Свидетельство о регистрации средства массовой информации Эл № ФС77-47356 выдано от 16 ноября 2011 г. Федеральной службой по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций (Роскомнадзор)

Читальный зал

национальный проект сбережения
русской литературы

Союз писателей XXI века
Издательство Евгения Степанова
«Вест-Консалтинг»

Поэзия и проза


Людмила КОЛЬ



ЛЕГКИЙ ТРЕП ВО ВРЕМЯ АПЕРИТИВА
 
Новелла

Я ее узнала сразу. Сколько же мы не виделись? Да-да, лет пятнадцать, наверное, прошло. Но она ведь не изменилась совсем: такая же прямая, подтянутая, в отлично сидящем деми-пальто, с аккуратной прической, подкрашенными слегка губами, в очках. Шла вдоль кассовых стоек, глядя прямо перед собой — ее такая знакомая походка.
Я ее сразу узнала и, вскочив со скамьи, на которую присела, чтобы переложить содержимое тележки в пластиковые пакеты, бросилась ей навстречу.
— Майя!
Она приостановилась. Повернула голову на звук моего голоса.
— Майя! Привет! — Я подбежала к ней почти вплотную и протянула руки, чтобы обнять. А может, и поцеловать три раза, по-русски?
Ее глаза смотрели на меня без всякого выражения, и я затормозила.
— Майя, ты не узнаешь меня? Я — Полина.
— Да, я узнала тебя.
— Как здорово, что мы наконец встретились! — радостно воскликнула я. — Я часто вспоминаю тебя. Но где ты? Работаешь все там же, в школе?
— Работаю? — Она, казалось, не поняла, о чем я ее спросила, но тут же спохватилась: — Да-да, работаю, я работаю, конечно.
— А живешь? Все там же? Или переехала?
— Да-да, там же. — Она смотрела на меня по-прежнему сухо и отчужденно, и мой язык перестал слушаться. Я тоже замолчала, вглядываясь в ее холодное лицо.
И тут она сказала:
— Вчера умерла моя мама.



1

Мы познакомились еще в самом начале, как только я приехала. Это произошло случайно.
Понимаешь, я вдруг ощутила в себе потребность выражать себя на холсте, красками. Вообще-то я по профессии инженер-информатик, окончила МИЭМ, но никогда не работала по своей специальности.
В детстве я неплохо рисовала. И даже думала после школы поступить в архитектурный. Но быстро поняла, что к сдаче рисунка не подготовлена, вступительные экзамены провалю, и прагматично выбрала то, что было хорошо востребовано, как мне тогда казалось, на рынке труда.
Получив диплом, я, как и большинство моих сокурсниц, слабо представляла себе, чем же буду заниматься, где буду работать. То, что было написано в дипломе о моей специальности, выглядело для меня туманно. Может быть, я все-таки выбрала не то, что мне было нужно. Конечно, не то. Поэтому я нашла нечто более конкретное, более подходящее мне как женщине — существу, как известно, «слабому, беззащитному», и устроилась техническим редактором в издательство «Наука».
Я много-много лет правила тексты. Представляешь, что это такое? Стол завален бумагами, и ты знаешь, что главред требует этот текст к такому-то сроку, а этот — вот-вот нужно сдавать, а там вот — там целая стопка новых пришла, а тут входят в кабинет и деликатно кладут тебе под локоть еще пару десятков беленьких листочков, плотно усеянных черненькими козявочками.
От обилия букв, запятых, точек, формул, графических рисунков голова к концу дня просто раскалывается, а иногда болит всю субботу и воскресенье.
В свободное время я старалась отвлечься, все равно чем, лишь бы перед глазами не прыгали постоянно эти маленькие черные знаки. Я не пропускала театральных премьер, посещала выставки, бывала на поэтических вечерах в ЦДЛ, по выходным тусовалась на самых разных тусовках вместе с такими же тусовочницами, как я. Да-да, это так и называется — тусовочница.
Но видимо, мое детское увлечение давало о себе знать, и однажды я все-таки решила немного заняться живописью.
Это было несерьезно — просто стала ходить к одному художнику на этюды. Захватила на всякий случай несколько своих доморощенных, маслом написанных эскизов, развешанных мною дома по стенам, чтобы показать — вот, мол, пишу время от времени.
Он взглянул, поморщился и сказал:
— Видно неумелого автора, который не знает, как нужно обращаться с красками.
— Да? — потухшим голосом произнесла я.
— Краски нужно смешивать, а вы пишете чистым цветом. Чистого цвета в природе не бывает.
— А мне казалось…
Он стал учить меня, как нужно их смешивать на палитре, а потом переносить на холст. Тень. Полутень. Свет. Это он мне долго объяснял, чтобы я усвоила азы.
У него была трехкомнатная квартира, где-то на окраине Москвы, в районе Чертаново, и одну из комнат он превратил в мастерскую.
Когда я пришла на первый урок, он усадил меня за мольберт, принес кисточки, краски, показал на стоявшие напротив меня на отдельном столике предметы и сказал:
— Ну, давай!
— Что? — не поняла я.
— Начинай! Перед тобой натюрморт.
Я онемела и еле выдавила из себя:
— А — как начинать?
— Ну, как ты обычно приступаешь к работе?
— Н-не знаю… сначала рисую карандашом… контур…
— Ну вот так и давай.
Каждый раз, когда я приходила, на столике уже стоял ожидавший меня новый натюрморт, я садилась за мольберт, он говорил:
— Пиши!
И моя не слушающаяся теперь рука робко делала первый мазок.
— Смелее! — говорил он за моей спиной. — Не бойся краски. Если жирно, уберешь мастихином: видишь, этот инструмент называется мастихин. Раз — и стерла жирный мазок. — Он показывал, как это делается. У него получалось классно. — Такая техника тоже существует, кстати. Никогда не замечала? Некоторые художники любят работать исключительно в такой манере.
Я не знала, какой мазок положить следующим, и делала вид, что размышляю.
— Давай-давай, не раздумывай, — подгонял он меня. Я шлепала краску. Он вздыхал, поправлял и говорил: — Смотри, как теперь рельефно получилось!
Вот так мы довольно долго занимались натюрмортом.
— Королем натюрморта был Сезанн, — рассказывал он, пока я старательно мазала в разные цвета стоявший на фоне красной бархатной тряпки керамический горшок, помня его наставления: тень, полутень, свет. — Только Сезанн знал, как поставить натюрморт, только он умел составить архитектурную композицию, в которой играла каждая деталь… Глухой тон получается, делай его более прозрачным, — прерывал он сам себя, не забывая о своих обязанностях. — Даже человек у Сезанна вписан в натюрморт, — продолжал он мысль, — потому что, по Сезанну, все в мире равнозначно… Прорисуй почетче контур… Он создал свои законы живописи. К сожалению, при его жизни их не оценили, но так часто бывает с великими… Гранат отбрасывает тень на кувшин…
Я чувствовала себя совершенно неумелой ученицей, из которой никогда ничего не выйдет, и смущалась.
— Ничего, научишься, и потом мы поедем на этюды, — обещал он. — Этюды — это всегда интересно. Поедем целой компанией, куда-нибудь подальше, чтобы не в парке, а на природе, выберем красивое место, в хороший солнечный день поедем.
Это меня даже пугало: там же будут те, кто хорошо пишет, а я ничего не умею. Он, как всегда, скажет: пиши! — и что я буду делать? Была зима, и я надеялась, что «хороший солнечный день» наступит еще не скоро.
Он не наступил вообще.
Не знаю, как долго продолжались бы наши занятия, на сколько меня хватило бы, но положила им конец его жена.
Она была старше его лет на десять, его бывшая учительница литературы в школе, в которую он отчаянно влюбился в восьмом классе. Они тоже ездили вместе на этюды: он хотел поступать в художку, а она просто увлеклась вдруг живописью. У них завертелся сумасшедший роман, остановить который не в состоянии было ничто. А после окончания школы, вопреки родителям и с той и с другой стороны, он женился на ней, и через какое-то время, не сразу, они родили ребенка — мальчика.
Все это я узнала от знакомой, которая мне его порекомендовала, — такую прелюдию она мне изложила. Поэтому я явилась к ним уже подкованная и время от времени, пока мы беседовали, бросала на нее взгляды, старясь, однако, чтобы они не выглядели слишком любопытными.
Наверное, когда-то, в том восьмом классе, жена его была привлекательной, с аккуратными чертами лица, хрупкой и женственной. Наверное. Но теперь кожа на лице увяла, а фигура приобрела очертания «возраста». Ну и, сама знаешь, с «возрастом» появляются всякие мысли и подозрения, особенно когда муж хорош собой, молод и полон обаяния, а жена чувствует, что неуклонно приближается к той самой пугающей черте, задает вопрос перешагнувшим ее женщинам: а как это происходит? — с ужасом сознает эту неотвратимость, и в голове начинают рождаться самые разные мысли. А когда мужчина и женщина находятся в одном помещении наедине, то, сама понимаешь, эти мысли и подозрения возникают вдвойне, потому что в такой ситуации часто не помогают ни обручальные кольца на безымянных пальцах у обоих, ни штамп в паспорте. Ну вот я об этом. Хотя для меня он был лишь «обучающий объект», а я для него — «обучаемый материал».
Я приходила раз в неделю, ровно в 11.00, а уходила в 13.00. Она стала вдруг неожиданно появляться во время занятий: в прихожей щелкал замок, и ее лицо заглядывало в полуприкрытую дверь.
— Работаете?
— Да вот, пока трудимся, — отвечал он, не глядя на нее.
Она входила в комнату, скользила взглядом по холсту, на котором блестели свежие мазки.
— Детей отпустили на экскурсию, вот я и забежала домой, — объясняла она, изобретая каждый раз новую причину.
Видимо, исчерпав возможности собственной фантазии, она один раз подала «идею»:
— Ты нашего Сашку посади рядом, пусть тоже учится рисовать.
— Я же тебе много раз говорил, что Сашка ничего, кроме дома с трубой, рисовать никогда не научится, бесполезно учить.
Это прозвучало категорично, и мне даже показалось, что в голосе промелькнула тень раздражения.
— Ты просто не хочешь учить собственного ребенка! Ну, покажите, что уже написали?
Она подходила к мольберту, молча смотрела на мое произведение, прохаживалась по комнате, переставляла мелкие предметы, наваленные в беспорядке повсюду, кружила по квартире, словно что-то выискивала, — и наконец исчезала.
Поэтому один раз я собрала свои несостоявшиеся полотна, протянула, как всегда, конвертик, в котором была плата за урок, попрощалась — и больше не пришла. И все забросила, казалось, навсегда. Эскизы поехали на дачу, чтобы там украсить быт, и так там и остались, когда мы все продали и уехали за границу.



