешь? Ты что, дикий? Как олени?
– Мы все дикие, – пояснил Дорджи. – Просто олени свободные, а нас в клетки посадили.
– Зачем? – не понял медвежонок.
– Говорят, для сохранности вида. На воле нас, дескать, всякие опасности подстерегают, поэтому мы и исчезаем. Если так будет продолжаться, то двуногие скоро нас всех переловят, по зоопаркам расселят и будут гордиться, что сохранили нам жизнь и продолжение рода. Лучше бы сохранили нам нормальную среду обитания. А не отнимали то, что у нас есть.
– Значит, маму тоже отнять могут? – испугался медвежонок. – Я так не хочу.
– Не волнуйся, твою маму у тебя не отнимут, – заверил медвежонка Дорджи, – иди спать, поздно уже.
– Ты приходи ещe, – попросил медвежонок. – С тобой интересно.
– Постараюсь, – сказал Дорджи, – но не обещаю.
Ему вдруг стало жалко расставаться с Укуку. Он был смешной и трогательный одновременно, и Дорджи подумал, что было бы здорово, если бы обитатели зоопарка могли между собой общаться, хотя бы изредка. Ведь сидя в своeм каньоне, он был фактически обречeн на общение с однойШантой, не считая выдр и служителей зоопарка. Для двуногих посетителей он был ничем иным как объектом созерцания, не более. За исключением той самой пары, которая проявляла к зверушкам неподдельный интерес. Но луна уже стояла высоко, и Дорджи почуял, что перевалило за полночь. Надо было спешить. Он попрощался с медвежонком, перебежал через мост и попал в нижний город. Петляющая между невысоких, прилепившихся друг к другу тeмных домов улочка вывела его на перекрeсток, в центре которого расположилась бензозаправочная станция. Отсюда лучами расходились другие улицы с большими домами, ресторанами и магазинами, пестрящими яркой рекламой. Здесь было довольно многолюдно. Мимо проносились мотоциклисты и редкие машины.
Дорджи растерялся. С одной стороны, его снедало любопытство, с другой – обуял страх вторжения в это незнакомое сообщество. Переливающиеся огни слепили глаза, рeв мотоциклов терзал уши, перебежать на другую сторону улицы – и то казалось невозможным без риска попасть под колeса автомобиля.
К нему приближалась компания двуногих весьма странного вида. Полуспущенные штаны едва держались на тощих бeдрах. В голых пупках блестели серебряные кольца. Надетые задом наперeд бейсболки покоились на длинных спутанных лохмах. Двуногие громко хохотали и приплясывали.
Внезапный пинок впечатал Дорджи в мусорный бачок, к несчастью оказавшийся у него за спиной.
– И развелось же здесь этих енотов, – с ненавистью сказал тот, кто пнул Дорджи.
– Да разве это енот? – недоверчиво осведомился другой, в зелeных кроссовках на босу ногу с волочащимися по асфальту шнурками, – мне кажется, это лиса. Еноты рыжими не бывают.
– Больно ты умный, – загоготал третий, с реденькой бородкой, – откуда здесь лисе взяться?
– Как откуда? Из лесу.
– Ладно, дурни, пошли дальше, кажись, я его здорово припечатал, – похвалился первый. – Может, добить, чтоб не мучился? Дорджи, лежавший неподвижно в надежде, что его оставят в покое, при этих словах с быстротой молнии скользнул в тeмный проулок и забился под ближайший куст.
– А он, право, не промах, – засмеялся второй, – как он тебя провeл, Начо!
– Каждая тварь жить хочет, – заключил третий и, хлопнув по плечу первого, потащил его прочь.
Дорджи понял, что опасность миновала и перевeл дух. Плечо от пинка саднило, но боль была тупой и терпимой. Кости не пострадали. Но идти в город расхотелось. Эти двуногие были не такие, каких он видел в зоопарке, и ему стало грустно. За что его ударил тот, которого звали Начо? Принял его за кого-то другого? Или просто от нечего делать? И Дорджи решил идти в лес.
Он спустился вниз по той же самой улочке, пересeк мост и побежал направо вдоль речки. Вскоре его нагнал знакомый олень.
– Ну как тебе нижний город? – спросил олень. – Похоже, тебе там не понравилось.
– Не очень, – признался Дорджи. – Чуть не прибили, ни за что, ни про что. И одеты не по-людски:штаны мостовую подметают, того и гляди спадут.
– Теперь понимаешь, почему мы туда не ходим?
– Да уж. А до настоящего леса далеко?
– Нет. Как этот забор зоопарка кончится, так и лес. Но ты в него не углубляйся. Иначе с голоду помрeшь. Я тебя насчeт бамбука предупредил.
Олень умчался в темноту, а Дорджи потихоньку дотрусил до конца забора и, с трудом забравшись на первое попавшееся дерево
– плечо болело всe сильнее – постарался устроиться поудобнее и заснуть. Надо было набраться сил на завтра. Разбудили его голоса и стук мяча. Открыв глаза, Дорджи увидел перед собой большую поляну, на которой ребятишки играли в футбол. Поодаль над железной жаровней поднимался дымок и обольстительно пахло мясом. Вокруг жаровни толпились взрослые двуногие с пластиковыми стаканчиками в руках.
Глядя на ребятишек, Дорджи вспомнил как играл в мяч с индийскими детьми, и ему захотелось немедленно спуститься с дерева и присоединиться к ним. Одновременно он почуял голод, но приближаться к двуногим после печального опыта в городе не рискнул. Возле забора он углядел молодую поросль бамбука и решил пробраться туда незамеченным и позавтракать. Это ему удалось, но как быть дальше? Оглядевшись, он увидел узкую тропинку, вьющуюся вдоль поляны и круто уходящую в поросшую лесом горку, и пошeл по ней. Бежать не давало плечо. И тут навстречу ему выскочил внушительного размера пeс. Дорджи инстинктивно застыл.
Как ни странно, пeс не залаял, а тоже остановился и посмотрел на него с любопытством. У пса были длинные висячие уши и золотистая шерсть.
– Дай мне пройти, – попросил Дорджи.
– А почему ты не убегаешь? – поинтересовался пeс. – Oт меня почему-то все шарахаются, и олени, и белки.
– Я не могу, – пожаловался Дорджи. –Меня вчера двуногие побили.
– Меня мои бывшие хозяева тоже били, – свесил язык пeс, – я от них сбежал, потом в приюте жил. А потом меня усыновили. Вон мой новый хозяин идeт. Он хороший. Он тебя не тронет.
– Чиппи, – позвал хозяин, – ты куда делся?
– Я, пожалуй, пойду, – сказал Чиппи, – а тебе счастливо. Дорджи глазами проводил Чиппи и его хозяина, которые свернули с тропинки и пошли напрямик к поляне, и побрeл дальше. Тропинка вскоре вывела его к большому дому, за которым проглядывала улица со снующими по ней машинами. И он, увидев, что дальше идти некуда, развернулся и засеменил обратно. Народу на поляне прибавилось. Теперь уже жаровни дымились в нескольких местах, три пары перекидывались летающими тарелками фрисби, а к играющим в мяч ребятишкам присоединился Чиппи. Ближайшая к Дорджи группа двуногих что-то оживленно обсуждала, и ему вдруг послышалось – «Рави».
Дорджи не успел задуматься над тем, почему они назвали его по имени, как к нему подкатился мяч и следом за мячом подбежал Чиппи.
– Как, ты ещe здесь? – выдохнул Чиппи. – Я думал, ты в верхний город навострился.
– Да там нечего делать, – сказал Дорджи, – и машин много. Улицу – и ту не перейти.
– Почему? На светофоре можно. Когда зелeный свет зажигается.
– Правда? – удивился Дорджи. – Я не знал.
– Впрочем, хорошо, что ты вернулся. Здесь спрятаться легче. Особенно если тебя ищут.
– Ищут? Кто?
– Все. Полиция, рейнджеры, волонтeры. Ты ведь Рави?
– Вроде того. На самом деле я Дорджи.
– Ага, как и я Чиппи. Сначала я был Бад. Но мне Чиппи больше нравится.
– А мне Дорджи.
– Подожди, я им сейчас мяч отдам и вернусь, – сказал Чиппи. – Ты, наверное, голодный? Хочешь, я тебя мяса принесу?
– Хочу.
Чиппи уткнулся носом в мяч и покатил его навстречу ребятишкам. Потом он побежал к хозяину и завилял хвостом. Хозяин положил ему в пасть кусок мяса, который Чиппи тут же доставил Дорджи.
– Вот, – сказал он, положив мясо на траву, – ешь.
– Спасибо, – поблагодарил Дорджи и принялся за еду. Закончив трапезу, он утeр лапкой мордочку и спросил Чиппи:
– Ты не знаешь места поспокойнее? Мне бы не хотелось никому на глаза попасться.
– А ты не хочешь в зоопарк вернуться? – спросил Чиппи. – В лесу тебе туго придeтся.
– Не пойму, – признался Дорджи, – в своeм лесу я прекрасно себя чувствовал. А в этом почему-то не получается.Может быть потому, что он не такой просторный?
– Мне кажется, причина не в этом, – подумав, сказал Чиппи, – а в том, что тот лес был тебе родной и знакомый, а этот чужой, и все, кто здесь живeт, тебе чужие. Ты, конечно, можешь со временем с ними познакомиться и даже подружиться, но себе подобной точно не найдeшь, разве что Шанта последует твоему примеру.
– Она не последует. Родившиеся в зоопарке свободы не ищут. Они не знают, что это такое.
– Я думаю, ты не совсем прав. Чувство свободы живeт в каждом из нас. Но зоопарк для родившихся в нeм – их дом, так же, как для тебя был твой лес. Счастье не в размерах пространства, а в том, насколько тебе в этом пространстве комфортно. Знаешь, у моих первых хозяев был огромный дом с большим участком и бассейном, а мне там жилось как в тюрьме.
– А у этого? – перебил Дорджи.
– У этого маленькая квартира-студия в том доме, который ты видел. И там я чувствую себя совершенно свободным. И счастливым. Дорджи вспомнил спасшее его дерево, которое тоже чувствовало себя свободным и счастливым, несмотря на то, что простояло всю жизнь на одном месте.
– Знаешь, что меня больше всего напрягает? – продолжал Дорджи, – что за меня всe решают. Такая беззаботная жизнь на всeм готовом. С ума сойти можно.
– Тут я, пожалуй, с тобой согласился бы, не будь я другом человека. Без него мне не выжить. Но свободу самовыражения я всeтаки имею. И ты постарайся обратить своe новое положение себе во благо.
– Как?
