Свидетельство о регистрации средства массовой информации Эл № ФС77-47356 выдано от 16 ноября 2011 г. Федеральной службой по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций (Роскомнадзор)

Читальный зал

национальный проект сбережения
русской литературы

Союз писателей XXI века
Издательство Евгения Степанова
«Вест-Консалтинг»

"БОЛЬШЕ САМОГО СЕБЯ"


Так отозвался К.Ковальджи об Игоре Волгине, то есть – "писатель в широком русском понимании этого слова – он художник и публицист, мыслитель и наставник". То же самое можно сказать и о самом Ковальджи, хотя сам он характеризует себя скромнее: "Я – "многоканальный" литератор". Он – поэт, прозаик, эссеист, литературный критик и литературовед, переводчик и, конечно, наставник – много замечательных поэтов вышло из студий, которые он вёл и ведёт до сих пор.
Структура этой новой книги (второй в этом жанре – после "Обратного отсчёта") точно представлена на четвёртой стороне обложки: под задумчивым и немного печальным портретом автора – "меню": 1. Маленькие рассказы (с улыбкой и без). 2. Литпортреты, эссе, воспоминания. 3. Мозаика (всякая всячина – кое-что обо всём). 4. По следам кентавра (о мире и вере). А сбоку, в столбик – имена: Пушкин, Маяковский, Блок, Цветаева, кончая Парщиковым и Померанцем, а так же – Ленин, Сталин, Гитлер… Ясное дело – интерес читателя обеспечен. И правильно, потому что точка зрения Ковальджи на этих людей необычна, самостоятельна и доказательна (к сожалению, текст плохо вычитан, встречаются повторы и досадные опечатки).
Автобиографические, с лёгким налётом самоиронии рассказы первого раздела книги как бы объясняют "кентаврическое" (см. последний раздел книги) в самом авторе, суть которого – двойственность, но не в банальном понимании, а как единение уникального и всеобщего, взгляда изнутри и извне, сугубо личного и обобщённого, внеличного. Возможно, природа этого – в происхождении из армянско-болгарской семьи, родился в бессарабском селе – в тогдашней Румынии, и в других обстоятельствах – успел пожить при короле Михае (!), затем "к нам пожаловала Советская власть", – то есть оказался в России, родные два языка – русский и румынский. К 14 годам несколько раз видел смену режимов, – "исторический опыт", не говоря уж о том, что в детстве вдобавок ломалась физиология – родился левшой, но "переучился" в правшу поневоле, сломав левую руку. Вот такие исходные данные.
Самая большая часть книги – "Рядом и вскользь" – литературные портреты и эссе. Здесь более чем наглядна "литературоцентричность" автора. Он не просто пишет, он дышит литературой. Любит, знает, исследует, живёт ею, она у него в крови. "Писать о Блоке страшновато…", но есть потребность – "сегодня его слово вернулось к нам живым и актуальным". Современники ставили в ряд Бальмонта, Брюсова, Белого. Но сегодня, считает Ковальджи, вершина – Блок. Он разбирает "ужасное" стихотворение "Друзьям" – в чём только не обвиняет поэт себя и своих собратьев! Однако собратья – Бальмонт, Брюсов чувствуют себя иначе. Только Белый в минуты прозренья испытывает боль. Блок знает – близится катастрофа. "Что делать! Мы путь расчищаем / для наших далёких сынов!..". В статье "Ирония" Блок приводит высказывание В.Соловьёва, которое считает формулой: "Личное самоотречение не есть отречение от личности, а есть отречение лица от своего эгоизма". Переходя от стихотворения "Друзьям" к циклу "На поле Куликовом", Ковальджи замечает, что у Блока словно был собственный компас, как у птицы, летящей на север весной. Здесь, как и в стихотворении "Друзьям", та же тоска, то же смятение – чувство исторической сопричастности судьбам России. Личная жизнь и русская история в нерасторжимом единстве, "кентаврическом"! Блок предчувствует исторический поворот в судьбах России. "Пусть возмездие, но не гибель!" "Он вышел тогда победителем",– утверждает Ковальджи, но – "после "Двенадцати" его уже победителем не назовёшь".
Ковальджи вновь и вновь возвращается к поэзии любимых поэтов, заново открывая для себя страницы их жизни, по-новому, по-иному их прочитывая и осмысляя ("Загадочное стихотворение Пушкина", "Две Марины", "Пушкин и Маяковский"). Часто это тонкие литературоведческие исследования, читать которые очень интересно. Он обнаруживает неожиданные сближения и переклички: Маяковский и Ахматова; Случевский ("корявая предтеча Ахматовой"); Маяковский – ЕсенинМандельштам; Бальмонт – капитан Лебядкин (Достоевский); Тейяр де ШарденВернадский. Мистическая перекличка Лермонтова – предчувствие смерти – стихотворение "Сон" – с Пушкиным – смерть Ленского, стихотворение "Пророк". Непреднамеренные совпадения: у Блока с Есениным, у самого Ковальджи с Вийоном (!), Г.Иванова с Б.Чичибабиным, Маркузе с Герценом (!).
Хороши портреты: серьёзный – Арсения Тарковского, нежнейший – Ахмадулиной, или забавный – Поженяна. В другом случае – рассказ о встрече (с Твардовским); воспоминание (Паустовский); заметки, читая (Леонида Рабичева); разбор стихов – блестящий! (Ивана Жданова). Здесь просто физически ощущаешь удовольствие, которое испытывает автор, анализируя стихи коллеги. Вообще везде, о чём бы автор ни говорил, слышишь его голос, его интонацию.



Кирилл Ковальджи. Моя мозаика или По следам кентавра. – М.: Союз писателей Москвы. Academia, 2013



Эльвина МОРОЗ