2

С заграницы все и началось.
Десять лет у меня был статус, которым я дорожила. Я могла уставать от работы, жаловаться знакомым на нее, временами даже ее ненавидеть, она отрывала часть меня от семьи. Но на самом деле работа — это было для меня все. Она составляла стержень всей жизни. Несмотря ни на что, я постоянно думала о ней. Общение с коллегами, авторами — дома я еще долго вспоминала наши разговоры, иногда мысленно спорила с ними, и даже иногда вслух, все эти люди продолжали жить со мной рядом, они были персонажами моей биографии. А книги, которые выходили под моей редакцией, — я каждый раз любовалась ими, потому что в них была часть моего сердца и моей души. Банально? Но это так. Это была моя жизнь. В ней было и много другого, тоже значимого, может быть, даже более значимого. Но работа — это всегда было тоже нечто очень-очень важное.
И вот вдруг мы переехали. Как-то вдруг собрались — и уехали. Многие ведь уезжают теперь. Тоже за работой, кстати. Но у меня-то ее как раз и не было — только у мужа. А что буду делать там я? — сверлила мозг мысль. Ну, ладно, посмотрим.
И там — представляешь? — нужно встать на учет по безработице! Прийти в соответствующее учреждение, где снуют туда-сюда серой наружности клерки, заполнить бумаги, где ясно прописано, что ты — ничто. Все твое образование, трудовой стаж, социальное положение — все это превращено в «зеро». Ты — потенциальная рабочая единица, в которой в данный момент общество не нуждается. Может быть, когда-нибудь, но не сейчас. Поэтому либо ты идешь мыть полы в туалетах — этому, кстати, тоже нужно научиться, закончив соответствующие курсы, — либо жди, когда тебя позовут на полгода заменить кого-то там-то и сям-то. Если позовут. Потому что, чтобы позвали, нужно знать язык страны, куда приехала. А ты его не знаешь, даже закончив курсы и сдав экзамен на знание языка. Да, сдала, и даже вполне удовлетворительную оценку получила, получше, чем у других, хотя эти «другие» разговаривали очень бойко.
На курсы ходила самая разная публика: из Ирана, Румынии, Японии, Турции, Марокко — каждая страна со своим акцентом. Но мы все очень хорошо понимали друг друга, кто что хотел выразить на чужом языке, и помогали друг другу. Иногда мы собирались вместе, чтобы обсудить домашнее задание. На уроках нас сажали в пары, и мы по крайней мере час беседовали на самые разные темы. Но когда я оказывалась за дверями аудитории, мой язык прилипал к гортани, и я ничего не могла произнести. Впрочем, ты и сама знаешь, как это бывает. На занятиях мои соседки справа и слева — иранка и румынка — в два счета обставляли меня в разговорной практике, но все-таки я была не из последних, потому что знала правила грамматики и говорила, помня о них. Поэтому экзамен — необходимый минимум среднего уровня для иностранца — сдала с первого раза, получив за грамматическую контрольную самый высокий балл. Но в разговорной практике нужно уметь общаться на разговорном языке, ситуативном, чего я не умела. Впрочем, что я тебе объясняю, ты и сама это прекрасно знаешь. По этой причине и в Макдональдс не возьмут, и вообще никуда не возьмут.
А дома пилят:
— Ищи работу!
— Как и где, уточни?
— Другие находят, и ты ищи.
— Кто находит?
— Все!
— Ты имеешь в виду себя? Так тебя на работу пригласили. А меня никто не приглашал. Я — сопровождающее лицо, пристяжная. И, кстати, разрешения на работу у меня нет, и никто мне его просто так не даст.
— Иди и становись на учет.
— Ну уж нет! Как безработная?
— Что в этом особенного? Это обычная практика в Европе.
— Ты видел их по ТВ? И чтобы я — вот так же?!
Как переступить этот порог — я имею в виду социальный статус, — чтобы на тебя в том учреждении навесили ярлык: безработная?
Нет, этого я допустить не могла после моего статуса в Москве. «Я себя уважаю!» — твердила я себе постоянно.
Однажды, идя по улице, я увидела в витрине магазина мольберты, краски, холсты. Надо же! Я ведь сто раз проходила здесь, как же я раньше не замечала его?
Я зашла. Оглядела полки.
— Вам помочь? — мило улыбнулась продавец.
— Спасибо, я просто посмотрю.
— Пожалуйста.
Да тут есть все, что мне нужно! Если я куплю кисточки, краски, мольберт, холсты, то завтра же засяду за натюрморт! И попытаюсь повторить то, чему когда-то училась. «Зачем? — тут же спросил внутренний голос. — Тебе нужно искать работу, а не хобби!» Я не знала зачем, я просто хотела рисовать.
Вечером домочадцы с интересом разглядывали мои покупки.
На следующий день я поставила перед собой натюрморт — белый фарфоровый кувшин с нарциссами — и села. Вспомнила заветные слова: «тень, полутень, свет» — и начала смешивать краски.
Когда за спиной направляющая рука, когда чувствуешь, что каждое твое движение под контролем и тебя исправят, это другое дело. Поэтому то, что появилось на холсте, мой натюрморт, было старательно изрезано на куски, засунуто в пластиковый пакет и снесено в мусорный бак.

— О, у тебя хорошо получается! — Она стояла за моей спиной и смотрела на то, что у меня прорисовывалось. — Ты, наверное, где-то уже училась.
Я быстро проглотила кусок бутерброда, который жевала, решив немного передохнуть, и подняла голову.
— Да так, ерунда, когда-то давным-давно взяла несколько уроков у художника, но ничему не научилась.
— Нет-нет, это чувствуется.
Она внимательно рассматривала рисунок и улыбалась мне.
Так мы познакомились.



3

Это была арт-студия, которую я нашла по Интернету. Она называлась «Твоя линия». В нее, независимо от возраста, набирались все желающие научиться рисовать масляными красками — писать картины. «Ну вот, это то, что нужно!» — решила я.
Мне понравилось сразу: просторное светлое помещение, мольберты развернуты в сторону огромных, во всю стену окон, милый педагог, со спокойным голосом и мягкими манерами, подходит и дает совет. И при этом обязательно отметит, что у тебя уже хорошо получается, а что нужно сделать по-другому. Но всегда в первую очередь отмечает то, чего ты уже достигла, а критические замечания оставляет на потом. В начале занятия обязательная короткая лекция по искусству: по общей истории искусства, направлениях живописи, истории создания шедевров. Короче, я окунулась в художественную ауру.
— А работа? — вопрос дома, когда я взахлеб рассказывала о своих первых впечатлениях.
— Ну, она найдется…
— Так ее, между прочим, нужно искать, чтобы она нашлась.
— Да, я ищу. Просто сейчас мне нужно это!
Во время занятий мы находились в полной релаксации: никто никого не стеснял, можно было перебрасываться репликами, делать перерывы в любое время.
Сейчас я достала бутерброд и, глядя на свою «нетленку», соображала, что нужно бы подправить.
И тут она возникла за моей спиной.
То есть, я здоровалась с ней каждый раз, когда приходила. И она делала приветственный жест рукой в ответ. Но по-настоящему мы еще ни разу не разговаривали.
— Нет-нет, у тебя хорошо получается. — Она покивала головой, как знаток, подтверждающий свои слова. — А вот я совершенный профан в этом деле, ничего не умею.
— Но здесь ведь обещают научить рисовать любого.
Она засмеялась:
— Научить рисовать — может быть. Но — как? — это другой вопрос.
— А зачем же ты пришла сюда, если не веришь, что научишься писать картины?
— Я работаю в школе — преподаю английский. Детский шум въедается в поры до такой степени, что после работы не выносишь ни малейшего шума, хочется тишины, а здесь есть именно тишина и красота. — Она опять покивала головой в подтверждение своих слов и улыбнулась.
— Да, ты права — здесь мир красоты.
— А кроме того, здесь можно приобрести неплохие картины, особенно из тех, что отбирают на выставки.
— Это как?
— Бывают весенние и осенние выставки-продажи любительских работ. Нужно заранее присмотреться, выбрать то, что больше всего понравилось, и договориться с автором, что после выставки он продает тебе свою картину. А на выставке она уже висит с табличкой: «продано» или «из частной коллекции автора». Так намного дешевле, чем если покупаешь в салоне — там они дают свою цену, ничего общего не имеющую с ценой, которую платят художнику. У любителей бывают очень интересные работы, свежий взгляд. Особенно если это наивизм, например.
— Я тоже люблю наивизм за простоту и искренность.
— Я люблю еще и за яркость красок. Это всегда притягивает взгляд гостей, когда картина висит в комнате на стене. Нужно только уметь выбрать стоящее. У меня дома много картин, которые я купила именно так. Зачем же переплачивать посредникам? Всегда нужно действовать напрямую. Это намного, намного дешевле.