– Я тебе лучше интересную историю расскажу. Вчера по телевизору видел. Одна японская семья спасла пингвина, когда тот в рыболовных сетях запутался, и выходила. Но когда они собрались отпустить его на свободу, он предпочeл остаться. И с тех пор так с ними и живeт. Между прочим, сам в магазин за рыбой ходит. С рюкзачком. Я бы тоже ходил. Но меня в магазин не пускают.
– Похоже, что японцы нашего брата лучше понимают.
– Да уж, не чета большинству здешних. Ладно, если хочешь ещe поскитаться, я тебя провожу, – предложил Чиппи. – Есть тут одна заброшенная дорога из нижнего города в верхний, по ней почти никто не ходит. Там спокойно. По крайней мере никто не помешает тебе обдумать своe будущее.
– А тебя твой хозяин не хватится? – на всякий случай спросил Дорджи.
– Будем надеяться, что пока он веселится с друзьями, я успею вернуться.
Чиппи довeл Дорджи до развилки и показал куда идти. Дорога и впрямь выглядела заброшенной. Поперeк лежали поваленные деревья, растрескавшийся асфальт устилали мeртвые листья. Вдоль дороги шипел узкий ручей, с трудом просачиваясь сквозь нагромождение камней и веток. Здесь они расстались. Чиппи побежал к хозяину, а Дорджи стал неторопливо подниматься в гору. Чувствовал он себя неуютно. С наступлением сумерек дорога казалась ещe мрачнее и враждебнее. Он опять вспомнил дерево, советовавшее ему не делать больше глупостей, и его охватила тоска по Шанте, по их гнезду, где им было так хорошо вдвоeм, по выдрам, которые с радостью делили с ним ожидание своего «дирижeра» и даже по той весeлой паре, которая приходила в зоопарк почти каждый день. Ведь он, судя по всему, дарил им кусочек счастья – почему же он не мог быть счастлив сам? Или не хотел этого понять?
Спускалась ночь. Дорджи начал подумывать о ночлеге, как почуял, что он на дороге не один. Впереди замаячили неясные силуэты двуногих. Внезапно темноту прошили острые лучи фонарей, и кто-то громко крикнул: «вот он»!
Откуда у него взялись силы, он сообразить не успел. Но в мгновение ока он перепрыгнул через ручей, взобрался по крутому бугристому склону и нырнул в словно по заказу открывшуюся дверь гаража, которая тут же за ним захлопнулась и укрыла его от преследователей. Дорджи с трудом перевeл дыхание. Гараж был большой и светлый, машины чинно стояли в отведeнных им местах, обозначенных белыми полосами. Перед одной из них, у стены, стояла детская прогулочная коляска с чем-то клетчатым и мягким. Усталость давала себя знать. Дорджи забрался в коляску и тут же уснул.
Ему приснился золотоволосый малыш. Он стоял над коляской и, приложив палец к губам, заговорщицки улыбался.
– Фердинанд, – позвала малыша возникшая из-за машины бабушка, – давай сюда плед, положим его в багажник.
– Бабушка, – шeпотом отозвался малыш, – там Рави спит.
– Не может быть, – ахнула бабушка, – Господи, как же он сюда попал?
Дорджи понял, что это не сон. Но открывать глаза не спешил.
– Надо в зоопарк сообщить, – сказала бабушка и без колебаний стала набирать номер на мобильнике.
– Вот почему Шанта была такая грустная вчера, – догадался малыш, – потому что осталась одна.
– А этот разбойник спит и не знает, в какое смятение всех своим бегством поверг, – рассмеялась бабушка, – ладно, слава Богу, что нашeлся.
– Дедушка прав был, что он в городе жить не сможет. А я ему не поверил.
Через полчаса в гараже появились Энрике с клеткой, Линг и компания незнакомых двуногих в джинсах с фото- и кинокамерами.
– Нет, вы только поглядите на него, как он хорошо устроился, – загремел Энрике, – мы тут сутки на ушах стоим, а он и в ус не дует!
– Да не ори ты так, – осадила его Линг, – лучше клетку открой. Пока спит, мы его туда и водворим.
– Погодите, – суетились киношники, – дайте нам камеры настроить.
– Спасу от них нет, – скрипнула зубами Линг и повернулась к бабушке, – как вы его обнаружили?
– Да очень просто, – ответила бабушка, – пришли с внуком в гараж, стали на прогулку собираться, тут Фердинанд его и заметил.
– И что, Рави так и спал всe время?
– Отнюдь. Это он сейчас притворяется. Мой внук имел с ним весьма продуктивную беседу.
– О чeм?
– О том, кто есть кто и откуда. По крайней мере, мы теперь знаем, что беглеца зовут Дорджи Вангчук и что в Бутане у него остались подруга и теперь уже взрослый сын.
– Интересно, – протянула Линг, – мне это выяснить, как я ни старалась, не удалось.
– Ничего удивительного, – улыбнулась бабушка, – дети гораздо лучше понимают наших меньших братьев. С возрастом мы, к сожалению, эту способность утрачиваем. Сохранить еe удаeтся немногим. Во всяком случае, теперь вы можете не волноваться: Дорджи больше не удерeт.
– А вы в этом уверены?
– Абсолютно. По счастью, звери не умеют лгать. Иногда мне кажется, что их общество устроено куда лучше нашего.
Тут застрекотали камеры и засняли Дорджи сначала в коляске, потом в клетке и, наконец, в фургоне национального зоопарка. Разумеется, все причастные к событию тоже были увековечены масс медиа. Двери фургона закрылись. Дорджи расслышал последние, сказанные Фердинандом слова: «жалко, что дедушки с нами не было».
По дороге в зоопарк опасения, что его будут ругать, развеялись: Энрике лишь добродушно пожурил Дорджи, а Линг проявила неподдельное сочувствие. И он думал об одном: как оправдаться перед Шантой. Но она встретила его на удивление дружелюбно.
– Ну и задал ты всем им жару, – лукаво усмехнулась она, – такой переполох поднялся, в жизни подобного не видала!
– Я, честно говоря, этого не предполагал, – смутился Дорджи.
– А если бы предполагал, не сбежал бы? – поинтересовалась Шанта.
– Не уверен. Похоже, мне надо было сбежать, чтобы понять, где моe счастье.
– И где же оно? – уже серьeзно спросила Шанта.
– Здесь. С тобой, – так же серьeзно ответил Дорджи и лизнул еe щeку.
– Тогда я тебе открою один секрет.
– Какой?
– У нас будет маленький.
– Правда? – обрадовался Дорджи. – Когда?
– Скоро.
– Почему же ты мне раньше не сказала? – с укоризной спросил Дорджи.
– Я собиралась. Но когда ты мне про побег признался, раздумала. Не хотела тебя этим удерживать.
– А теперь ты от меня не отделаешься, – весело заключил Дорджи. – Послушай, а где бамбук? Я только сейчас заметил, что стены голые.
– Да Бенджи, когда тебя утром хватился, всe и срубил подчистую, на всякий случай. Чтобы я за тобой не увязалась.
– А ты бы...?
– Не болтай глупостей. Лучше расскажи мне, что ты видел.
– Ну слушай, – Дорджи обнял Шанту, и они так и просидели обнявшись, пока Саша не принесла им ужин.
– Привет сладкой парочке, – сказала она, – а тобой,Шанта, я просто восхищаюсь. Вместо того, чтобы прибить беглеца, ты его голубишь. Цени, Рави, где ты ещe такую найдeшь?
– Нигде, – не задумываясь ответил Дорджи.
– То-то, – отозвалась Саша, и Дорджи понял, что она его услышала. Уходя, Саша рассыпала рядом с их мисками пригоршню зeрен и хлебных крошек.
– Это для гостей, – подмигнула она. Гости не заставили себя ждать. Не успела Саша захлопнуть за собой калитку, на угощение слетел красный кардинал.
– С возвращением, – поприветствовал он Дорджи, – мы тут все за тебя испереживались.
– Кто это мы? – удивился Дорджи.
– Твоя подруга, я, белый волк, танцующее деревце и Укуку. Да, и ещe олени.
– Не может быть!
– Почему не может? Они все знали, что ты дал дeру и послали меня на поиски. И я тебя нашeл, а потом потерял.
– Как это?
– Когда ты от фонарей смылся. Они меня ослепили, и пришлось отсиживаться. Я рад, что ты дома. И спасибо за угощение. Теперь можно добрую весть до всех донести. Олени наверняка прибегут засвидетельствовать тебе своe почтение.
– А ты ещe прилетишь? – осведомился Дорджи. – Я бы хотел быть в курсе последних новостей.
– Разумеется, – сказал кардинал. – Ты теперь знаменитость. И мне доставит удовольствие выполнять функции связного.
– Подожди, – остановил его Дорджи, – ты можешь найти Чиппи?
– Если ты мне скажешь, кто это и где его искать. Я постараюсь.
– Это золотистый ретривер. Он со своим хозяином на поляне за зоопарком гуляет. Если найдeшь его, скажи, что я вернулся домой. Ночью Дорджи не спалось. Тихонько, боясь разбудитьШанту, он выскользнул из гнезда и присел у заборчика между каньоном и дорожкой, где обычно толпились посетители зоопарка. Чего он ждал, он и сам не знал, но скоро в проeме появился олень.
– Ну что, набегался? – лукаво прищурясь, спросил он.
– Пожалуй, – осклабился Дорджи. – Но не жалею. Кой-какого житейского опыта поднабрался. По крайней мере, есть с чем сравнивать.
– Шанта не ругалась?
– Нет. Знаешь, у нас скоро маленький появится.
– Это здорово. У меня с Венди тоже.
– Ты деревце не видел? – вдруг спросил Дорджи.
– Видел. Танцует. Тебе привет передавало.
– Как ты думаешь, оно досюда дотанцевать может?
– Я узнаю. Ты не скучай. Мы будем тебя навещать. Олень было собрался попрощаться, но в это время раздался протяжный вой, и он невольно вздрогнул.
– Это волк, – пояснил Дорджи. – Сегодня полнолуние.Жаль, что у него нет подруги.
– Уже есть, – сообщил олень. – Только он об этом пока не знает. Еe сегодня привезли из Канады.
– Ух ты! – обрадовался Дорджи. – Вот так сюрприз!
– Ладно, я побежал, – заторопился олень. – До скорого!
На душе у Дорджи потеплело. Он вернулся в гнездо, прижался к Шанте и провалился в сон.
На следующий день у каньона не было отбоя от посетителей. Дорджи хотелось пообщаться с выдрами, но за толпой, сгрудившейся у заборчика, он их не увидел и отложил разговор на потом.
– Смотри, наш Фердинанд пришeл, – повернулся он к Шанте, завидев в толпе золотоволосого малыша.
– Дорджи! – крикнул малыш, – ты в порядке?
– Откуда он знает, что ты на самом деле Дорджи? – удивилась Шанта.
