Свидетельство о регистрации средства массовой информации Эл № ФС77-47356 выдано от 16 ноября 2011 г. Федеральной службой по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций (Роскомнадзор)

Читальный зал

национальный проект сбережения
русской литературы

Союз писателей XXI века
Издательство Евгения Степанова
«Вест-Консалтинг»

Книжная полка


* * *



Валерий Казаков, "Тень гоблина: роман", — М., "Вагриус Плюс", 2008.

Что мы знаем о людях, которые управляют страной?
Что мы знаем о нравах, царящих в высших эшелонах власти?
Как оказаться там и не потерять чувство собственного достоинства, да и просто выжить?
Эти вопросы не праздные, и ответы на них можно получить, прочитав сенсационную книгу писателя и журналиста Валерия Казакова.
Казаков — писатель, имеющий странную биографию и загадочный послужной список. С одной стороны, это блестящий прозаик, с другой стороны — крупный чиновник, работавший в свое время и в Совете безопасности, и в Администрации Президента.
То есть человек, з н а ю щ и й о том, что пишет. При этом автор подчеркивает, что "все персонажи и события, описанные в романе, вымышлены, а совпадения имен и фамилий случайны и являются плодом фантазии автора".
Верится в такую авторскую преамбулу, честно говоря, с трудом, потому что многие герои книги очень колоритны и легко узнаваемы. Не трудно предположить, что за именем Ивана Павловича Плавского, брутального генерала, управляющего Есейским (Красноярским?) краем прячется Александр Иванович Лебедь, под именем Михаила Львовича Амроцкого по прозвищу Гоблин — ныне опальный и беглый олигарх, а когда-то всесильный царедворец Борис Абрамович Березовский.
Узнаваемы в книге и Борис Николаевич Ельцин, и Анатолий Борисович Чубайс, и Валентин Борисович Юмашев, и другие знаковые фигуры прошлой (прошлой?) эпохи. Они это или они? Ответ неоднозначный. И да, и нет. Роман — не документальное произведение. Но то, что перечисленные персонажи, могли быть т а к и м и, какими они показаны в книге, сомнений не вызывает.
Уникальность Казакова в том, что он обладает превосходной стилистикой, безукоризненным пером и при этом умеет держать читателя в постоянном напряжении не хуже, чем легендарный детективщик Джеймс Хедли Чейз. Писатель способен сочетать жесткую повествовательную линию и немногословные, но необходимые в романе лирические отступления, в которых — во многом! — и видна авторская позиция.
В какой-то степени "Тень гоблина" — самоучитель для чиновников (менеджеров) всех рангов по выживанию в жестких тоталитарных условиях офисной (как правило, подковерной) системы координат.
Главный герой романа бывший военный журналист и советник в горячих точках Малюта Максимович Скураш проходит все этажи служебной лестницы — от работы в ранге начальника управления Совете национальной стабильности, до должности полномочного представителя Президента в Есейском федеральном округе. "Тень гоблина" — это новое осмысление загадочного, но не почившего в бозе явления номенклатуры. Автор пишет: "Номенклатуры сегодня, кстати, нет, вернее, вроде как нет, но старые инструкции остались, а в них расписано, что и кому положено".
Казаков показывает чиновничество пристрастно и жестко, обращая внимание читателя на основной страх, который тревожит их не слишком уточненные души — "страх с потерей властного места очутиться, подобно сказочной старухе, у разбитого корыта и обратиться в обычного, хоть и не бедного, но бесправного, маленького человека".
Маленьким и бесправным быть никому не хочется.

Фёдор МАЛЬЦЕВ



Владимир Алейников, "Об истории СМОГа и многом другом", — М., "Аграф", 2007.