Домой мы возвращались вместе — она предложила подвезти меня на своей машине. Я не люблю стеснять людей, поэтому замялась было, говоря, что живу далеко, совсем в другой стороне, ей не по дороге, но она категорически настояла:
— Мне это приятно.
И вопрос был снят.
Мы обменялись телефонами.
Теперь несколько раз в неделю она звонила мне, чтобы поболтать. Наша телефонная болтовня продолжалась иногда долго, как будто у нее была куча времени и она не знала, куда его девать.
— Я тебя не задерживаю? — спрашивала я, словно не она звонила мне, а я — ей.
— Ну что ты! Сегодня у меня свободный день, так что могу потратить его на общение со знакомыми, я должна немножко жить для себя, жить для себя — это очень важно. У меня нет детей, как у других, мне не нужно о них думать, поэтому я могу больше думать о себе.
Вообще-то было удобно иметь такую подругу: если нужно было что-то узнать, я всегда могла обратиться к ней за советом или подсказкой.
Вот так один раз я очутилась в парикмахерском салоне «Алиса».
— Я выберу то, что тебе нужно, чтобы мастер был высокой квалификации, он сделает то, что тебе непременно пойдет. Иногда нужно кардинально менять стиль: например, вместо длинных волос сделать короткую стрижку, и ты становишься неузнаваемой!
— Согласна.
Через неделю она позвонила мне и сообщила, что заказала время к какому-то совершенно необыкновенному, по ее словам, парикмахеру.
— Это одна из самых дорогих парикмахерских в городе, — сказала она, — так что приготовься. Учти: парикмахер судит о клиенте по одежде, по крайней мере первый раз.
Я оделась так, будто собиралась в Большой театр.
— Да, это то, что нужно, — кивнула Майя, оглядев меня с ног до головы.
И мы отправились.
В салоне мы были, кажется, единственными в тот час посетительницами.
Нас усадили в кресла, разложили перед нами гламурные журналы со всевозможными прическами, предложили кофе. Мы мило переговаривались по поводу женских головок на фотографиях, ожидая появления мастера, и наконец к нам вышел молодой человек, невысокого роста, невыразительного телосложения, с типом лица, который называется незапоминающимся.
После шейк-хэндс он сел рядом и стал задавать вопросы: какую прическу я хочу сделать, какие прически я делала раньше, что для себя я считаю наиболее приемлемым, как часто я крашу волосы, какой цвет предпочитаю, и тому подобное. Затем открыл компьютер и начал на мониторе фантазировать вокруг моего лица. Он долго объяснял, какие волосы больше всего подходят к моему овалу, цвету кожи, носу, глазам, какой длины, пышности, цвета они должны быть. Он говорил так долго, что я даже устала. После лекции он усадил меня к зеркалу и начал священнодействовать, продолжая развивать тему качества волос. Он долго возился. И когда произнес, что закончил, я не поняла: на моей голове остались тоненькие волосинки, которые свисали на уши беспомощными тусклыми прядками, и голова была скорее похожа на голову недавно родившегося ребенка. «Пух какой-то! А где же мои волосы? — с ужасом подумала я. — Что он с ними сделал? И что это за цвет?» Мне хотелось заплакать. Но я лишь улыбнулась:
— Довольно оригинально. Наверное, это очень современно.
Поблагодарила, встала с кресла и пошла платить.
— Подожди меня в холле, — сказала Майя, — теперь моя очередь.
— Ты тоже будешь стричься?
— Конечно!
Она так же, как и я, села к зеркалу и через полчаса вышла в холл со стильной стрижкой.
— Приходите еще, будем рады вас видеть! — сказали нам на прощание.
Я все еще сжимала в руке чек с баснословной для меня суммой, которую сейчас заплатила, и сердце мое колотилось от негодования: за что я отдала столько денег? За то, что у меня отняли время и фактически оставили без волос на голове? Какое безобразие!
— Понимаешь, тебе он делал модельную прическу, — объяснила мне Майя, когда мы вышли на улицу. — А мне всего лишь стрижку, без всякой предварительной разработки.
— Мне твоя стрижка нравится.
— У меня самая обычная прическа, ничего особенного. С твоей головой он экспериментировал, создавал макет — он артист своего дела, я заказала именно такого мастера. А меня он стриг бесплатно, можно сказать на скорую руку, это у них практикуется, если приводишь клиента.



4

Однажды она предложила:
— Если я учу языку детей, то ведь и тебя могу немного обучать языку, правда? Ты не возражаешь? Мне это будет приятно.
— Отлично. Я согласна.
— Мы можем, кстати, немного говорить и по-русски, — прибавила она.
— По-русски?
— Да, я два года изучала русский язык на курсах. Так что почему бы и нет?
— Ты ничего не рассказывала мне об этом!
— Я очень плохо говорю. Но если мы будем иногда разговаривать, я научусь, наверное. Можем сначала говорить по-нашему, а потом — по-вашему.
— Хорошо, идет.
И теперь мы так и делали.
Время от времени мы устраивали наши уроки у меня дома. Она приезжала на машине и в домофон говорила:
— Привет! Я уже здесь!
Мы обкладывались учебниками и разыгрывали самые разные ситуации. Или, устроившись в креслах, продолжали прерванную накануне телефонным гудком беседу — иногда ведь телефон не выдерживает женской болтовни и отключается сам.
Она непринужденно забиралась в кресло с ногами и, кажется, чувствовала себя очень уютно. Отпивая маленькими глотками предложенный чай или сок, переходила от предмета к предмету, нанизывая их, как бусины на нить, я едва успевала переключаться.
Но одна тема была у нее все-таки самая популярная — мужчины.
— О, у меня было много мужчин! Их нужно познать, да-да! Иначе жизнь будет неинтересной. — И она привычно кивала головой в подтверждение своих слов. — Разве ты так не считаешь?
Я, честно сказать, не знала, что отвечать на такой вопрос: у меня все, наверное, было, слишком банальным, с ее точки зрения: семья, муж и семейные заботы.
— Мужчины — это главное, — повторяла она свою мысль.
Помнишь, у тебя есть рассказ «Смешная женщина»? Это — о ней.