– Я ему об этом сказал.
– Тогда понятно.
– Тебя фотографы не замучили? – продолжал малыш, – мы от них насилу с дедушкой отвязались.
– Меня со вчерашнего дня не трогают, – ответил Дорджи, – а где твоя бабушка?
– Бабушка их на себя взяла, а мы тем временем убежали.
– Ты завтра придeшь? – спросил Дорджи.
– Обязательно, – заверил его малыш. –Мы сейчас дальше гулять будем. Ты хочешь кому-нибудь привет передать?
– Белому волку. И ещe андейскому медвежонку Укуку. Ладно?
– Не волнуйся, Дорджи, – пробасил дед, – непременно.
Вечером Дорджи с Шантой сидели на плетeном мостике и смотрели, как на небе зажигаются звeзды.
– Обидно, – с сожалением сказала Шанта, – что мы не можем навестить твоих друзей. Мне бы хотелось с ними познакомиться.
– За чем дело стало? – в глазах Дорджи заблестели озорные искры, – пусть только бамбук подрастeт!
Она знала, что это будет их последнее свидание. И последняя возможность зачать потомка их древней династии, который должен еe продолжить. Она с грустью подумала о том, что все до сей поры родившиеся дети не оправдали еe надежд. Рождались в основном девочки, которые теперь продолжали чужие династии, а двое мальчиков увязались за китаянками и сгинули. Настоящего наследника не получилось. И теперь, взбираясь по круче и чувствуя, что силы уже на исходе, она втайне надеялась, что ей всeтаки удастся подарить миру настоящего принца.
– А я заждался, – ласково сказал Вангчук, протягивая ей лапу. – Ты устала?
– Немного, – ответила Чинчу и, угнездившись в ложбине, обняла его. – А ты?
– В полном порядке, – со смехом обнажил зубы Вангчук. – Я здесь уже с утра. Запасся свежим бамбуком. Ты, наверное, проголодалась.
– Не очень, – рассмеялась Чинчу. – Успеем попировать. А сейчас я соскучилась.
– Я тоже, – признался Вангчук.
Потом они лежали, обнявшись, и смотрели, как на небе зажигаются звeзды.
– Ты уверена, что сможешь его выносить? – спросил Вангчук.
– Уверена. Иначе и быть не может. Вот только потом...
– Я помогу тебе на этот раз. Мне тоже недолго осталось жить. Может быть, я смогу его кое-чему научить. Чему не смог научить других детей.
– Это не твоя вина. Так устроена жизнь. Ты не был обязан помогать мне.
– Обязан не был, но мог. И не сделал. Теперь жалею.
– Не кори себя. Что было, то прошло.
– Ты помнишь, как мы встретились в первый раз?
– Конечно, помню. И как нашли эту ложбину.
– Здорово, что еe никто потом не присвоил.
– Пусть бы попробовал! Я бы ему нос выгрызла.
– Ух, какая ты кровожадная, оказывается! Давай, однако, поспим, а то скоро рассветeт.
Чинчу уткнулась носом в пушистое плечо Вангчука и провалилась в сон. Проснувшись утром, она не удивилась, не обнаружив его рядом.
– Так устроена жизнь, – повторяла она про себя, спускаясь с вершины горы в своe гнездо.
Через три месяца она родила сына. И удивилась, когда на следующий день объявился Вангчук. Он втиснулся в дупло со связкой полузадушенных мышей и, положив их рядом с ней, сказал:
– Я пришeл как обещал. И я теперь всe время буду с вами.Можно мне на него посмотреть?
– Разумеется. Ведь он твой сын.
Вангчук с трудом разглядел свернувшийся под грудью у Чинчу маленький слепой комочек.
– Правда, он красивый? – с нежностью спросила Чинчу.
– Правда. Как ты хочешь его назвать?
– Я хотела дать ему королевское имя. Дорджи Вангчук. Ты не против?
– Почему я должен быть против? Только с таким именем ему будет трудно жить.
– Почему?
– Простые малые панды будут его сторониться, а примут ли его в свою компанию родовитые, ещe бабушка надвое сказала.
– Да он их всех за пояс заткнeт когда вырастет, – не согласилась Чинчу. – Кровей ему не занимать. Не переживай. А мы его будем звать просто Дорджи.
Когда Дорджи открыл глаза, то первым увидел отца.
– А где мама? – спросил он.
– Пошла проветриться, – улыбнулся Вангчук. – Ну что, малыш, лучше стало жить на свете?
– Ты что имеешь в виду? – не понял Дорджи.
– То, что ты теперь зрячий.
– Пока непонятно, – растерялся Дорджи. – Я ведь ещe не освоился. А это наш дом?
– А то как же, – заверил его Вангчук. – И я, между прочим, твой папа.
– Это я знаю, – обрадовался Дорджи. – Ты за мамой ухаживал, пока я был маленький.
– Можно подумать, что ты уже большой, – засмеялся Вангчук. – Тебе ещe расти и расти.
– А это долго? – забеспокоился Дорджи.
– Как тебе сказать, – задумался Вангчук, – месяцев двенадцать или чуть больше.
– А сейчас мне сколько? – спросил Дорджи.
– Три недели.
– Ты мне объясни, – попросил Дорджи, – чем отличается неделя от месяца.
– В одном месяце примерно четыре недели. А в неделе семь дней.
– А что такое день?
– День – это когда светло. Ты пока этого не знал, потому что не видел. А теперь увидишь.
Вангчук поднeс сына к краю дупла, и Дорджи ослепило солнце. Taк Дорджи начал постигать мир. Со временем он научился различать день и ночь, сумерки и рассвет, и понял, что лучшее время – сумерки, а всe остальное ерунда. Через три месяца после рождения он начал выходить с отцом и матерью на прогулки, которые с каждым днeм становились продолжительнее. Скоро он уже смог постичь размеры своего пространства и изумился их необъятности.
– И зачем мне столько? – думал он, когда мать с отцом показывали ему границы его обитания.
– Это все твое, – внушал ему Вангчук, – и никто не имеет права посягать на твою территорию. Ты найдешь свою половину, и у вас родятся дети. Им тоже нужно пространство, чтобы жить. К сожалению, твои старшие братья ушли за границу. Твои сестры повыходили замуж и живут в других местах.Мы сохранили этот ареал для
тебя и твоих потомков. Ты единственный, кто может и должен продолжить наш род.
И Дорджи проникался чувством ответственности.
– В Китай не ходи, – напутствовала его мать. – И в Индию тоже. Там на нашего брата охотятся.
– Это очень опасно? – спрашивал Дорджи, поскольку не понимал, что значит охотиться.
– Это значит – убивают. Понимаешь, малыш, наша шкурка слишком красивая. И из неe двуногие делают шапки, воротники и шубы. Здесь, в Бутане, мы находимся под покровительством самого короля, поэтому опасаться их не приходится, а в Китае и в Индии закон не писан.
– А что такое закон? – не унимался Дорджи.
– Закон – это правило, которому надо следовать. Тот, кто его нарушает, несeт наказание. По крайней мере так было раньше. К сожалению, в последнее время слишком много охотников его обходить. И что самое прискорбное, им это удаeтся.
Через год, пробегая вдоль восточной границы своего владения, Дорджи увидел рыжую красавицу и увязался за нею. Когда она присела на камне вблизи реки, он осмелился приблизиться и тихо спросил:
– Как тебя зовут?
– Дагана, – ответила она, мягко потянувшись и обратив острую мордочку прямо на него.
– А меня Дорджи, – представился он. – Ты откуда?
– Из-за горы, – Дагана показала лапкой на тeмную громаду.
– Ты бутанская или китайская? – на всякий случай спросил Дорджи, помня материнские напутствия.
– Бутанская, – заверила его Дагана. – А ты?
– Я тоже, обрадовался Дорджи. – Хочешь пойти со мной? Я тебе кое-что покажу.
Экскурсия завершилась обедом с Чинчу и Вангчуком. Родители Дорджи приняли Дагану как родную.
Вскоре Дорджи и Дагана свили своe собственное гнездо, и у них родился сын Монгар. Дедушка с бабушкой порадовались внуку и через какое-то время пришли попрощаться.
– Куда вы собрались? – недоверчиво спросил Дорджи.
– Туда, куда уходят состарившиеся, чтобы не быть обузой ныне здравствующим, – с улыбкой сказал Вангчук. – Так устроена жизнь, и ты живи достойно и счастливо.
Дорджи понял, что больше их не увидит. Ему стало грустно, но всмотревшись в спокойные лица родителей, он обнял их и сам успокоился.
Чинчу и Вангчук медленно поднимались в гору к своей ложбине. В небе зависла полная луна, которая освещала их последний путь. И они не торопились.
– Я хотела спросить тебя, – прервала молчание Чинчу, – почему ты исчез после нашей последней встречи в ложбине? Судя по твоим словам, ты уже тогда был не против остаться.
– Не знаю, – задумчиво произнeс Вангчук. – Это странное чувство свободы... Я никогда толком не мог его понять. Скажи, ты ни разу его не испытывала?
– Оно всегда жило во мне, – ответила Чинчу. – Просто чувство долга было сильнее.
Они добрались до ложбины и устроились в ней, чтобы уснуть навечно.
– Ты счастлива? – спросил Вангчук.
– Да, – сказала Чинчу. – Видишь эту звезду? Она светила нам, светила нашим детям и будет светить нашему внуку и его потомкам. И пока она будет светить, мы будем живы.
На рассвете звезда растаяла. И они уже этого не увидели. Помня наставления Вангчука, Дорджи помогал Дагане, стараясь передать сыну то, чему научился от отца. И Монгар с каждым днeм радовал его всe больше и больше. Но однажды на охоте Дорджи овладело странное чувство, которое повлекло его в противоположную от дома сторону. Почему-то ему захотелось добраться до горы, из-за которой пришла Дагана, и посмотреть, что находится за ней. И повинуясь этому чувству, он побежал вдоль реки, забираясь всe выше и выше. Добравшись до отвесного гладкого склона, он понял, что его не одолеет и решил перебраться через реку по торчащим из воды камням на другую сторону, где склон был более пологий и поросший небольшими деревцами и плотным кустарником. Он не заметил, как река вспухла и затопила камни. Поток снeс его с тропы и потащил вниз по течению. О том, чтобы выбраться на берег, нечего было и мечтать, и Дорджи поплыл, стараясь не захлебнуться. Вода прибывала не на шутку.
– Так тебе, дураку, и надо, – подумал он, с тоской вспомнив о Дагане и маленьком сыне.
Держаться на плаву становилось всe труднее, но Дорджи не сдавался. Внезапно с ним поравнялось дерево, и он инстинктивно уцепился за него.
– Не вздумай меня отпустить, – повелительно сказало дерево, – и попробуй на меня взобраться.