Хороший поэт Владимир Алейников пишет мемуары, которые вызывают у меня недоумение. Как так получилось, что сложившийся интересный автор истекает в своих воспоминаниях желчными претензиями и обидами?
Достается многим соратникам по СМОГу, поэтам, не входящим в это легендарное Общество, — Юрию Кублановскому, Виктору Кривулину, Марине Кудимовой, художнику Василию Недбайло, литератору Владимиру Батшеву. Батшеву — особенно.
Вот только один пассаж (из многочисленных!) об этом издателе и литераторе:
"Предатель. Стукач. Сотрудничал с органами — и все притворялся, все играл в "своего". А люди из-за него страдали. Мерзавец. Иуда. Пусть живет себе в Германии".
Если автор предъявляет такие нешуточные обвинения, хотелось бы получить и доказательства. Их г-н Алейников не предъявляет. Почему? Может быть, их нет?
Я, например, этого Батшева сроду не видел, но знаю, что человек делает достойное дело — издает неплохие журналы.
Юрию Кублановскому ставится в упрек, что он хорошо устраивается, вот и сейчас, мол, живет в Переделкине. Ну и в чем проблема? Живет себе и живет. Порадуйся за университетского товарища, с которым учился в одной группе и делил кров в комнате в общежитии. Хоть кто-то хорошо устраивается.
У Николая Бокова находит Алейников "душок" и "подвох".
Вообще, складывается впечатление, что все вокруг мемуариста ужасные и подлые. Но так не бывает.
Самое грустное и настораживающее в мемуарах Алейникова то, что постоянно он пытается в какой-то мере отождествить себя с гениальным Леонидом Губановым.
"Среди участников СМОГа, как уже говорил я выше, уже (опять уже? — Ф. М.) на первых порах выделялись мы с Леней Губановым".
"Ничего разительно не похожего на советскую продукцию, как у меня или у Губанова, когда ну никак не вписывались мы в литературную действительность, у него (Аркадия Пахомова. — Ф.М.) нет".
И т. д.
Равнять себя с поэтом Божьей милостью не надо — занятие это, конечно, приятное, но бесперспективное. Губанов, действительно, выдающийся и трагический поэт. Писал замечательно. И умер, как многие гении, в тридцать семь лет. Судьба.
Алейников другой. И судьба у него (слава Богу!) другая. И не такая уж драматическая, как он пытается внушить своим читателям.
И квартира есть, и домишко в Коктебеле — об этом в книге рассказывается. Разве плохо? Живи да радуйся, сочиняя стихи и глядя на море и солнце. И слишком уж сам себя не хвали. Нет, хвалит. И сам собой восхищается, и все хвалебные отзывы о себе собирает. Вот его Андрей Битов назвал — в разговоре! — великим поэтом, вот Константин Кузьминский доброе словечко замолвил… Выглядит это (со стороны) не как похвала, а как хула. Хотя, понимаю, все мы, литераторы, не без греха, обожаем себя похвалить.
А ведь книга могла бы стать замечательной. Писать-то автор умеет. И слог у него есть, и наблюдательность, и стиль свой — броский, яркий, поэтический. Когда он с любовью пишет об отце, о маме, о своем родном Коктебеле, о татарах-переселенцах, получается светло, красиво и талантливо! А завидовать никому не нужно. И восхвалять себя не нужно. Если, конечно, не хочешь выглядеть смешным.

Фёдор МАЛЬЦЕВ



Алексей Юрьев, "Берег. ВеликаЯ банальность", — М., "Вест-Консалтинг", 2007.

Московский поэт, прозаик, переводчик, искусствовед Алексей Юрьев написал очень интересную книгу. Первая часть — стихи. Вторая — собрание миниатюр, крошечных и весьма любопытных эссе.
Стихи Юрьева, надо признать, весьма традиционны, незамысловаты, а вот миниатюры неожиданные.
Автор считает, что его книга "содержит только известные, то есть банальные, суждения…" Это не так. Банальностей в книге не слишком много — потому что это мысли человека, думающего не о сиюминутном, но о вечном.
Книга изобилует аллюзиями на высказывания известных мудрецов прошлого, вместе с тем она личностна и выстрадана.
"Берег. Великая банальность" — философско-теологическая книга, пытающаяся ответить на главные вопросы: кто мы, откуда?
Некоторые идеи автора кажутся спорными, но все равно интересными.
Он, в частности, пишет:
"Богу не нужны жертвы, фимиам, молитвы — Он не подвержен человеческим слабостям, не тщеславен, не надменен, не продажен. Человеку же совершенно необходимо заручиться его покровительством для благополучного устройства своих дел здесь и для обеспечения теплого места после смерти. Пишу намеренно грубо, чтобы подчеркнуть суть: у Бога свои цели и задачи и они не состоят в том, чтобы ублажать человека в обмен на его покорность и подношения. Бог не слуга и не господин для человека. Даже если Бог создан людьми, Он не может быть человеком, и пририсованные черты сходства пусть никого не вводят в заблуждение".

Евгений СТЕПАНОВ