Как-то раз вечером мы сидели в кафе — решили перенести наши занятия-упражнения в реальную плоскость. Было поздно и пусто — только за столиком в углу тихо разговаривала компания из трех человек.
— С первым мужем я рассталась, — сказала она, осторожно вытирая салфеткой губную помаду. — Наверно, мы оба были слишком молоды, чтобы вступать в брак. Я всегда думала что муж и жена — одно целое, а он, как оказалось, думал по-другому… Второй брак… О, это было совсем не серьезно… От отчаяния, наверно… Я об этом никогда не вспоминаю… После этого были мужчины… Много мужчин… Зачем отказывать себе в удовольствии? И потом — я хотела знать жизнь! Да, я люблю себя. Очень. А кого же мне еще любить? Дети? Нет, это не для меня. А вдруг родится урод? А болезни? Думать все время об этом… Нет, нет… Эгоистично? А иметь детей — разве не эгоизм? Это еще больший эгоизм…
Но теперь я вышла замуж прочно. Брак по расчету? И да, и нет. Конечно, попытка иметь положение. До эмансипации нам еще далеко: если ты одинока, на тебя смотрят как на неудачницу. Я для него — тоже ступенька вверх… Так что здесь все в порядке… Но когда тебе отказывают как женщине на протяжении двух лет… Я знаю, что мужчины часто устают к этому возрасту и уже ничего не могут, но никогда не предполагала, что это может случиться со мной… Я чувствую себя такой одинокой… Особенно, когда никого нет дома… Думаю о том, что превращаюсь все больше и больше в робот, который отработает положенное время — и его заменят другим. Работа, работа, работа… Теперь я гожусь только для этого?..
Но недавно у меня начался роман! Да-да, у меня сейчас роман! Это так интересно! И так неожиданно… Уже несколько месяцев… Я не могу ни на чем сейчас сосредоточиться. Я вся переменилась! Разве ты не замечаешь?
Знаешь, эти объявления о знакомствах по телефону? Никогда бы не пришло в голову… Все было случайно!
Мне, как всегда, не спалось. Опять эти дурацкие мысли о старости лезли в голову… Ты еще не познала их? К тебе это тоже придет, вот увидишь.
Я взяла газету и стала смотреть рекламу, чтобы переключиться. И вдруг — телефон: если тяжело и одиноко, можно позвонить и со мной поговорят. Я набрала номер — просто так. Говорю тебе: было очень плохо! Мне ответил приятный мужской голос. Мы говорили долго. Обо всем: о жизни, о занятиях, об искусстве, о книгах, об увлечениях. Я хотела представить его себе. Это было ужасно интригующе: говоришь с человеком обо всем на свете, как будто сто лет знакома, и совсем не знаешь, какой он!
Мы договорились встретиться.
Я так волновалась! И он, конечно, оказался совсем не таким, каким я его себе представляла. Все сидело мешком, брюки старомодные, какие давно уже никто не носит, плечей нет. И какой-то дурацкий шарф вокруг шеи. Тридцать пять лет. Но меня это не смущает. Он математик. Сказал, что у него уже полгода никого нет… Мы встретились у меня дома. Это было рискованно, конечно. Но я все как следует проверила, чтобы быть спокойной. О! Он оказался мужчиной! Да-да, настоящим мужчиной! Я очень этого боялась. Но все было прекрасно!
Я приготовила ужин — знаешь, интимный ужин на двоих… И кофе, и коньяк… Спид? Нет, я его спросила. И он меня тоже. Но в постели он был великолепен! Он знал, что надо делать!.. О, это было необыкновенно!..
Но теперь проблема — где встречаться? У меня можно, может быть, раз в месяц. А он живет слишком далеко — для меня это нереально. И вообще я не знаю, что он думает обо мне. Он молчит. Не звонит — боится: вдруг подойду не я. А мне хочется, чтобы он звонил, говорил ласковые слова… Мы встречались несколько раз — то у меня, то у подруги. Потом он вдруг исчез: я звонила ему несколько раз, но он говорил, что занят. Может быть, у него была другая женщина. Откуда мне знать? Я терялась в догадках и даже пыталась забыть его: провела ночь с другим мужчиной. Очень романтично: мы познакомились в баре — я зашла от нечего делать, — а потом он отвез меня к себе на дачу… Но я рассталась с ним без сожаления. Если позвонит — я оставила ему на всякий случай номер телефона — хорошо, не позвонит — страдать не буду. Хотя раз в две недели меня, пожалуй, вполне устроило бы…
Не знаю, может быть, наступит время, когда я буду платить за любовь… Но сейчас я хочу радоваться весне, солнцу, хочу ходить по улицам за руку с любимым человеком, хочу познать жизнь до конца, чтобы в старости чувствовать, что прожила не зря. Разве это плохо?.. Ну, если бы у мужа начался роман, я, конечно, не знаю, как бы я посмотрела на это… Наверно, мне бы не понравилось… Но разводиться не стала бы…
А в прошлую субботу я была в центре. Иду по улице и вдруг... Как ты думаешь, кто идет впереди? Да, он! Я схватила его за руку, и он, кажется, был рад. Мы пошли в кафе и долго сидели. Он гладил мою руку и нежно смотрел в глаза… Если я ему безразлична, зачем бы он делал это, ведь так?.. Теперь я жду: мы должны встретиться на этой неделе. И все мои мысли заняты только им… Я смешная, правда? Не смотри на меня так!

Ну, вот, все, как ты описала в рассказе, ты здорово вошла в ее образ.
Я не перебивала, просто внимательно слушала ее откровения. Тогда я рассказала тебе один эпизод из жизни женщины, и у тебя тут же родился сюжет. Но я не раскрыла тебе секрет, о ком это. Теперь знай: это — о ней.
О мужчинах она могла говорить не переставая и замечала каждого мало-мальски симпатичного.
— Посмотри, какой красивый мужчина! — восклицала она, хватая меня за руку.
— Где?
— Ну вон там, у стойки бара, с седой шевелюрой!
Мужская тема была для нее слишком значимой.
В одну из суббот я пригласила ее на премьеру балета «Сильфиды». В перерыве она, казалось, была занята только мужчинами, никого и ничего не замечая вокруг.
— Посмотри налево!.. Вон там, видишь? А вон еще какой интересный мужчина! Да сколько же здесь красивых мужчин, у меня глаза разбегаются! Разве тебя они не притягивают?
Это так напрягло меня, что я стала нарочно задевать ее при каждом новом возгласе:
— Где? Не вижу! Покажи еще раз! Вот тот? Мужчина? Вообще — где ты видишь тут мужчин? По-моему, их здесь нет.
До нее, кажется, дошло, она замолчала и поджала губы.
Та история, которую ты потом описала, — вот эта самая, о ее знакомстве с молодым человеком по объявлению в газете, так ничем и не кончилась. Но началась другая, потом третья…
Я никогда не спрашивала, сколько ей лет. Думаю, судя по некоторым деталям, она была лет на пять или, может быть, даже на семь старше меня. Но на Западе ведь разница в возрасте не имеет значения — часто дружат люди очень разного возраста.
У нее было узкое, с острыми чертами лицо, небольшие глаза, которые она сильно подкрашивала, чтобы сделать более выразительными, и тонкие нервные губы.



5

— Знаешь, приближается лето, и я озабочена своим гардеробом, — как-то раз сказала я.
— Нужно походить по бутикам, — тут же предложила Майя. — Именно в маленьких магазинчиках можно найти то, что будет отличать тебя от других. Если хочешь, пойдем вместе. Я знаю много симпатичных бутиков в разных местах города, я всегда покупаю стильную одежду только там. А заодно активизируем наши языковые навыки.
— Отлично!
На следующий день мы отправились на поиски — ну, да, на поиски попросту ярких, модных, сезонных тряпок.
— Здравствуйте! — приветствовали нас продавщицы в каждом магазинчике.
— Здравствуйте, мы пришли посмотреть, — говорила Майя с порога. Продавщица понимающе улыбалась, кивала и делала приглашающий жест. Или все с той же милой улыбкой спрашивала:
— Что бы вы хотели посмотреть? Вам помочь?
— Нет, спасибо, мы сами, — отвечала Майя и обращалась ко мне: — А что вы говорите, когда приходите в бутик?
— Ну… может быть, здороваемся — если это маленький бутик и народу никого…
— А еще что? Что говорит продавец?
— Тоже поздоровается, конечно.
— А потом?
— Н-не знаю… Мы просто смотрим товар, выбираем, что больше подходит, примеряем. Можем, конечно, посоветоваться с продавцом.
— И что вы говорите в этом случае?
Она настаивала, и приходилось придумывать на ходу разные реплики, которых у нас никто никогда в магазинах не произносит, но они выглядели вполне правдоподобно.
— А как это называется по-русски? — показывала пальцем на очередной наряд Майя.
И я объясняла.
Пока я примеряла одну вещь за другой, Майя тоже вертелась перед зеркалом, спрашивала: идет — не идет? Но ничего не покупала, а говорила продавцу:
— Отложите, пожалуйста, я приду через пару дней.
Каких только костюмов, платьев, блузок, брюк я не видела в тот день! Мне бы хватило на полжизни, наверное.
— Не нравится? По-моему, тебе идет, — говорила Майя каждый раз, когда я появлялась из примерочной, чтобы она оценила.
Но в результате я так ничего и не купила. И, кажется, она огорчилась.
— Не обязательно ведь что-то покупать? Для начала я должна познакомиться со всеми этими магазинами, раньше я здесь никогда не бывала, я даже не знала, что они существуют.
— Конечно, конечно, ты права. — Она слегка поджала губы, и по выражению ее лица я поняла, что ей что-то не нравится.
— Может быть, они дают скидку постоянным клиентам? — вдруг догадалась я.
— Да, конечно, дают. Иногда очень хорошую скидку можно получить — смотря по тому, сколько покупаешь. Они любят постоянных клиентов.
—…и если ты кого-то приводишь, например, то тебе потом могут дать скидку… — продолжала я свою догадку, имея уже опыт парикмахерской.
— Разумеется.
Тут я почувствовала себя не оправдавшей надежд, и вскоре мы расстались: она пошла на свою автобусную остановку, а я — на свою.