– Ты откуда взялось? – удивился Дорджи.
– Тебя пожалело. Без меня ты бы пропал.
– А ты что, меня знаешь? – ещe больше удивился Дорджи.
– Как же мне тебя не знать, – усмехнулось дерево, – ведь ты в моeм дупле родился. Жаль, что в нeм теперь полно воды, а то мог бы и сушeными грибочками полакомиться. Твоя матушка там всегда запасец хранила. Когда она ушла, я скучалo.
– Я до сих пор скучаю, – признался Дорджи.
Отдышавшись, он вскарабкался на толстый шершавый ствол и, распластавшись на нeм, поблагодарил судьбу за посланное спасение.Дупло действительно было полно воды, но Дорджи удалось выудить несколько размокших грибов, которые он с жадностью съел. Потом наступила ночь, и Дорджи от усталости на какое-то время забылся.
– Не спи, малыш, – разбудило его дерево, – во сне ты можешь с меня свалиться. Второй раз я тебя уже не спасу. И Дорджи стал ждать рассвета.
Утром он почувствовал, что сила бегущей воды начала ослабевать, но, осмотревшись, приуныл. Река разлилась так широко, что он едва разглядел еe берега. Правый берег однако медленно приближался, и скоро дерево застряло в густом тростнике.
– Иди, малыш, – подбодрило его дерево, – обо мне не беспокойся. Я свою жизнь почти прожило.
– Почему почти? – не понял Дорджи. – Что ты имеешь в виду?
– Мне осталось сгореть и принести людям тепло.
– А кто такие люди? – спросил Дорджи.
– Двуногие. Ты их, наверное, скоро увидишь.
– А почему им нужно тепло?
– У них нет такой шубы как у тебя. Иди и постарайся не делать больше глупостей.
– Разве свобода глупость? – растерялся Дорджи.
– Свобода – странное чувство. Если следовать ему с умом, можно обрести счастье самому и сделать счастливыми других. В противном случае свобода может обернуться полным безобразием.
– А ты было свободно?
– Я и теперь свободно, – ответило дерево, – и потому счастливо.
Дорджи попрощался с деревом и плюхнулся в воду. Ему скоро удалось выбраться на твeрдую почву, но он настолько обессилел, что не успев задаться вопросом – «где я?» – тут же заснул.
Разбудили его два голоса, негромко беседующие над его головой.
– Как ты думаешь, он живой или мeртвый? – спросил один.
– Раз дышит, значит живой, – отозвался второй.
– А он вправду дышит? – усомнился первый.
– Похоже, что да. Гляди, и глаза открыл.
Дорджи действительно открыл глаза и с удивлением обнаружил одетых в пeстрые рубахи двуногих особей со смуглой кожей и чeрными волосами.
– Ой, а он не укусит? – испуганно пробормотал первый, который был маленького роста.
– Не думаю, – ответил высокий, – хотя кто его знает. Он, наверное, голодный.
Тут Дорджи и впрямь почуял признаки голода и почему-то обрадовался.
– А что он ест? – опять проявил любопытство маленький.
– Бамбук, – со знанием дела пояснил высокий. – И ещe всякую мелкую живность. Нам он не угрожает.
– А как он сюда попал? Я раньше таких зверей не видел.
– Наверное, в реку упал, вот она его и притащила. Здесь они не водятся.
– Почему?
– Тут слишком жарко. Посмотри, какая у него шуба.
– Красивая. Папа, а можно, он с нами поживeт?
– Думаю, что нельзя. Это дикий зверeк. В неволе он погибнет.
– А что же мы будем с ним делать?
– Спросим у мистера Джонса, нашего ветеринара, – решительно ответил высокий, поднял Дорджи с земли и понeс прочь от реки. Сынишка засеменил следом.
Увидев Дорджи, мистер Джонс чрезвычайно удивился.
– Вот так находка, – заулыбался он, осматривая Дорджи, – хорош, хорош, ничего не скажешь. Молодой ещe, года два примерно. И здоров. Оголодал только. Ничего, подкормим, подсушим, будет как новенький.
– А дальше как быть? – спросил отец. – Bедь в деревне его не оставишь. Ради шкуры украсть могут.
Дорджи понял, что попал в Индию.
– Вы правы, Гопал, – посерьeзнел ветеринар. – Я позвоню в Калькутту, в зоопарк. Там главным ветеринаром мой коллега, мы с ним вместе учились. Думаю, что это наилучший вариант для вашего найдeныша. А пока суть да дело, я сам за ним присмотрю.
– А мне можно будет с ним поиграть? – нерешительно спросил сын.
– Если он будет не против, Каси, – прищурил глаз мистер Джонс.
– Приходи завтра.
Дорджи прожил у мистера Джонса неделю. За это время он отъелся и отдохнул, а, кроме того, подружился с Каси и его приятелями, которые приходили каждый день. Мистер Джонс поместил Дорджи в просторный вольер, где ему было вполне вольготно, а мелкая сетка надeжно защищала его от змей и других непрошеных гостей. С детьми он с удовольствием играл в мяч, но трогать себя не позволял, да они, к слову сказать, к этому и не стремились, видимо, получив соответствующие наставления от ветеринара. И когда за ним пришли люди из Калькутты, Дорджи стало жалко расставаться и с мистером Джонсом, и с другими обитателями деревни, которые были к нему так добры.Мистер Джонс почувствовал это и, прощаясь, сказал:
– Не беспокойся, малыш, теперь у тебя будет совсем другая жизнь, и она будет не хуже той, которую ты вeл на свободе. В Калькутте Дорджи пробыл недолго. После карантина он был посажен в самолeт и отправлен в вашингтонский зоопарк. Перелeт Дорджи проспал, а когда проснулся, сразу почувствовал неудобство. Мордочку что-то крепко стягивало, да и лапы были перевязаны лентами, хотя, впрочем, он мог ими шевелить. Он лежал на большом столе в центре светлой комнаты, а вокруг столпились незнакомые двуногие в халатах и чепчиках.
– Ну, кажется, отходит от снотворного, – радостно произнес румяный с бородкой.
– Симпатичный какой, – отозвалась высокая белозубаяшатенка.
– Давайте наконец с него намордник снимем, – сердито сказал тeмнолицый, но совсем не похожий на индуса.
– Тогда его покормить сразу надо, а то ещe огрызаться начнлт, – посоветовала изящная маленькая женщина с раскосыми глазами.
– Вот мы тебе, Линг, кормeжку и доверим, – улыбнулся румяный, – глядишь, твой язык он тоже лучше понимает.
– Сомневаюсь, – ответила Линг, – он ведь дикий и, скорее всего, из Бутана, а не Китая.
– А может, из Тибета, – внeс своe предположение тeмнолицый, снимая с Дорджи намордник.
Дорджи с наслаждением зевнул.
Сначала его напоили водой, а потом поставили перед ним небольшую миску со свежим мясом. Дорджи с интересом втянул в себя незнакомый запах.
– Попробуй, – подбодрила его Линг, – тебе должно понравиться.
Дорджи попробовал и посмотрел на Линг с благодарностью.
– Похоже, мы подружимся, – с удовлетворением произнесла Линг.
– Странно, что он вообще нас не боится, – протянул тeмнолицый.
– Его случайно не приручили? Как ты думаешь, Энрике?
– Судя по биографии, отнюдь, – заметил румяный. – Скорее наоборот. Просто люди, с которыми он столкнулся, не сделали ему ничего плохого. И потому он и нам доверяет.
– Бедный, – вздохнула белозубая. – Каково ему будет теперь, после свободы?
– Что ты переживаешь, Саша? – рассмеялся тeмнолицый. – Привыкнет. Свобода, как известно, осознанная необходимость.
– Опять Маркса начитался? – фыркнула Саша. – Ну и как ты еe понимаешь?
–Жить в обществе и быть свободным от общества нельзя, – продекламировал тeмнолицый, – надо следовать его законам.
– Закон закону рознь. Следуя твоей логике, рабы в рабовладельческом обществе должны были осознавать необходимость быть рабами и потому были свободны. Но вся история опровергает этот постулат. За примером далеко ходить не надо. Вы же до сих пор, через полтора века после отмены рабовладения в Америке, не можете успокоиться. А о своей бывшей стране я вообще молчу.
– А как ты понимаешь свободу? – спросил тeмнолицый.
– Как свободу выбора. Знаешь, в старых русских сказках описывается такая ситуация: стоит витязь на перепутье трeх дорог. И стрелки указывают, что его на какой дороге ждeт. И он волен выбрать: то ли по гладкой дорожке идти, то ли по тернистой. Ну и награда соответствующая. Если сдюжишь. Так вот, в моей стране, которая по указке Маркса за всеобщим счастьем погналась, нас этой свободы и лишили. И рабский труд узаконили. В точном соответствии с его теорией.
– Ты что? – не поверил тeмнолицый. – В Манифесте как раз про освобождение от цепей написано.
– А ты кроме Манифеста что-нибудь читал?
– Нет, – признался тeмнолицый.
– Вот и почитай для начала, а потом поговорим, – отрезала Саша. – Получили свободу на халяву, потому и не цените. Вас бы в Союз годика этак на три, вплавь бы через Атлантику почесали. И акул бы не побоялись.
– Ну ты даeшь, – изумился тeмнолицый. – Союза-то уже двадцать лет как нет.
– Тогда в Северную Корею поезжай. Там тебя живо голодным собачкам скормят, если вякать начнeшь. – Не надо так мрачно шутить, Саша, – рассмеялся Бенджи. – А я не шучу, – нахмурилась Саша. – Ты сегодня утром новости смотрел? Какую казнь наследный правитель родному дядюшке уготовил? – Да оставь ты Бенджи в покое, – вступилась за тeмнолицего Линг. – Он ведь никогда не задавался вопросом: почему из коммунистического рая бежали, а туда никто не стремился.
– Не помешало бы задаться, – рассердилась Саша, – а то заглотал три страницы лозунгов и думает, что получил путеводитель ко всеобщему счастью. Лучше бы булгаковское «Собачье сердце» прочитал.
– «Собачье сердце» – прекрасная вещь, – встрял в разговор Энрике, – самое интересное, что она до сих пор не потеряла актуальности, хотя написана почти сто лет назад. У меня она есть, и в оригинале, и в английском переводе. Если хочешь, принесу.
– Спасибо, – растерялся Бенджи, – а откуда ты это знаешь?
– Я на Кубе родился, – спокойно ответил Энрике, – а в Москве учился. Кончайте базар, ребята, а то мы совсем забыли о нашем подопечном.
– А он, кажется, не скучает, – улыбнулась Линг.
