Недавно, во время поездки на родину, в Мурманскую область в мои руки попала книга "Живой костёр Виталия Маслова", выпущенная в конце прошлого года. Книга посвящена памяти талантливого писателя и общественного деятеля Виталия Семёновича Маслова. Характерно, что в Москве, даже я, интересующийся тем, что происходит в литературе Кольского Севера об этой книге не слышал, и в Интернете она проскочила мимо меня.
И это не случайно, литературная Москва всё больше живёт сама в себе, и литературная провинция, похоже, беря с неё пример, всё меньше оглядывается на столицу. Но это тема отдельного разговора. Как бы там ни было упомянутая книга – подтверждение того, что в глубинке, а в данном случае на самом краю России по-прежнему умеют быть благодарными к тем, кто посвятил жизнь и творчество родным местам.
Между тем, Маслов, и как писатель, и как общественный деятель был, конечно, фигурой всероссийского масштаба. Несмотря на то, что главные свои художественные произведения он посвятил единственной поморской деревушке Сёмже, в них ему удалось отразить, пожалуй, главные, стержневые проблемы своего времени – слом духовных ценностей в нашем народе, и, как следствие, уход русского человека от земли, да и от самого себя.
Сегодня уже ясно, что во многом именно эти процессы привели к распаду России в границах СССР и насаждению на крупнейшем её обломке культа уже практически ничем не стесняемого потребления.
Виталий Маслов принадлежал к исчезающей ныне породе писателей, веривших, что литература способна повлиять на жизнь, изменить её к лучшему. Причём не только через нравственное и духовное воспитание отдельно взятой личности, но и через постановку в произведениях острых социальных вопросов. Владимир Личутин в своей книге "Душа неизъяснимая" хорошо сказал, что писатель Виталий Маслов был рождён обострённой тоской по гибнущей родной деревне Сёмже. Однако отличие Маслова от других писателей-деревенщиков, создававших в слове памятники исчезающему миру традиционной русской деревни в том, что он не только талантливо констатировал это исчезновение, но и пытался найти пути для того, чтобы остановить его. В своих произведениях он не раз вглядывался в современников, задаваясь вопросом, почему ради зачастую призрачных благ цивилизации люди бросают места, освоенные, обжитые многими поколениями их предков, есть ли возможность остановить, повернуть вспять этот процесс. В попытках противостояния Маслов не ограничивался возможностями литературы. Ещё в начале 80-х его боль за исчезающую Сёмжу привела писателя к идее о создании Дома памяти в практически уже обезлюдевшей, а некогда зажиточной, знаменитой своими мореходами деревне. В 1984 году Дом памяти был создан. В нём хранились вещи и документы, рассказывающие о многих поколениях поморов, жителей Сёмжи.
А когда в начале 90-х годов писатели, особенно писатели-почвенники оказались оттеснёнными на обочину общественной жизни, Маслов, от которого многие коллеги, включая таких мастеров слова, как Виктор Конецкий и Семён Шуртаков, ждали новых произведений, поставивших бы его в один ряд с Валентином Распутиным, Фёдором Абрамовым, Василием Беловым, практически отказался от создания новых повестей и романов, переключившись на очерки и публицистику. Кроме того, всё большее место в его жизни стала занимать общественная деятельность. Помимо Дня славянской письменности и культуры, который вернулся в Россию и стал официальным праздником во многом именно благодаря Маслову, Виталий Семёнович становится вдохновителем первого Славянского хода, охватившего пространство от Мурманска до Сербии. Организует конкурсы школьных сочинений "Храмы России" и "Берег России".
Вот как об этом преображении в книге воспоминаний пишет публицист и краевед Дмитрий Ермолаев. "... Маслов как писатель был всегда ориентирован на злобу дня, на конкретные проблемы, решению которых и пытался помочь, используя силу своего художественного дара. "Не дума о литературе заставляла меня садиться за письменный стол, – определил он причину, побуждавшую его браться за перо, – но всегда надо было что-то защитить, о чём-то круто вопрос поставить, с кем-то шпаги скрестить, и это выливалось в романы ли, очерки ли".