Незадолго до начала летних каникул мы встретились, чтобы отправиться на показ мод в самый престижный и дорогой универмаг.
Она пришла в сопровождении высокого крупного мужчины, на вид добродушного и веселого — он уже издали улыбался мне и протягивал руку.
— Познакомься, это мой муж Лео.
Шейк-хэндс, взаимное приветствие.
— Я договорилась с ним, что он довезет нас на машине до центра, чтобы не парковаться — днем это дорого, а потом мы пойдем пешком.
Пока мы ехали до центра, Лео шутил по поводу женских слабостей — мол, духи, шоколад, наряды, вставлял в речь русские словечки и каждый раз смеялся, когда чувствовал, что сказал правильно.
Он высадил нас недалеко от пешеходок, пожелал нам «счастливого пути!» по-русски, довольно рассмеялся — и растаял.
Мы замечательно провели время.
Демонстрацию моды нового летнего сезона устроили на самом верхнем этаже, на нижних этажах кипела обычная жизнь, и до покупателей доносилась лишь музыка и голос, который комментировал действо.
Сначала — вереница моделей на подиуме. Затем — аперитив, и Майя, конечно, постоянно дергала меня за руку:
— Посмотри! Вон тот мужчина справа, высокий, в сером костюме. Боже мой, сколько мужчин! И все они здесь исключительно для того, чтобы посмотреть на женщин! Да-да, только для этого!
В какое-то мгновение она словно испарилась: только что стояла рядом — и вдруг исчезла. Я поискала глазами: куда делась? И тут же увидела ее в противоположном конце зала кокетливо беседующей с импозантным мужчиной средних лет, в дорогом костюме с галстуком. «Время не теряет, однако!» — что тут еще можно было подумать?
— Извини, знакомого встретила, — объяснила она, когда вернулась. — Сто лет не виделись! Теперь мы не встречаемся, но я дала на всякий случай свой телефон. — Она вдруг схватила меня за руку и потянула вперед. — Там, кажется, блюда с маслинами, да-да, я вижу, разного сорта маслины. Я обожаю маслины!
— Но… может быть, не стоит… — неуверенно произнесла я.
— Ты не любишь маслины?!
— Люблю. Но мне как-то неудобно набрасываться на еду, как будто я с голодного края.
— Что ты, не комплексуй! Таких маслин, как здесь, ты не отведаешь из магазинной банки. Посмотри, какие они большие, фаршированные разными специями, фетой, миндалем, в маринадах и в оливковом масле! Не нужно стесняться, они ведь поставлены для того, чтобы их ели. Это устроено специально для клиентов.
Мы толкались в общей давке у столов, накладывая на тарелки все подряд.
— Ну, что, мероприятие закончилось? Можно, кажется, уходить, — сказала наконец Майя, медленно продвигаясь по направлению к выходу. — Я напробовалась. Бесплатно — это всегда хорошо. Думаешь, все так просто и это устраивается для любых покупателей? Ничего подобного! Они приглашают только VIP и дают им хорошие скидки на дорогие товары. В этом и заключается коммерция.
Потом мы сидели в открытом кафе на набережной и пили кофе с муффинами.
— Это очень любят у нас: сидеть на этой площади, на берегу залива, и пить кофе с муффинами. Это очень по-нашему, очень демократично, потому что дешево и доступно всем. Нужно только следить за тем, чтобы чайка не ринулась вниз и не схватила со стола кусочек еды. Они страшно прожорливые и агрессивные, — предупредила Майя, — так что поглядывай по сторонам.
Я могла тут же убедиться в правдивости ее слов: чайка слету выхватила вафельный стаканчик с мороженым из рук шедшей мимо девочки и взмыла с добычей вверх.
— Ну вот, видела? Я же говорила!
— Вот это да! Я глазом не успела моргнуть.
— Еще бы. Это у них один миг.
— А такие красивые, когда летают!
— Издали — да. Как впрочем и все остальное, когда смотришь на расстоянии.
Светило солнце, лицо овевал прохладный ветерок, лотки, где продают сувениры и поделки народных промыслов, были увешаны цветами, мимо непрерывным потоком двигалась веселая толпа.
— Симпатичный у тебя муж, — сказала я, вспомнив вдруг сегодняшнее свое знакомство с Лео и подумав, что непременно нужно сказать что-то приятное об этом.
— О да, он умеет произвести впечатление на дам. Что касается всего остального — об этом я тебе уже рассказывала.
— Вы давно женаты?
— Семь лет.
— Не так много.
— Ну, он ведь мой третий муж.
— Да-да, помню.
— Ну да, третий. Хотя — что в этом особенного? Некоторые выходят замуж четвертый раз, пятый… — И она, изогнув уголки губ, засмеялась. — Мужа иметь необходимо, это очень удобно для статуса. Да и не нужно забывать, что жить вдвоем всегда дешевле.