Дорджи и впрямь не скучал. Доев мясо и услышав слово «свобода», он устроился на столе, насколько позволяли повязки, как можно удобнее, с интересом прислушиваясь к разговору двуногих. И когда по команде Энрике все разом повернулись к нему, он про себя посетовал, что они прервали его на самом интересном месте.
– Шанта ему наверняка обрадуется, – сказала Саша.
– Да уж, – подтвердил Бенджи, – сколько она одна кукует?
– Два месяца, – сказал Энрике, – послушайте, надо же нашему красавцу имя дать.
– Принц, – предложила Линг.
– В Америке титулы отменены, – пошутил Бенджи.
– Лис, – обрадовалась Саша, – он здорово на Лиса из «Маленького принца» смахивает.
– У меня есть идея, – осклабился Энрике, – у него же совершенно необычный цвет, как солнце на закате. Давайте назовем его Рави.
– Звучит неплохо, – согласилась Саша, – а что значит Рави?
– Солнце на хинди, – пояснил Энрике.
– А как в Бутане солнце называют, ты не знаешь? – поддразнил его Бенджи.
– Не знаю, – вздохнул Энрике.
– Возражения будут? – спросила Саша.
– С моей стороны не будет, – ответила Линг и подмигнула Дорджи.
– Ну вот, малыш, теперь ты уже не безымянный подкидыш, а полноправный член нашего зоокомьюнити, – подытожил Бенджи. Дорджи хотел сказать, что у него уже есть имя, но у него не получилось, и тогда он решил, что третье имя ему не помешает, ведь и король, в честь которого его назвали, имел их не меньше. После чего он спокойно дал снять с себя повязки, зашeл в предложенную ему походную клетку и через несколько минут оказался в глубоком, обсаженном бамбуком каньоне со скалистыми стенами, тремя ветвистыми деревьями, между которыми были перекинуты плетeные мостики, и текущим посередине ручьeм. На одном из деревьев сидела прелестная особь в пушистойшубке цвета ржавчины.– Шанта, – позвала ее Линг, – иди знакомиться. Это Рави. Шанта лениво повела плечами, обернулась и неторопливо начала спускаться.
– Не воображай, – усмехнулась Линг, – а ты, – обратилась она к Дорджи, – не тушуйся. Завершив напутствие, она открыла клетку, и Дорджи оказался лицом к лицу с Шантой. Линг ещe какое-то время постояла рядом и, убедившись, что драки не предвидится, забрала клетку и ушла, заперев за собой калитку. Дорджи и Шанта остались сидеть напротив друг друга. Первой нарушила молчание Шанта.
– Ты откуда? – спросила она.
– Из Бутана, – скромно ответил Дорджи.
– А где это? – округлила глаза Шанта. – Я про такую страну не слышала.
– Между Индией и Китаем, – пояснил Дорджи, – а ты?
– Я из Калифорнии, из Сан-Диего.
– А это где? – в свою очередь спросил Дорджи.
– На западном берегу Соединeнных Штатов.
– А разве там панды водятся? – удивился Дорджи.
– Только в зоопарках. Я в зоопарке родилась. А моя мама индийская.
– Я тоже в Индии побывал, – сказал Дорджи. – В Калькутте.
– А Индия далеко? – спросила Шанта.
– Не знаю, – признался Дорджи. – Наверное, далеко.
– Мне бы хотелось там побывать, – мечтательно произнесла Шанта. – Мама столько интересного рассказывала.
– А я бы хотел домой вернуться, – вздохнул Дорджи. – Там так красиво. И такой простор, не то что в этом загоне.
– Расслабься, – посоветовала Шанта, – не такой уж он и маленький. Зато тут спокойно. И сытно.
– Да уж, – согласился Дорджи, – накормили на славу. И что, так каждый день?
– А ты как думал? – усмехнулась Шанта. – Так тебя Рави зовут или ещe как?
– Вообще-то Дорджи. Дорджи Вангчук. Рави меня здесь назвали.
– А как ты хочешь, чтобы тебя звала я? Дорджи задумался. Он понимал, что отныне в зоопарке его будут звать Рави, но расставаться со своим, данным ему при рождении именем не собирался. И он обрадовался, когда Шанта, как будто угадав его мысли, сказала:
– Пускай они зовут тебя как хотят. А мне нравится Дорджи. И Дорджи погладил еe лапу в знак согласия. Дни побежали своим чередом. Дорджи понемногу осваивался со своей новой жизнью, но всe-таки не мог свыкнуться с ней до конца. Дома он привык заботиться о себе сам и потому был ни от кого не зависим, а здесь о нeм заботились другие, и это тяготило его. Хотя со стороны могло показаться, что всe складывалось как нельзя лучше: жизненного пространства хватало, еду поставляли вовремя и в достаточном количестве, каньон регулярно убирали. Да и к Шанте он привязывался всe больше и больше. Она была на удивление ровна, терпелива и понимала его как никто. И он в конце концов понял, что любит еe. Он не забыл Дагану, но любовь к Шанте была другой. Может быть, он повзрослел, а может, это было что-то ещe, чего он не мог объяснить, но ему хотелсь иметь от неe детей и воспитывать их самому. ЗаМонгара он был спокоен. Тот уже вырос и теперь стал полноправным хозяином доставшемуся ему владения. В отце он больше не нуждался.
Дорджи любил разговаривать с Шантой. В чeм-то она была намного осведомлeннее его, но никогда не показывала своего превосходства. Одновременно она с удовольствием внимала его рассказам о том, чего не знала сама и не уставала задавать массу вопросов. Больше всего им нравилось сидеть на дереве и наблюдать за двуногими, которые приходили в зоопарк. В хорошую погоду они толпились у барьера, щeлкая фотоаппаратами и громко обсуждая достоинства и недостатки малой панды. Достоинства превалировали. Вскоре Шанта и Дорджи стали отличать завсегдатаев. Их было немного, но они появлялись почти каждый день. Иногда они задерживались у барьера, иногда проходили или пробегали мимо. Шанте и Дорджи приглянулась одна пара: мало того, что они всегда улыбались, они всякий раз останавливались и заговаривали с ними и попутно веселили малышей шутками и прибаутками.
– Как ты думаешь, у них есть дети? – однажды спросил Дорджи.
– Думаю, что да, – отозвалсь Шанта, – но далеко.
– Почему?
– Они скучают и отыгрываются на других. –Жалко, что мы не можем с ними поговорить, – раздумчиво произнeс Дорджи, – они ведь нас не понимают.
– Напрасно ты так думаешь, – лукаво отозваласьШанта. – Иначе они бы к тебе не обращались.
– Ладно, – согласился Дорджи, – в следующий раз попробую. Следующего раза пришлось ждать добрую неделю, в течение которой шли проливные дожди, и в зоопарке, кроме волонтeров и полицейских, вообще никого не было. Наконец асфальт подсох, и в каньоне напротив выползли на солнышко речные выдры.
– Привет, – крикнул, обращаясь к Дорджи, вожак по имени Брук,
– сегодня точно дирижeр придeт!
– Какой дирижeр? – не понял Дорджи.
– А что, ты его никогда не видел? – удивился Брук. – Советую посмотреть. Получишь удовольствие. Не меньшее, чем мы. Заинтригованный Дорджи позвал Шанту, и они заняли самый удобный наблюдательный пункт на верхнем суку ближайшего к выдрам дерева.
Через некоторое время в зоопарке появились первые посетители.
– Смотри, – сказала Шанта, – наша пара идeт, и с ними малыш! Дорджи сразу обратил на него внимание. Малыш весело подпрыгивал, вертел головой во все стороны, но при этом крепко держался за руки взрослых. Из-под синей кепки выбивались золотые кудри.
– Откуда он взялся? – удивился Дорджи. – Они раньше одни приходили.
– Наверное, в гости приехал, – предположила Шанта.
Пара с малышом остановилась у каньона с выдрами, которые тут же выстроились в ряд на каменном барьере.
– Дедушка, а они петь умеют? – спросил малыш.
– Петь вряд ли, а вот подпевать... – Дед отломил тростинку и стал дирижировать, напевая мелодию из популярного телешоу. Выдры охотно попискивали и плавно покачивались в такт напеву. Малыш засмеялся и захлопал в ладошки. Вместе с ним захлопали и остальные собравшиеся у каньона зрители.
Песня закончилась, дед поблагодарил выдр, и они, поклонившись напоследок, разбежались. Весeлая толпа обратила свои взоры на малых панд. А Шанта и Дорджи с новым интересом смотрели на деда, который рассказывал внуку и всем собравшимся историю их самих.
– Откуда он всe это знает? – спросил Дорджи у Шанты.
– Судя по всему, прислушивался к нашим беседам, иначе и быть не может, – заключила Шанта, – а чего он вдруг заговорил о свободе? Дорджи не ответил. Дед увлечeнно говорил о том, что чувство свободы живeт в каждом существе и не умирает никогда, даже в тюремной камере. А уж в клетках зоопарка тем более. За исключением тех, кто вообще не имеет о нeм понятия.
– И я уверен, что этот симпатяга Рави только и мечтает о том, чтобы удрать. К сожалению, бежать ему некуда. В городе он жить не сможет.
– Почему? – удивился малыш. – Ведь мы живeм.
Окружающие рассмеялись, а дед, наклонившись к внуку, сказал:
– Пойдeм, я тебе по дороге объясню.
– Ты действительно мечтаешь о побеге? – недоверчиво осведомиласьШанта у Дорджи, глядя вслед удаляющейся паре с внуком.
– Не просто мечтаю, а планирую, – насупился Дорджи.
– Ну и куда ты пойдeшь? – насмешливо спросила Шанта.
– Домой, куда же ещe, – обиделся Дорджи.
– Ты хоть соображаешь, где твой бывший дом? Он же на другом конце света!
– Всe равно убегу, – упрямо заявил Дорджи.
– Ну и дурак, –Шанта зевнула и растянулась на плетeном мостике, – и чего тебе не хватает?
– Не знаю, – вздохнул Дорджи, – наверное, той самой свободы. Шанта не отозвалась. Она спала. Дорджи примостился рядом и тоже задремал. Он понимал, что обидел Шанту, сказав ей о побеге, но ничего поделать с собой не мог. Чувство, которое когда-то погнало его прочь от Даганы, овладело им и сейчас, и он знал, что уже ничто не сможет его остановить, пускай в конечном счeте он потерпит очередное фиаско.
Скрипнула калитка, и в каньоне появились Линг и Саша с полными мисками мяса и свежесрезанными стеблями бамбука.
– Эй, лежебоки, – крикнула Саша, – кушать подано!
Шанта открыла глаза и, выгнув спину, стала медленно спускаться к месту кормeжки. Дорджи остался лежать. Есть не хотелось, на душе скребли кошки.
Рядом возникла Линг.
– Ты чего такой смурной? – поинтересовалась она. – Hе заболел?