И вот, с распадом страны, с наступлением экономического хаоса, с утратой значительной частью общества духовно-нравственных ориентиров, все его усилия пропали даром, ни принеся никаких плодов... Мне кажется, в этот момент Маслов внутренне ощутил бессилие искусства что-либо изменить в реальной жизни и, ощутив, продолжил проповедь другими средствами. Проповедь патриотическую, но с течением времени всё больше перераставшую в христианскую..."
В целом согласившись с Дмитрием, можно поспорить с его утверждением, что литературная деятельность Маслова "не принесла никаких плодов". Одно то, что в своих произведениях он запечатлел живой, а не стилизованный, как, например, у Бориса Шергина поморский говор, ныне почти исчезнувший из живого употребления, делает его произведения ценными для всех, кому дорог Русский Север. А ведь при жизни Маслова иные редактора часто ругали именно "за излишнее" увлечение диалектизмами.
Надо отдать должное составителям "Живого костра", они не старались "лакировать прошлое", создавать сусальный образ незаурядного русского писателя и общественного деятеля.
В многочисленных воспоминаниях современников Маслов предстаёт, как человек непосредственный, прямой, в чём-то резкий и подчас даже несправедливый. Но многие авторы книги отмечают замечательное свойство Виталия Семёновича. Маслов был отходчив и умел подниматься над своими личными обидами и пристрастиями ради интересов общего дела.
Вот, к примеру, отрывок из воспоминаний проректора МГГУ по научно-исследовательской работе Павла Фёдорова.
"…И вообще, несмотря на глубокое уважение, с которым я неизменно относился к Виталию Семёновичу, повседневные отношения с ним у меня складывались не всегда гладко… Вот, скажем, запись из моего дневника за 26 мая 1996 года: "Произошло охлаждение отношений с Масловым. В который уже раз… В своё время Маслов мне очень помог. Сегодня мы уже не понимаем друг друга… Маслов – бульдозер. Его энергии хватит свернуть стену. Но под обломками он может не заметить тех, с кем он ещё недавно вместе шёл рушить эту стену".
Потом проходило время, и я опять бежал к Виталию Семёновичу или он звонил мне.
…В Маслове притягивала его человечность, которая всё равно проступала сквозь редкие порывы эмоций. Но разве не поразительно его отношение ко мне, тогдашнему аспиранту, когда, прочитывая за неделю сотни страниц текста по своей основной работе, он не забывал о теме моей кандидатской диссертации и если что-нибудь находил, звонил и приглашал…".
Напоследок хотелось бы сказать о том, что напрямую к книге отношения как бы не имеет. Даже сегодня, спустя уже более 13 лет после своего ухода из жизни Виталия Маслова, его фигура остаётся одной из главных скреп для писателей Кольского Севера, для всех неравнодушных патриотично настроенных людей в области. Даже то, что выпуск "Живого костра", качественной и, судя по всему, довольно затратной книги, не приурочен ни к какому юбилею, факт говорящий.
И дела начатые писателем, праздники, конкурсы, ходы получают продолжение. Однако чем дальше тем больше чувствуется нехватка в писательской среде области таких масштабных, объединяющих фигур, какими были писатель Виталий Маслов и поэт Виктор Тимофеев (Виктор Леонтьевич жив и поныне, но в связи с состоянием здоровья во многом отошёл от общественно-писательских дел). Это я могу сказать, как человек с одной стороны знакомый с местной писательской атмосферой, а с другой – оценивающий её всё-таки несколько со стороны. Вечно жить на запасе прочности, заложенном "старой гвардией" нельзя. А между тем, признаков, что поколение 30–50-летних мурманских литераторов сумеет сплотиться вокруг каких-то своих представителей для новых крупных культурно-общественных прорывов, пока не видно. Можно попытаться объяснить это тем, что время другое. Мол, общество атомизируется, индивидуализм торжествует. Да, это так. Но ведь и Маслов, и многие другие крупные деятели прошлых поколений тоже действовали во многом не благодаря, а вопреки своему времени.
Всё это не может не тревожить. Ведь развитие литературы и – шире – культуры на Кольском Севере имеет совершенно особое значение. Не случайно на состоявшихся в конце прошлого года 12-х Масловских чтениях проректор МГГУ Павел Фёдоров сказал о том, что в краю, находящемся на границе с западной цивилизацией, исповедующей во многом иные мировоззренческие ценности, русская литература, русский язык – это важные средства, помогающие сохранить здесь присутствие российской государственности.