6

На следующий день Майя позвонила по телефону и сразу объявила:
— Ты очень понравилась Лео! Он сказал, что ты хорошо понимаешь шутки.
— Что в этом особенного?
— Может быть, и ничего, но я давно перестала реагировать на шутки Лео, они мне попросту надоели. Поэтому он ценит каждого, кто смеется, когда он отпускает свои штучки.
Через несколько дней, после занятий в студии, Майя пригласила меня в гости:
— В этом сезоне курс подходит к концу. Совсем скоро начнутся летние каникулы, все разъедутся. Лео и я хотим, чтобы ты пришла к нам. С мужем, конечно, с мужем, — заторопилась она, почувствовав, что я собираюсь, видимо, что-то возразить. Она выложила передо мной ежедневник, к чему я давно уже привыкла, потому что за границей в голове никто ничего не держит, и спросила: — Какое число тебе подходит?
Мой муж не любитель ходить в гости, а уж особенно к тем, кого он совсем не знает. Но в тот раз мне удалось, к счастью, довольно быстро уговорить его.
Я немного волновалась: во что одеться?
С утра я пошла в цветочный магазин и попросила сделать букет для особо торжественных случаев и — подороже!
Букет получился просто восхитительным. В нем были и розы, и гвоздики, и герберы, и нарциссы, и тюльпаны, и ирисы — практически все цветы и все цвета сада, и еще всякие зеленые травки добавили в букет, и еще прикрепили шелковую ленту в виде банта. В Европе в цветочных магазинах умеют соединить много разных цветов, и при этом не получится каши. Видно было, что даже привыкшей к любым композициям цветочнице букет очень понравился — она вытянула руку, чтобы посмотреть на него со стороны, и осталась довольна.
— Это вручишь ты! — сказала я мужу дома.
С гардеробом я возилась долго. Ну, сама понимаешь, когда идешь в гости к женщине, всегда сверлит мысль: а что будет на ней? Поэтому я решила надеть что-то элегантное, вечернее: узкую удлиненную шелковистую юбку с топиком, а сверху накинула только что купленный жакетик, чтобы в случае чего можно было его снять.
Они оба ждали нас на балконе, и увидев, как мы выходим из такси, которое остановилось у подъезда, помахали нам:
— Внизу дверь открыта, заходите!
После приветствий и знакомства муж галантно протянул огромный букет, заранее вытащив его из прозрачного пакета:
— Это — хозяйке!
— Какая прелесть! — Майя погрузила лицо в цветы, сделала вид, что вдыхает их аромат, хотя не издавал запаха ни один цветок, не пахли даже розы, воскликнула еще раз «Какая прелесть!» и протянула Лео: — Поставь, пожалуйста, в вазу. — А мы сначала осмотрим нашу квартиру, — сказала она, пропуская нас вперед. — Прямо — это наша спальня, за ней — гостиная, а налево — тут кабинет Лео. Как видишь, ничего особенного, да, — повернулась она ко мне.
— Все выглядит очень симпатично и уютно, — сказала я, больше из вежливости, потому что и правда ничего особенного не было: квартира как квартира, со светлой кожаной мебелью в гостиной и большим иранским ковром посередине, книжными полками под потолок и декоративной вазой в углу, двуспальной кроватью, круглым пуфом и прочими обычными необходимыми вещами. За исключением, пожалуй, картин в гостиной. Они были подсвечены снизу, и когда Майя зажгла все подсветки, это произвело необыкновенный эффект — абсолютно белые стены заиграли, зажили своей жизнью.
— Как красиво!..
— Да-а… — восхищенно произнес мой муж.
— Это то, о чем мы с тобой говорили — я покупала их напрямую у художников, — сказала Майя, — есть и несколько любительских, учеников студии.
— Да-да, я помню, так дешевле.
— Ну а в остальном — у нас обычная трехкомнатная квартира.
— Нам больше и не нужно, — присоединился к разговору Лео. — Для жизни в городе этого вполне достаточно.
— Тебе достаточно, да, особенно когда есть два дома, — покивала головой Майя и, как мне показалось, иронично. — Это моя квартира, — объяснила она мне. — А у Лео есть два дома в трехстах километрах отсюда, в деревне.
— Ну, там слишком много работы по весне, — засмеялся Лео.
— Потому, что там слишком большие участки земли — за ними нужен уход. — Майя значительно взглянула на него и продолжила: — Правда, все это, вероятно, перейдет твоим дочерям. — И не увидев никакой реакции с его стороны, опять покивала головой и повторила: — Да-да, твоим дочерям, они унаследуют эти дома, конечно.
Она указала на кресла:
— Устраивайтесь поуютнее.
Сама села напротив, и мы стали вести светскую беседу.
Лео ушел на кухню. Слышно было, как оттуда доносятся звуки посуды.
— Сегодня его очередь принимать гостей, — сказала Майя. — Я приготовила только десерт, а он — все остальное. — Она придвинула к нам тарелочки с орешками и позвала: — Лео, принеси, пожалуйста, аперитив!
Лео присоединился к нам лишь на несколько минут, поставил бутылки с напитками, разлил каждому и опять ушел на кухню.
— Мужчинам тоже нужно иногда заниматься домашней работой, — произнесла Майя ему вслед.
Лео лишь добродушно хохотнул в ответ, безнадежно махнул в ее сторону рукой, а мой муж проворчал что-то похожее на протест.
Но Майя назидательно покивала головой и повторила:
— Да-да, нужно, это полезно для них. Мужчин нужно воспитывать. Вы против?
Мой муж опять проворчал что-то невразумительное, а Майя засмеялась:
— В России мужчины слишком избалованы женщинами, они ничего не умеют делать — за них все делают жены.
— Откуда такая информация? — удивился мой муж.
— Это все говорят. И я сама видела, как вам, например, жена гладит рубашки, готовит.
— Разве это плохо? Это в порядке вещей.
— Вот и я говорю: в России — это в порядке вещей. Но в Европе женщины самостоятельны. Они не придаток мужу.
— А я за сильную мужскую власть!
Я про себя хихикнула, потому что подобные вещи мой муж говорит всегда, если хочет поддразнить. А Майя недовольно фыркнула:
— Вот, типичный ответ русского мужчины!
Честно сказать, я думала, что, кроме нас, будут еще гости. Но, кажется, никого больше не ожидалось.
— Ты ждешь еще кого-нибудь? — осторожно спросила я.
— Нет, только вы. Мы не так часто приглашаем гостей.
— Но ведь у тебя, наверное, много друзей?
— Смотря кого называть друзьями. — Майя пожала плечами. — Те, с кем я училась, они уже давно где-то, у них своя жизнь, другие интересы, о которых я не знаю, и они тоже ничего не знают теперь о моей жизни. Те, с кем я работаю, — я не очень с ними дружу, зачем? У нас просто рабочие отношения. Есть сослуживцы Лео, мы иногда встречаемся во время официальных приемов. Этого достаточно.
— А родственники?
— Они далеко, — сухо ответила Майя, явно стараясь показать, что вопрос ей не совсем приятен, и пододвинула орешки поближе: — бери, не стесняйся.
На кухне гудел вентилятор, громыхали кастрюли, звякали тарелки.
Наконец, Лео вошел и торжественно объявил, что «кушать подано», и мы перешли в ту часть, которая примыкает к кухне и служит столовой.
Еду он готовить действительно умел. Салат был превосходным, легким, политым необыкновенным соусом, острым и нежным одновременно, запеченная рыба таяла во рту. А как артистично он готовил бифштекс у нас на глазах! Колдовал над мясом в фартуке и поварском колпаке. Когда, по его мнению, оно было уже готово, над сковородой полыхнул голубой огонь — и все замерло!
— Пожалуйста!
Лео таким же артистичным жестом поставил мясо на стол и торжествующе посмотрел на нас.
— Ого! — этот возглас моего мужа означает всегда высшую степень оценки.
Такого сочного, мягкого бифштекса я никогда еще не ела. Лео довольно улыбался, видя, как я осторожно капаю на мясо несколько капель соевого соуса и смакую каждый кусочек.
В конце был десерт: шоколадный крем со взбитыми сливками, который Майя подала в бокалах из тончайшего стекла, а в самом центре этого шедевра кулинарного искусства возвышалась яркая засахаренная вишенка.
— Как ты готовишь такой изумительный десерт, Майя? Открой секрет, я в жизни ничего подобного не пробовала!
— Это очень просто — я покупаю его всегда в кондитерской, рядом с домом у нас есть отличная кондитерская, где можно заказать все, что хочешь. А как они это готовят, понятия не имею. От себя я добавила только немного виски. Ты, наверное, почувствовала легкий привкус алкоголя?
— Виски «Jameson»?
— Угадала.
— Его не спутаешь ни с чем, когда-то я была в Ирландии и мы ездили на экскурсию на этот завод.
— Вот-вот, я тоже люблю «Jameson», легко пьется.
После десерта мы опять вернулись в гостиную.
Майя почти торжественно внесла на деревянном подносе французский сыр, Лео поставил красное французское бордо.
— Французский сыр нужно есть особо, отдельно от всего остального, — сказала Майя. — Его нельзя смешивать ни с чем. Угощайтесь!
И мы начали накладывать на тарелочки маленькие кусочки разных сортов сыра: мягкий камамбер, твердый Конте, острый на вкус Рокфор и в конце — нежный, покрытый мягкой белой корочкой козий сыр.
Теперь, слегка откинувшись на спинку дивана, Лео наконец разошелся. Он шутил и рассказывал о том, как ездил несколько раз в Россию, вспоминал анекдоты, которые слышал от русских.
— Вы не так мало общались с русскими, если знаете столько самых последних анекдотов, — заметил мой муж.
— Бывает. По работе.
Уже хорошо разгоряченные, мужчины вышли на балкон и, кажется, соревновались в том, кто больше знает анекдотов — оттуда доносился их довольный смех.
Майя тоже немного раскраснелась от вина, черты лица ее перестали казаться острыми, и ярко-синего цвета майка, открывавшая шею, очень шла ей. Все на ней было просто и со вкусом, и мне захотелось сделать ей комплимент.
— У тебя потрясающая брошь, — сказала я, разглядывая изящно изогнутое украшение — единственное украшение, которое она себе позволила в тот раз.
— Спасибо.
— Это золото?
— Да, это чистое золото. Я купила эту брошь в Дубае.
— В Дубае?
— Да, недавно, в феврале.
— Ты не рассказывала, что ездила в Дубай.
— Ну, это совсем не важно, это ведь касается только меня. Нужно ловить момент, когда начинается распродажа, и покупать золото только там, я всегда так делаю. В Дубае отличные ювелирные изделия.
Она нагнулась в мою сторону, чтобы я могла получше рассмотреть брошь.
— Массивная, а кажется такой воздушной.
— Да. Я люблю красивые вещи, очень люблю. Живешь один раз, и — для себя. Так почему я должна отказывать себе в удовольствии иметь красивые вещи?
— Нужно, пожалуй, тоже съездить в Дубай!
— Конечно.
— А с путевками не бывает проблем?
— Какие могут быть проблемы! Идешь в агентство — и заказываешь. А по Интернету еще дешевле получится.
— Пожалуй, так и сделаю, ты меня заинтриговала.
— Кстати, — Майя оживилась, — мне необходима твоя помощь!
— Ты же знаешь, я всегда готова. Русский язык?
— Угадала. Понимаешь, в августе к Лео в министерство приедет делегация из России — из Москвы и Санкт-Петербурга, и мне нужно будет сказать несколько приветственных слов по-русски. Это очень официально и торжественно, это делегация, — она взглянула на меня серьезно, — поэтому все так официально, очень официально. Это должна быть речь, понимаешь?
— Понимаю, Лео — начальник.
— Именно, и на меня возложена ответственность сказать несколько слов — от имени жены начальника. Это очень важно у нас. А если к тому же приветствие прозвучит по-русски, то это просто высший пилотаж. Я немного боюсь. Поможешь мне в этом?
— Конечно! В чем проблема! Мы напишем все, что тебе нужно будет сказать, составим текст.
— До августа еще далеко, но мы можем не пересечься: скоро я уеду на дачу.
— Прямо завтра и сделаем.
— Спасибо. Конечно, я выучу все это наизусть и произнесу.



7

Началось лето.
Занятия окончились. И мне было даже немного грустно расставаться с нашей милой преподавательницей.
На прощанье она сказала мне:
— Конечно, ты можешь продолжать заниматься в студии и на будущий год. Но не хотела бы ты пойти на курсы полиграфии, например? У тебя неплохо получается, явно виден твой художественный вкус, и ты, я думаю, сможешь потом найти работу, если закончишь специальные курсы.
— Наверное, да, хочу. А где есть такие курсы?
— Я пришлю тебе всю информацию по имейлу.
И с середины сентября я пошла на занятия.