– Да дрыхнет он, – рассмеялась Саша. – Солнышко припекло, вот его и разморило.
– Тебе не кажется, что этот бамбук слишком низко нависает? – спросила Линг у Саши. – И здорово загустел.
– Ты права, надо бы его проредить, – констатировала Саша, – а нависает от влаги. Ведь всю неделю лило как из ведра.
– Надо Бенджи сказать, чтобы с топориком пришeл. И всe-таки, Саша, сдаeтся мне, что наш красавец что-то замышляет.
– Не бери в голову, Линг. Пойдeм, нам еще больших панд кормить.
Дорджи приоткрыл один глаз, увидел написанную на лице Линг тревогу и притворился спящим.
Калитка захлопнулась. Дорджи мысленно поблагодарил обеих женщин за подсказку. Теперь оставалось ждать сумерек и надеяться, что Бенджи с топором до завтра не появится.
– А подкрепиться не мешает, – сам себе сказал Дорджи и принялся уплетать бамбук.
Шанта, видимо, обиделась не на шутку, потому как, закончив трапезу, забралась в гнездо и носу более не казала. Дорджи был скорее рад этому, поскольку дальнейших объяснений попросту боялся. А так уже ничто не мешало ему обмозговать план побега в деталях.
Бамбук нависал над каменной стеной с двух сторон. Главная трудность заключалась в том, чтобы, уцепившись за него, не задеть натянутой по периметру стены проволоки, по которой бежал электрический ток. Про проволоку ему рассказалаШанта. С одной стороны стена была ниже, а бамбук выше, и Дорджи сообразил, что выбираться отсюда будет намного проще. И когда стемнело, он залез на дерево и прыгнул. Бамбук прогнулся. Дорджи закачался на нeм, но удержался, и, перемахнув через стену, спустился на круто уходящую вниз дорожку, плотно обсаженную кустами и скупо освещаемую редкими фонариками. Недолго думая, он побежал по ней. Впереди, в прогале, вставала луна. Дорджи выскочил на поляну и остановился как вкопанный.
На поляне танцевало маленькое деревце. У него было две ноги, а его аккуратная воздушная крона напоминала балетную пачку. Ноги выделывали умопомрачительные пируэты и батманы, и Дорджи невольно залюбовался ими, вспомнив однажды подсмотренный по телевизору балет на вилле у мистера Джонса. Деревце, судя по всему, заметило Дорджи, потому что докрутило фуэте и присело в реверансе.
– Ты как сюда попал? – строго спросило деревце. – Тут ночью только дикие олени гуляют.
– Сбежал, – с вызовом ответил Дорджи, – а ты?
– Я тут живу, – с достоинством сказало деревце, – вон за тем мостиком налево.
– А сюда танцевать ходишь? – догадался Дорджи.
– Ага, тут свободно, есть где развернуться.
– И что, ты каждую ночь танцуешь?
– Конечно. Только когда снег, пропускаю.
– А тут часто снег бывает? – поинтересовался Дорджи.
– Редко. Раза два за зиму, в лучшем случае. –Жалко, я снег люблю.
– Я тоже, – призналось деревце. – Хотя на нeм нельзя танцевать, но зато можно выспаться, как под одеялом.
– А разве без снега ты не высыпаешься?
– Куда там! – встряхнуло кроной деревце. – Днeм посетители галдят, а вечером ноги сами в пляс пускаются. Только на рассвете и вздремнeшь.
– Тебя что, заколдовали?
– Как тебе сказать? Скорее, расколдовали. Мне всегда танцевать хотелось. И я всем об этом рассказывало. Но я к земле было притачено. И однажды тут такая симпатичная пара прогуливалась, они возле меня остановились и вдруг один из них, кажется он, сказал: «гляди, это же танцующее деревце!» И тогда она засмеялась и добавила: «и ноги в третьей позиции; наверное, по ночам на площадку бегает!»
– Стало быть, они тебя услышали.
– Наверное. И вот вечером мои ноги оторвались от земли и понесли меня на эту площадку. А утром я вернулось на место. И с тех пор так и повелось.
– Мне кажется, я эту пару знаю, – сказал Дорджи. – Они сегодня с внуком приходили.
– Который в синей кепке? С золотыми кудряшками?
– Точно.
– Он со мной танцевать хотел, за ногу меня дeргал. А потом с бабушкой кружился.
– Скажи мне, ты довольно? – спросил Дорджи. – Не жалеешь, что тебя расколдовали?
– Разве можно жалеть о подаренной тебе свободе? – изумилось деревце.
– А совсем убежать тебе не хочется?
– Нет. Если я не вернусь к своим корням, я зачахну и умру. От них нельзя отрываться насовсем. Разговор Дорджи с деревцем прервали два оленя, которые стремительно выбежали на площадку и, завидев Дорджи, тут же шарахнулись в сторону.
– Не бойтесь, я вас не обижу, – сказал Дорджи, – вы тут на свободе бегаете, может быть, подскажете мне дорогу.
– А куда ты хочешь бежать? – спросил один из оленей.
– Подальше от зоопарка.
– Есть три варианта, – важно начал олень. – Первый – пойти в лес и жить там. Второй – пойти в нижний город. Третий – пойти в верхний город. Ты чем питаешься?
– Бамбуком. И ещe мясом.
– Бамбук растeт только в зоопарке. И немного можно найти в городе. В лесу его нет. А по части мяса я не специалист.
– А какая разница между верхним и нижним городом? – спросил Дорджи.
– Трудно сказать. Просто там живут разные люди. И дома разные. Мы туда не ходим.
– Почему?
– Да нас не особо жалуют. В верхнем городе легко в западню попасть, а в нижнем и пулю схлопотать можно.
– А как до леса добраться?
– Беги вниз. Как до речки добежишь, лес по обе стороны тянется. Хочешь направо, хочешь налево. А нижний город прямо, через мост.
– А где верхний? – на всякий случай спросил Дорджи.
– По эту сторону речки. За зоопарком.
Дорджи поблагодарил оленя, попрощался с деревцем и пустился в путь. Ему вспомнились слова из Сашиной сказки о трeх дорогах. Увы, стрелок с начертанной на них судьбой он не обнаружил. И сначала решил пойти в нижний город.
«Как хорошо, что все спят, никто меня не заметит», – думал Дорджи, легко сбегая по широкой дорожке мимо пустых вольеров и закрытых павильонов, – «и всe-таки интересно, почему дед сказал, что мне в городе не выжить?»
Вдруг в низине он услышал протяжный вой и невольно вздрогнул. За проволочной сеткой сидел белый волк. Морда его была обращена к взошедшей луне. Выл волк самозабвенно и вдохновенно, делая короткие паузы и как бы прислушиваясь к тому, соблюдает ли он выбранный им темп и тональность. Дорджи не удержался и подбежал поближе. Волк слегка повернул голову и, сделав очередную паузу, с любопытством спросил:
– Куда бежишь, рыжик?
– На свободу, – ответил Дорджи.
– Кабы не сетка, я бы с тобой побежал, – вздохнул волк, – надоело мне тут. А как ты выбрался?
– Бамбук помог. И ещe дождь. А ты зачем воешь?
– Завоешь тут от тоски. И от одиночества. Мне так подруги не хватает. Особенно когда полная луна. Ты ведь, небось, тоже от одиночества сбежал.
– Да нет, от Шанты. Хотя я еe люблю.
– Так ты гульнуть решил? Впрочем, с кем не бывает.
– Ты меня не понял. Я домой хочу.
– Дом строят вместе с той, кого любишь. Ты же любишь Шанту? Значит, и надо строить дом здесь. Если бы у меня была любимая, я бы и выть перестал. На твоeм месте я бы вернулся.
Волк облизался, снова повернул голову к луне и завыл. Дорджи на минуту задумался над его советом, но не последовал ему и снова побежал вниз. Завидев серебрящуюся в лунном свете речку, он было прибавил ходу, но вместо этого задержался у каменного парапета. Его внимание привлeк тeмный обьект на пригорке, который при приближении Дорджи зашевелился. Дорджи с опаской подошел к парапету, но разглядев, что от парапета пригорок отделяет глубокий ров, осмелел и крикнул:
– Ты кто?
Объект неуклюже подобрался к краю рва и неожиданно тонким голосом сказал:
– Я очковый медведь. Вернее, медвежонок. Я маленький. Меня Укуку зовут.
– Очковый медведь? – усомнился Дорджи. – Я про очковую змею знаю, а про медведя нет.
– А я про очковую змею не слышал, – сказал медвежонок. – Она очень опасная?
– Очень, только ты не бойся, они здесь не водятся. А ты сам откуда?
– Я тутошний. А мои родители андейские.
– Почему ты не спишь?
– А ты почему не спишь? – вместо ответа спросил медвежонок. – И почему разгуливаешь? Ты что, дикий? Как олени?
– Мы все дикие, – пояснил Дорджи. – Просто олени свободные, а нас в клетки посадили.
– Зачем? – не понял медвежонок.
– Говорят, для сохранности вида. На воле нас, дескать, всякие опасности подстерегают, поэтому мы и исчезаем. Если так будет продолжаться, то двуногие скоро нас всех переловят, по зоопаркам расселят и будут гордиться, что сохранили нам жизнь и продолжение рода. Лучше бы сохранили нам нормальную среду обитания. А не отнимали то, что у нас есть.
– Значит, маму тоже отнять могут? – испугался медвежонок. – Я так не хочу.
– Не волнуйся, твою маму у тебя не отнимут, – заверил медвежонка Дорджи, – иди спать, поздно уже.
– Ты приходи ещe, – попросил медвежонок. – С тобой интересно.
– Постараюсь, – сказал Дорджи, – но не обещаю.
Ему вдруг стало жалко расставаться с Укуку. Он был смешной и трогательный одновременно, и Дорджи подумал, что было бы здорово, если бы обитатели зоопарка могли между собой общаться, хотя бы изредка. Ведь сидя в своeм каньоне, он был фактически обречeн на общение с однойШантой, не считая выдр и служителей зоопарка. Для двуногих посетителей он был ничем иным как объектом созерцания, не более. За исключением той самой пары, которая проявляла к зверушкам неподдельный интерес. Но луна уже стояла высоко, и Дорджи почуял, что перевалило за полночь. Надо было спешить. Он попрощался с медвежонком, перебежал через мост и попал в нижний город. Петляющая между невысоких, прилепившихся друг к другу тeмных домов улочка вывела его на перекрeсток, в центре которого расположилась бензозаправочная станция. Отсюда лучами расходились другие улицы с большими домами, ресторанами и магазинами, пестрящими яркой рекламой. Здесь было довольно многолюдно. Мимо проносились мотоциклисты и редкие машины.