Курсов самого разного профиля очень много — перед каждым новым учебным годом нам делают рассылку в виде тетради с детальным описанием каждого курса, на любой вкус. Как известно, это один из способов борьбы с безработицей. Такие курсы часто дают возможность человеку переквалифицироваться и в конечном счете найти работу. Многие люди имеют по несколько специальностей, пока не находят, наконец, возможность реализоваться.
Наша преподавательница посоветовала мне курсы для специалистов допечатной подготовки. О таких курсах я не знала и никогда не слышала раньше.
Я увлеклась этим с первого дня.
Мы изучали векторную и растровую графику, графический рисунок, программы макетирования страниц, фотографию, цветоделение, верстку, а также историю дизайна и немного — живопись. Все это в ускоренном темпе, чтобы иметь общее представление. А также были практические занятия по верстке.
Мне нравилась моя новая специальность — я относилась к этому именно как к своей новой будущей специальности. Я рассматривала учебные газетные полосы, которые у меня начали вскоре получаться, отмечала, что в следующий раз сделала бы по-другому, как более выразительно расположила бы иллюстративный материал, какие шрифты лучше использовать для заголовков. Я почувствовала, что могу заниматься этим, что это мне по душе, потому что хоть и в определенных рамках, но это творческий процесс.
Из-за нехватки времени я уже не могла совмещать студию и курсы.
В сентябре я позвонила Майе.
— Как лето? Как ты выступила по-русски перед министерской делегацией?
— Отлично, даже не запнулась и в бумажку не заглядывала.
— И как они реагировали?
— О, они дружно хлопали и спрашивали, где я так хорошо выучила русский язык.
— А ты?
— Сказала, что на курсах.
— А что сказал потом Лео?
— Он был доволен. Эта встреча с русскими была для него очень важной.
— Знаешь, у меня изменились планы на этот год, теперь собираюсь искать работу в полиграфии.
— Да? И где?
— Еще не знаю, но, может быть, удастся что-то найти в какой-нибудь рекламке, например, — там, мне сказали, всегда требуются работники. Пока я учусь на курсах, и мне нравится.
— А-а, удачи.
— А у тебя какие планы на этот год, как насчет студии?
— Пока не знаю, насчет студии не думала, времени не было. Я ездила к тете, только что вернулась.
— К тете?
— Да, у меня есть тетя, за которой я ухаживаю. Кроме моей мамы, которая совсем уже немолодая, у меня есть еще и старая тетя.
— Ты никогда не говорила о ней.
— Да-да, старая больная тетя, за которой нужно ухаживать. Это тяжелая работа. Она живет совершенно одна, в маленьком городке, далеко отсюда, и я должна регулярно ездить туда, чтобы навещать ее.
— Она одинокая?
— У нее есть другие родственники, такие же, как я, но никто не хочет возиться со старым человеком, как ты знаешь. Зато все потом захотят, конечно, получить ее наследство. — И я почувствовала в ее голосе холодные нотки.
— Наследство — это главное? — спросила я, и в моем вопросе невольно, наверное, прозвучал вызов, потому что Майя очень сухо ответила:
— Наследство — это тоже условие. Некоторые подписывают контракт.
— Какой контракт?
— Чтобы в качестве компенсации по уходу за старым человеком получить после его смерти наследство.
— А-а, бывают находчивые.
У меня не хватило жестокости спросить, подписала ли она тоже контракт со своей тетей. Но все-таки еще один вопрос у меня вертелся на языке.
— Извини, конечно, за любопытство и нескромность, у нее большое наследство?
— Нет, не так много, — уклончиво ответила Майя. — Но даже если просто квартира, то можно потом сдавать, или продать и купить поближе, чтобы тоже сдавать. Иногда рента получается очень выгодной, нужно только не упустить момент.
— Да, наследство — это, конечно, важно. Наверное, это очень приятное чувство — получить наследство.
— О, да, это очень-очень приятно. У нас при разделе наследства доходит иногда до серьезных драк, родственники могут даже избить.
— Родственники?
— Они, да, когда собираются вместе для дележа наследства.
— Впрочем, у нас тоже всякое бывает, особенно сейчас, люди вдруг стали такими жестокими, готовы порой на крайность, даже на убийство.
— Они всегда такие, просто нужно иметь это в виду, чтобы выжить.
— Да-да, чтобы выжить — да. Я часто думаю: за что дерутся люди? Стоит ли? Может быть, я ошибаюсь, потому что ничего никогда не получала даром.
— Тетя очень капризная, — Майя вернулась к теме разговора, проигнорировав философскую мысль, которую я хотела придать нашему разговору, — она позвонила мне и сказала, что ей плохо. Хотя я наняла ей квалифицированную сиделку. А во что это обходится мне! Но она ничего не хочет знать, она хочет, чтобы я определила ее в дом для престарелых, но в отдельный номер, с кухней, балконом-лоджией, — это как отдельная однокомнатная квартира.
— Почему бы и нет? Если она хочет, помести ее туда, у вас, мне кажется, с местами в таких заведениях проблемы нет.
— Что ты! Это же очень дорого! Я должна буду отдавать почти всю ее пенсию за подобное жилье! А может быть, и пенсии не хватит — все зависит от категории. При этом она ничего не собирается делать со своей собственной квартирой.
— Старые люди капризны.
— Эти капризы надоедают, между прочим, я чувствую, что давно устала от них. Но ничего не поделаешь, я вынуждена все это терпеть, и сколько это будет продолжаться, никто сказать не может.



8

Осень и зима были напряженными.
Я окончила курсы и тут же нашла полугодовую практику для верстальщика в одной русскоязычной рекламной газетке. Платили там немного, всего лишь суточные — как стажеру, но это был только первый шаг.
— Молодец! — похвалили дома.
— Ну вот, а вы ругали меня за студию!
— Не ругали, а нацеливали на работу.
— Благодаря студии я и нашла ее!
Мне хотелось поделиться этой радостной новостью со всем миром.
Я разослала имейлы и SMS всем своим знакомым. А Майя?! Ну как же так! Как можно было столько времени не звонить ей! Да и она не звонила мне, кстати, — я только сейчас подумала об этом. Может быть, что-то случилось?
Я тут же набрала номер ее мобильника и сообщила о своих успехах.
— А-а, рада за тебя. — И она замерла, ожидая, видимо, продолжения моих восторженных излияний.
— Представляешь? Я даже не ожидала, что все так быстро получится, — затараторила я. Я рассказала, что мы изучали, какое удовольствие доставляет мне моя новая деятельность, описала редакцию, в которой собираюсь стажироваться. И наконец осеклась: — Что же я все о себе? Как ты, что нового? Столько месяцев прошло! Я была в таком замоте, что напрочь выключилась из социальной жизни.
— Ну, да, разумеется. — И я почти почувствовала, как она по своей всегдашней привычке покивала головой.
— Как ты? У тебя все в порядке? — повторила я свой вопрос.
— У меня все обычно: работа в школе, иногда мужчины. Да-да, без этого нельзя.
— А Лео?
— Лео? Он пьет, как всегда.
— Пьет?
— Конечно.
— Мне не показалось, что он пьет, когда мы были у вас в гостях, он такой веселый, добродушный, открытый…
— Одно другому не помеха. Он много пьет, очень много. Просто не все знают об этом, зачем говорить? Это погубит его в конце концов, конечно погубит. Но это его дело, меня это не касается. Раз ему хочется, пусть пьет. Вечером напивается и ложится спать, да, так это обычно происходит. Меня он больше не интересует. Конечно, я по-прежнему не отказываю себе в развлечениях, бываю в барах, хожу на презентации, для этого у меня есть те, кто может составить компанию — мужчины, с которыми мне не скучно проводить время. Декорации меняются время от времени, и это тоже неплохо.
— Но… — я запнулась, — вы продолжаете жить вместе?
— Конечно, конечно! Это меня вполне устраивает. Он ведь платит половину за эту квартиру.
— У него есть имения — два дома, ты говорила когда-то?
— О, это он уже давно поделил между своими дочерьми, эти дома, эти имения. Вся земля и дома отойдут им, да-да, мне ничего не достанется, поэтому он меня в этом плане больше не привлекает. Пусть живет как хочет.
— А что твоя тетя? Ты решила, куда ее определить?
— Тетя умерла. — Она произнесла это таким обычным тоном, как само собой разумеющееся, что-то совсем обыденное, о чем и упоминать не стоит, что я сперва даже не поняла.
— Извини, я не знала. Прими мои соболезнования.
— Спасибо.
— Когда это случилось?
— Зимой, но мы давно этого ждали, просто наступил момент, когда ее уже с нами нет.
— Это всегда тяжело сознавать.
— Ну, как сказать, жизнь и смерть всегда идут бок о бок.
И я представила, как она в этот момент опять покивала головой.
— А что… — я слегка колебалась, не зная, как спросить и стоит ли спрашивать вообще, но все-таки решилась: — что с наследством? Мне казалось, ты тогда была озабочена тетиным наследством.
— Все оказалось очень сложным. Теперь будет суд.
— Суд?!
— Да, предстоит суд. Я буду судиться с родственниками.
— Судиться с родственниками? Почему судиться с ними?
— За получение наследства. Они претендуют на часть ее наследства.
— Ой, я ничего в этом не понимаю. Но, наверное, наследство как-то должно делиться между родственниками?
— Никто из них за ней не ухаживал, ухаживала только я. А теперь они хотят получить свою долю. Какую долю? Ведь ухаживала я, а не они, так почему они должны что-то получить?
— В этом деле я не специалист, — повторила я.
— Я этого не оставлю, я добьюсь, что все перейдет мне, — продолжала Майя уже раздраженным тоном. — Да-да, я буду стоять до конца! Буду жестко судиться. Суд — это, конечно, неприятная процедура, долгая, хлопотливая. Но я так дело не оставлю. Почему им должно что-то перейти из тетиного наследства, если они не ухаживали за ней? Это ведь была тяжелая работа! Да-да, мне теперь предстоит суд, и я сейчас занимаюсь только этим, чтобы выиграть процесс. Для меня самое главное сейчас — выиграть процесс во что бы то ни стало. Ведь ухаживала за ней я, — повторила она твердо, — только я и никто больше!
— Но, может быть, все-таки легче отдать им какую-то часть, чтобы не мучиться так?
— Что значить — отдать?! Я делала всю эту тяжелую работу, а им что-то достанется?!
— Ну, тогда нужно надеяться на лучшее, что все закончится хорошо, — поспешила я успокоить ее, чувствуя, что она заводится все больше и больше.
— Теперь у меня осталась только моя мама, — продолжала она уже более спокойно. — И мама тоже уже старая и больная, и за ней тоже нужен уход.
— У тебя, кажется, нет родных сестер и братьев?
— Нет-нет, я единственная дочь у родителей, поэтому все теперь на мне: магазин, прогулки, дача — маму нужно обязательно отвозить на дачу весной, а привозить осенью. И все лето я должна быть с ней, чтобы она не чувствовала себя покинутой. Да-да, за старыми людьми нужен уход, нужен уход.
Я промолчала, но, как говорят французы, «сильно подумала», чтобы не задать вопрос о наследстве.
— Да, мне предстоит суд, долгий и тяжелый, — вернулась она к теме. — Это неприятно, но через это нужно пройти. Я легкомысленно надеялась, что все обойдется, а сейчас не могу ни на чем сосредоточиться, кроме как на этом. Извини, у меня начинает болеть голова, когда разговор заходит на эту тему.
— Да-да, конечно. Лучше созвонимся попозже, когда ты немного придешь в себя и решишь свою проблему, после суда.
И я отключилась.
Я не буду ничего комментировать. Но наверное, на протяжении всего нашего знакомства одно лепилось к другому по маленькой капельке и постепенно достигло критической массы. Потому что больше мне не хотелось ей звонить.