Дорджи растерялся. С одной стороны, его снедало любопытство, с другой – обуял страх вторжения в это незнакомое сообщество. Переливающиеся огни слепили глаза, рeв мотоциклов терзал уши, перебежать на другую сторону улицы – и то казалось невозможным без риска попасть под колeса автомобиля.
К нему приближалась компания двуногих весьма странного вида. Полуспущенные штаны едва держались на тощих бeдрах. В голых пупках блестели серебряные кольца. Надетые задом наперeд бейсболки покоились на длинных спутанных лохмах. Двуногие громко хохотали и приплясывали.
Внезапный пинок впечатал Дорджи в мусорный бачок, к несчастью оказавшийся у него за спиной.
– И развелось же здесь этих енотов, – с ненавистью сказал тот, кто пнул Дорджи.
– Да разве это енот? – недоверчиво осведомился другой, в зелeных кроссовках на босу ногу с волочащимися по асфальту шнурками, – мне кажется, это лиса. Еноты рыжими не бывают.
– Больно ты умный, – загоготал третий, с реденькой бородкой, – откуда здесь лисе взяться?
– Как откуда? Из лесу.
– Ладно, дурни, пошли дальше, кажись, я его здорово припечатал, – похвалился первый. – Может, добить, чтоб не мучился? Дорджи, лежавший неподвижно в надежде, что его оставят в покое, при этих словах с быстротой молнии скользнул в тeмный проулок и забился под ближайший куст.
– А он, право, не промах, – засмеялся второй, – как он тебя провeл, Начо!
– Каждая тварь жить хочет, – заключил третий и, хлопнув по плечу первого, потащил его прочь.
Дорджи понял, что опасность миновала и перевeл дух. Плечо от пинка саднило, но боль была тупой и терпимой. Кости не пострадали. Но идти в город расхотелось. Эти двуногие были не такие, каких он видел в зоопарке, и ему стало грустно. За что его ударил тот, которого звали Начо? Принял его за кого-то другого? Или просто от нечего делать? И Дорджи решил идти в лес.
Он спустился вниз по той же самой улочке, пересeк мост и побежал направо вдоль речки. Вскоре его нагнал знакомый олень.
– Ну как тебе нижний город? – спросил олень. – Похоже, тебе там не понравилось.
– Не очень, – признался Дорджи. – Чуть не прибили, ни за что, ни про что. И одеты не по-людски:штаны мостовую подметают, того и гляди спадут.
– Теперь понимаешь, почему мы туда не ходим?
– Да уж. А до настоящего леса далеко?
– Нет. Как этот забор зоопарка кончится, так и лес. Но ты в него не углубляйся. Иначе с голоду помрeшь. Я тебя насчeт бамбука предупредил.
Олень умчался в темноту, а Дорджи потихоньку дотрусил до конца забора и, с трудом забравшись на первое попавшееся дерево
– плечо болело всe сильнее – постарался устроиться поудобнее и заснуть. Надо было набраться сил на завтра. Разбудили его голоса и стук мяча. Открыв глаза, Дорджи увидел перед собой большую поляну, на которой ребятишки играли в футбол. Поодаль над железной жаровней поднимался дымок и обольстительно пахло мясом. Вокруг жаровни толпились взрослые двуногие с пластиковыми стаканчиками в руках.
Глядя на ребятишек, Дорджи вспомнил как играл в мяч с индийскими детьми, и ему захотелось немедленно спуститься с дерева и присоединиться к ним. Одновременно он почуял голод, но приближаться к двуногим после печального опыта в городе не рискнул. Возле забора он углядел молодую поросль бамбука и решил пробраться туда незамеченным и позавтракать. Это ему удалось, но как быть дальше? Оглядевшись, он увидел узкую тропинку, вьющуюся вдоль поляны и круто уходящую в поросшую лесом горку, и пошeл по ней. Бежать не давало плечо. И тут навстречу ему выскочил внушительного размера пeс. Дорджи инстинктивно застыл.
Как ни странно, пeс не залаял, а тоже остановился и посмотрел на него с любопытством. У пса были длинные висячие уши и золотистая шерсть.
– Дай мне пройти, – попросил Дорджи.
– А почему ты не убегаешь? – поинтересовался пeс. – Oт меня почему-то все шарахаются, и олени, и белки.
– Я не могу, – пожаловался Дорджи. –Меня вчера двуногие побили.
– Меня мои бывшие хозяева тоже били, – свесил язык пeс, – я от них сбежал, потом в приюте жил. А потом меня усыновили. Вон мой новый хозяин идeт. Он хороший. Он тебя не тронет.
– Чиппи, – позвал хозяин, – ты куда делся?
– Я, пожалуй, пойду, – сказал Чиппи, – а тебе счастливо. Дорджи глазами проводил Чиппи и его хозяина, которые свернули с тропинки и пошли напрямик к поляне, и побрeл дальше. Тропинка вскоре вывела его к большому дому, за которым проглядывала улица со снующими по ней машинами. И он, увидев, что дальше идти некуда, развернулся и засеменил обратно. Народу на поляне прибавилось. Теперь уже жаровни дымились в нескольких местах, три пары перекидывались летающими тарелками фрисби, а к играющим в мяч ребятишкам присоединился Чиппи. Ближайшая к Дорджи группа двуногих что-то оживленно обсуждала, и ему вдруг послышалось – «Рави».
Дорджи не успел задуматься над тем, почему они назвали его по имени, как к нему подкатился мяч и следом за мячом подбежал Чиппи.
– Как, ты ещe здесь? – выдохнул Чиппи. – Я думал, ты в верхний город навострился.
– Да там нечего делать, – сказал Дорджи, – и машин много. Улицу – и ту не перейти.
– Почему? На светофоре можно. Когда зелeный свет зажигается.
– Правда? – удивился Дорджи. – Я не знал.
– Впрочем, хорошо, что ты вернулся. Здесь спрятаться легче. Особенно если тебя ищут.
– Ищут? Кто?
– Все. Полиция, рейнджеры, волонтeры. Ты ведь Рави?
– Вроде того. На самом деле я Дорджи.
– Ага, как и я Чиппи. Сначала я был Бад. Но мне Чиппи больше нравится.
– А мне Дорджи.
– Подожди, я им сейчас мяч отдам и вернусь, – сказал Чиппи. – Ты, наверное, голодный? Хочешь, я тебя мяса принесу?
– Хочу.
Чиппи уткнулся носом в мяч и покатил его навстречу ребятишкам. Потом он побежал к хозяину и завилял хвостом. Хозяин положил ему в пасть кусок мяса, который Чиппи тут же доставил Дорджи.
– Вот, – сказал он, положив мясо на траву, – ешь.
– Спасибо, – поблагодарил Дорджи и принялся за еду. Закончив трапезу, он утeр лапкой мордочку и спросил Чиппи:
– Ты не знаешь места поспокойнее? Мне бы не хотелось никому на глаза попасться.
– А ты не хочешь в зоопарк вернуться? – спросил Чиппи. – В лесу тебе туго придeтся.
– Не пойму, – признался Дорджи, – в своeм лесу я прекрасно себя чувствовал. А в этом почему-то не получается.Может быть потому, что он не такой просторный?
– Мне кажется, причина не в этом, – подумав, сказал Чиппи, – а в том, что тот лес был тебе родной и знакомый, а этот чужой, и все, кто здесь живeт, тебе чужие. Ты, конечно, можешь со временем с ними познакомиться и даже подружиться, но себе подобной точно не найдeшь, разве что Шанта последует твоему примеру.
– Она не последует. Родившиеся в зоопарке свободы не ищут. Они не знают, что это такое.
– Я думаю, ты не совсем прав. Чувство свободы живeт в каждом из нас. Но зоопарк для родившихся в нeм – их дом, так же, как для тебя был твой лес. Счастье не в размерах пространства, а в том, насколько тебе в этом пространстве комфортно. Знаешь, у моих первых хозяев был огромный дом с большим участком и бассейном, а мне там жилось как в тюрьме.
– А у этого? – перебил Дорджи.
– У этого маленькая квартира-студия в том доме, который ты видел. И там я чувствую себя совершенно свободным. И счастливым. Дорджи вспомнил спасшее его дерево, которое тоже чувствовало себя свободным и счастливым, несмотря на то, что простояло всю жизнь на одном месте.
– Знаешь, что меня больше всего напрягает? – продолжал Дорджи, – что за меня всe решают. Такая беззаботная жизнь на всeм готовом. С ума сойти можно.
– Тут я, пожалуй, с тобой согласился бы, не будь я другом человека. Без него мне не выжить. Но свободу самовыражения я всeтаки имею. И ты постарайся обратить своe новое положение себе во благо.
– Как?
– Я тебе лучше интересную историю расскажу. Вчера по телевизору видел. Одна японская семья спасла пингвина, когда тот в рыболовных сетях запутался, и выходила. Но когда они собрались отпустить его на свободу, он предпочeл остаться. И с тех пор так с ними и живeт. Между прочим, сам в магазин за рыбой ходит. С рюкзачком. Я бы тоже ходил. Но меня в магазин не пускают.
– Похоже, что японцы нашего брата лучше понимают.
– Да уж, не чета большинству здешних. Ладно, если хочешь ещe поскитаться, я тебя провожу, – предложил Чиппи. – Есть тут одна заброшенная дорога из нижнего города в верхний, по ней почти никто не ходит. Там спокойно. По крайней мере никто не помешает тебе обдумать своe будущее.
– А тебя твой хозяин не хватится? – на всякий случай спросил Дорджи.
– Будем надеяться, что пока он веселится с друзьями, я успею вернуться.
Чиппи довeл Дорджи до развилки и показал куда идти. Дорога и впрямь выглядела заброшенной. Поперeк лежали поваленные деревья, растрескавшийся асфальт устилали мeртвые листья. Вдоль дороги шипел узкий ручей, с трудом просачиваясь сквозь нагромождение камней и веток. Здесь они расстались. Чиппи побежал к хозяину, а Дорджи стал неторопливо подниматься в гору. Чувствовал он себя неуютно. С наступлением сумерек дорога казалась ещe мрачнее и враждебнее. Он опять вспомнил дерево, советовавшее ему не делать больше глупостей, и его охватила тоска по Шанте, по их гнезду, где им было так хорошо вдвоeм, по выдрам, которые с радостью делили с ним ожидание своего «дирижeра» и даже по той весeлой паре, которая приходила в зоопарк почти каждый день. Ведь он, судя по всему, дарил им кусочек счастья – почему же он не мог быть счастлив сам? Или не хотел этого понять?
Спускалась ночь. Дорджи начал подумывать о ночлеге, как почуял, что он на дороге не один. Впереди замаячили неясные силуэты двуногих. Внезапно темноту прошили острые лучи фонарей, и кто-то громко крикнул: «вот он»!
Откуда у него взялись силы, он сообразить не успел. Но в мгновение ока он перепрыгнул через ручей, взобрался по крутому бугристому склону и нырнул в словно по заказу открывшуюся дверь гаража, которая тут же за ним захлопнулась и укрыла его от преследователей. Дорджи с трудом перевeл дыхание. Гараж был большой и светлый, машины чинно стояли в отведeнных им местах, обозначенных белыми полосами. Перед одной из них, у стены, стояла детская прогулочная коляска с чем-то клетчатым и мягким. Усталость давала себя знать. Дорджи забрался в коляску и тут же уснул.
Ему приснился золотоволосый малыш. Он стоял над коляской и, приложив палец к губам, заговорщицки улыбался.
– Фердинанд, – позвала малыша возникшая из-за машины бабушка, – давай сюда плед, положим его в багажник.
– Бабушка, – шeпотом отозвался малыш, – там Рави спит.
– Не может быть, – ахнула бабушка, – Господи, как же он сюда попал?
Дорджи понял, что это не сон. Но открывать глаза не спешил.
– Надо в зоопарк сообщить, – сказала бабушка и без колебаний стала набирать номер на мобильнике.
– Вот почему Шанта была такая грустная вчера, – догадался малыш, – потому что осталась одна.
– А этот разбойник спит и не знает, в какое смятение всех своим бегством поверг, – рассмеялась бабушка, – ладно, слава Богу, что нашeлся.
– Дедушка прав был, что он в городе жить не сможет. А я ему не поверил.
Через полчаса в гараже появились Энрике с клеткой, Линг и компания незнакомых двуногих в джинсах с фото- и кинокамерами.
– Нет, вы только поглядите на него, как он хорошо устроился, – загремел Энрике, – мы тут сутки на ушах стоим, а он и в ус не дует!
– Да не ори ты так, – осадила его Линг, – лучше клетку открой. Пока спит, мы его туда и водворим.
– Погодите, – суетились киношники, – дайте нам камеры настроить.
– Спасу от них нет, – скрипнула зубами Линг и повернулась к бабушке, – как вы его обнаружили?
– Да очень просто, – ответила бабушка, – пришли с внуком в гараж, стали на прогулку собираться, тут Фердинанд его и заметил.
– И что, Рави так и спал всe время?
– Отнюдь. Это он сейчас притворяется. Мой внук имел с ним весьма продуктивную беседу.
– О чeм?
– О том, кто есть кто и откуда. По крайней мере, мы теперь знаем, что беглеца зовут Дорджи Вангчук и что в Бутане у него остались подруга и теперь уже взрослый сын.
– Интересно, – протянула Линг, – мне это выяснить, как я ни старалась, не удалось.
– Ничего удивительного, – улыбнулась бабушка, – дети гораздо лучше понимают наших меньших братьев. С возрастом мы, к сожалению, эту способность утрачиваем. Сохранить еe удаeтся немногим. Во всяком случае, теперь вы можете не волноваться: Дорджи больше не удерeт.
– А вы в этом уверены?
– Абсолютно. По счастью, звери не умеют лгать. Иногда мне кажется, что их общество устроено куда лучше нашего.
Тут застрекотали камеры и засняли Дорджи сначала в коляске, потом в клетке и, наконец, в фургоне национального зоопарка. Разумеется, все причастные к событию тоже были увековечены масс медиа. Двери фургона закрылись. Дорджи расслышал последние, сказанные Фердинандом слова: «жалко, что дедушки с нами не было».
По дороге в зоопарк опасения, что его будут ругать, развеялись: Энрике лишь добродушно пожурил Дорджи, а Линг проявила неподдельное сочувствие. И он думал об одном: как оправдаться перед Шантой. Но она встретила его на удивление дружелюбно.
– Ну и задал ты всем им жару, – лукаво усмехнулась она, – такой переполох поднялся, в жизни подобного не видала!
– Я, честно говоря, этого не предполагал, – смутился Дорджи.
– А если бы предполагал, не сбежал бы? – поинтересовалась Шанта.
– Не уверен. Похоже, мне надо было сбежать, чтобы понять, где моe счастье.
– И где же оно? – уже серьeзно спросила Шанта.
– Здесь. С тобой, – так же серьeзно ответил Дорджи и лизнул еe щeку.
– Тогда я тебе открою один секрет.
– Какой?
– У нас будет маленький.
– Правда? – обрадовался Дорджи. – Когда?
– Скоро.
– Почему же ты мне раньше не сказала? – с укоризной спросил Дорджи.
– Я собиралась. Но когда ты мне про побег признался, раздумала. Не хотела тебя этим удерживать.
– А теперь ты от меня не отделаешься, – весело заключил Дорджи. – Послушай, а где бамбук? Я только сейчас заметил, что стены голые.
– Да Бенджи, когда тебя утром хватился, всe и срубил подчистую, на всякий случай. Чтобы я за тобой не увязалась.
– А ты бы...?
– Не болтай глупостей. Лучше расскажи мне, что ты видел.
– Ну слушай, – Дорджи обнял Шанту, и они так и просидели обнявшись, пока Саша не принесла им ужин.
– Привет сладкой парочке, – сказала она, – а тобой,Шанта, я просто восхищаюсь. Вместо того, чтобы прибить беглеца, ты его голубишь. Цени, Рави, где ты ещe такую найдeшь?
– Нигде, – не задумываясь ответил Дорджи.
– То-то, – отозвалась Саша, и Дорджи понял, что она его услышала. Уходя, Саша рассыпала рядом с их мисками пригоршню зeрен и хлебных крошек.
– Это для гостей, – подмигнула она. Гости не заставили себя ждать. Не успела Саша захлопнуть за собой калитку, на угощение слетел красный кардинал.
– С возвращением, – поприветствовал он Дорджи, – мы тут все за тебя испереживались.
– Кто это мы? – удивился Дорджи.
– Твоя подруга, я, белый волк, танцующее деревце и Укуку. Да, и ещe олени.
– Не может быть!
– Почему не может? Они все знали, что ты дал дeру и послали меня на поиски. И я тебя нашeл, а потом потерял.
– Как это?
– Когда ты от фонарей смылся. Они меня ослепили, и пришлось отсиживаться. Я рад, что ты дома. И спасибо за угощение. Теперь можно добрую весть до всех донести. Олени наверняка прибегут засвидетельствовать тебе своe почтение.
– А ты ещe прилетишь? – осведомился Дорджи. – Я бы хотел быть в курсе последних новостей.
– Разумеется, – сказал кардинал. – Ты теперь знаменитость. И мне доставит удовольствие выполнять функции связного.
– Подожди, – остановил его Дорджи, – ты можешь найти Чиппи?
– Если ты мне скажешь, кто это и где его искать. Я постараюсь.
– Это золотистый ретривер. Он со своим хозяином на поляне за зоопарком гуляет. Если найдeшь его, скажи, что я вернулся домой. Ночью Дорджи не спалось. Тихонько, боясь разбудитьШанту, он выскользнул из гнезда и присел у заборчика между каньоном и дорожкой, где обычно толпились посетители зоопарка. Чего он ждал, он и сам не знал, но скоро в проeме появился олень.
– Ну что, набегался? – лукаво прищурясь, спросил он.
– Пожалуй, – осклабился Дорджи. – Но не жалею. Кой-какого житейского опыта поднабрался. По крайней мере, есть с чем сравнивать.
– Шанта не ругалась?
– Нет. Знаешь, у нас скоро маленький появится.
– Это здорово. У меня с Венди тоже.
– Ты деревце не видел? – вдруг спросил Дорджи.
– Видел. Танцует. Тебе привет передавало.
– Как ты думаешь, оно досюда дотанцевать может?
– Я узнаю. Ты не скучай. Мы будем тебя навещать. Олень было собрался попрощаться, но в это время раздался протяжный вой, и он невольно вздрогнул.
– Это волк, – пояснил Дорджи. – Сегодня полнолуние.Жаль, что у него нет подруги.
– Уже есть, – сообщил олень. – Только он об этом пока не знает. Еe сегодня привезли из Канады.
– Ух ты! – обрадовался Дорджи. – Вот так сюрприз!
– Ладно, я побежал, – заторопился олень. – До скорого!
На душе у Дорджи потеплело. Он вернулся в гнездо, прижался к Шанте и провалился в сон.
На следующий день у каньона не было отбоя от посетителей. Дорджи хотелось пообщаться с выдрами, но за толпой, сгрудившейся у заборчика, он их не увидел и отложил разговор на потом.
– Смотри, наш Фердинанд пришeл, – повернулся он к Шанте, завидев в толпе золотоволосого малыша.
– Дорджи! – крикнул малыш, – ты в порядке?
– Откуда он знает, что ты на самом деле Дорджи? – удивилась Шанта.
– Я ему об этом сказал.
– Тогда понятно.
– Тебя фотографы не замучили? – продолжал малыш, – мы от них насилу с дедушкой отвязались.
– Меня со вчерашнего дня не трогают, – ответил Дорджи, – а где твоя бабушка?
– Бабушка их на себя взяла, а мы тем временем убежали.
– Ты завтра придeшь? – спросил Дорджи.
– Обязательно, – заверил его малыш. –Мы сейчас дальше гулять будем. Ты хочешь кому-нибудь привет передать?
– Белому волку. И ещe андейскому медвежонку Укуку. Ладно?
– Не волнуйся, Дорджи, – пробасил дед, – непременно.
Вечером Дорджи с Шантой сидели на плетeном мостике и смотрели, как на небе зажигаются звeзды.
– Обидно, – с сожалением сказала Шанта, – что мы не можем навестить твоих друзей. Мне бы хотелось с ними познакомиться.
– За чем дело стало? – в глазах Дорджи заблестели озорные искры, – пусть только бамбук подрастeт!
Марина Тюрина-Оберландер, филолог, поэт и переводчик. Родилась в Ленинграде в семье выдающегося ученого-почвоведа. С 2000 года живет в Вашингтоне. Переводы печатались, начиная с 1976 года, в "Литературной газете", журналах "Иностранная литература", "Весь свет", "Крокодил", альманахе "Поэзия" (изд-во "Молодая гвардия"), антологиях "Современная датская поэзия", "Современнaя норвежская поэзия" (изд-во "Радуга"). Оригинальная поэзия печатается с 2008 года. Книга "На остром рубеже пространства" ("Водолей Publishers", 2008 г.), публикации в журнале "Большой Вашингтон" (2009-2010 гг.).
Недавно уМарины Тюриной-Оберландер в московском издательстве "Водолей" вышла новая книга поэзии и прозы, "Музыка слов".
Недавно уМарины Тюриной-Оберландер в московском издательстве "Водолей" вышла новая книга поэзии и прозы, "Музыка слов".