9

Моя работа стажера-верстальщика подходила к концу. И я вновь была занята поисками. Я прекрасно сознавала, что надежды найти более-менее постоянное место не так много, но старалась изо всех сил.
Наконец мне повезло, и я нашла что-то определенное: меня взяли на пробу в качестве верстальщицы в одну еженедельную многотиражку — в такую газетку, которые обычно бесплатно выкладываются в общественном транспорте, в супермаркетах, на остановках, распространяют у выхода из метро, в которых печатают все что угодно — от последних политических новостей и закулисной жизни «звезд» — до пестрой рекламы.
Надо сказать, мне нравилось то, что я делаю. Конечно, я должна была строго выполнять только то, что требовалось, но могла высказать и свои предложения по улучшению оформления страниц во время обсуждений, которые у нас проходили регулярно раз в месяц. На курсах нас обучали работать в разных программах. Здесь мы верстали в популярной InDesign. Разумеется, рекламная многотиражка, которую полистал-выбросил, — это не крутой глянцевый журнал, где требуется работа квалифицированного дизайнера; это не дизайнерский журнал, пусть даже и оформленный лишь в черно-белом цвете, где каждая фотоиллюстрация — это художественно выполненный портрет или произведение графики. И все-таки я старалась привнести некий творческий элемент в свою работу.
Наша редакция была маленькая — две небольшие комнаты, в которых работали четыре женщины: редактор, верстальщик, компьютерный график и менеджер — я распределила по функциям, которые мы выполняли, потому что официально нас называли помощниками директора.
Директор, он же владелец нашего СМИ, обычно проходил в свой кабинет с другого входа, и мы видели его редко. Но он внимательно просматривал каждый готовый для печати номер, прежде чем дать «добро».
Рабочий день начинался в девять утра. Каждая из нас погружалась в свой комп, и наступала полнейшая тишина.
Я проработала в редакции полгода, изо всех сил стараясь показать себя с лучшей стороны, и мое положение укрепилось — меня наконец взяли на постоянку. Относительно, конечно, потому что такие издания часто разваливаются. Но мы, зная характер хозяина — так мы называли директора, — надеялись, что будем существовать долго.
Однажды, когда в работе было некоторое затишье и я бродила по Интернету, просматривая оформление различных интернет-сайтов и изредка делая несколько глотков кока-колы из бутылки, которая стояла рядом, мне неожиданно пришла в голову фантазия обработать какой-нибудь из своих рисунков в Фотошопе и посмотреть, что получится.
«Эту программу я должна освоить как следует!» — сказала я себе, и в субботу засела за осуществление идеи.
Боже мой! Да ведь из любого рисунка, оказывается, можно сделать тысячу разных вариантов, непохожих один на другой!
Я просидела у компа два дня, пугая домашних восторженными возгласами:
— Идите сюда! Я изменила цвет и ракурс!.. Посмотрите, я сделала другой фон!.. Я научилась делать коллаж из нескольких рисунков!.. Я сделала стиль Satin!..
В понедельник я показала результат моим коллегам:
— Вот что у меня получилось — весь викенд работала с Фотошопом!
— А чьи рисунки?
— Мои.
— Это твои рисунки? Ты что, рисуешь?
— Немного, да, училась, даже в студию ходила.
— А ты знаешь, что ты можешь делать из этого хорошие деньги?
— Нет, — честно призналась я.
— Ты можешь предложить это для открыток.
— Такая идея мне в голову еще не приходила.
— Обязательно предложи. У нас, если ты сделала что-то мало-мальски свое, можно предлагать разным фирмам, чтобы твое изобретение работало дальше.
— Ну, какое это изобретение…
— Но рисунки-то твои собственные! Ты можешь предложить это какому-нибудь издательству — для обложек, например. А еще ты можешь основать свою фирму.
— Фирму? А разве можно, если у меня уже есть работа?
— Конечно, можно. Не волнуйся, налоговое управление посчитает все, все твои доходы. Да-да, оформляй документы. Для этого дай название своей фирме, точно продумай и сформулируй, какие услуги будет продавать твоя фирма, иди в патентное бюро и запатентуй. Потом дашь информацию в Интернете.
— Так что лучше: открытки или обложки?
— И то и другое. Сама увидишь, что лучше пойдет. Чем больше услуг ты заявишь, тем лучше для твоего бизнеса.
— Ну ладно, попробую.
Я сделала так, как меня научили: придумала название, нарисовала логотип, заполнила соответствующие бумаги и отправилась в патентное бюро. Мои документы проверили — это заняло несколько минут, я заплатила за открытие новой фирмы и стала ждать официального разрешения.
«Значит, я буду теперь заниматься бизнесом? — думала я и тут же останавливала себя: — Да нет, какой это бизнес! Это мелкий бизнес, ненастоящий, индивидуальная трудовая деятельность — кажется, так это тут называется». И все-таки внутри меня переполняло незнакомое до того дня чувство, что теперь я являюсь собственником пусть и маленькой, но фирмы. Я без конца повторяла про себя ее название: «АртИллюстрация».

Постепенно у меня началась новая жизнь.
Я по-прежнему работала в газете. Но открытки с моим автографом продавались на почте, я стала получать заказы на оформление книжных обложек для мелких издательств, которые выпускали покет. Эта работа не давала мне большого дохода, но все-таки это была существенная прибавка к моей более чем скромной зарплате в газете. Благодаря этому мы скопили определенную сумму, чтобы сделать первый взнос за собственное жилье, и устроились прочно. Но самое главное, конечно, — я очень любила то, чем теперь занималась.
Вскоре одно довольно крупное издательство прислало мне заказ на оформление обложки книги о России. Наверное, и нашли меня, русскую, потому, что книга была о России. Наконец-то! Я так давно ждала подобного заказа.
Я сделала несколько макетов, они отобрали понравившийся, и через несколько месяцев книга вышла.
Автор был известный публицист, эссеист, журналист, который прожил в российской глубинке год, работал некоторое время в Санкт-Петербурге, ездил по разным местам, побывал на Камчатке, и ему было что рассказать.
Осенью книга получила приз на ежегодной книжной ярмарке в Германии. Конечно, не за обложку, а за содержание, но все равно я гордилась, что именно я была ее художником-оформителем, об этом упоминалось в каждой рецензии.
Шло время, я получала все больше и больше заказов, мои обложки все чаще и чаще появлялись в Интернете, постепенно их там скопилось довольно большое количество — это уже была настоящая галерея моих обложек. Я открыла свой авторский сайт. Меня приглашали на книжные ярмарки и выставки, на презентации книг авторов, на семинары по менеджменту и дизайну. Я стала членом союза журналистов и ездила на международные конференции. У меня завязались деловые контакты с некоторыми российскими издательствами, а два года назад я даже получила диплом за лучшее оформление детской книжки.
Моя жизнь кипела и была полна эмоций. Вспоминала ли я Майю? Иногда. Но никогда моя рука не тянулась к мобильнику, чтобы набрать ее номер. Та страница моей биографии закончилась, и я не хотела возвращаться к ней. Она тоже ни разу не позвонила мне. Знаешь, на Западе люди более холодные, чем у нас, и часто, устав от общения, они прерывают знакомство навсегда, без всякой ссоры, без всякой причины — просто от усталости. Повстречав тебя однажды на улице, они могут спокойно пройти мимо, как будто никогда и не были с тобой ни в каких приятельских отношениях. Или постараются отвести глаза в сторону — мол, не заметили. Я тоже научилась подобной манере и иногда, если мне нужно, виртуозно ею пользуюсь: делаю вид, что кого-то не заметила. Они не будут останавливать — они вздохнут с облегчением.

Я узнала ее сразу. Это было так неожиданно — вдруг увидеть ее через много-много лет, что я тут же рванулась ей навстречу. Она шла прямо на меня, глядя куда-то вдаль, и была похожа на сомнамбулу.
— Майя!
Я подбежала к ней, протянула руки.
Она приостановилась. Повернула голову на звук моего голоса.
Я вглядывалась в ее лицо.
Нет, конечно у нее уже залегли морщины вокруг глаз и рта, а щеки слегка ввалились, и кожа стала вялой. Она казалась прежней только издали. Она сильно постарела за эти годы, ссохлась.
— Майя, ты не узнаешь меня?
Я поняла, что она смотрит на меня и не видит.
— Я — Полина!
— Да, я узнала тебя.
Она произнесла это без всякого выражения, глаза были тусклыми и бесцветными.
И тут ее губы выдавили эти слова.
Вокруг было много людей, толкались тележки с продуктами, стоял обычный шум большого магазина в час пик.
Я смотрела на нее и не знала, что сказать. Ведь в такой ситуации ничего больше, чем обычные банальные выражения сочувствия, не придумаешь.
И все-таки я дотронулась до рукава ее пальто — чтобы мои слова прозвучали более проникновенно:
— Я не была знакома с ней, но поверь, я сейчас переживаю вместе с тобой.
Смерть людей, которых ты совсем не знаешь, просто сама мысль, что ушедший человек больше уже никогда не увидит жизнь, эта, на самом деле, жестокость самой жизни может вызвать слезы. Наверное, мой голос дрогнул. Она взглянула на меня уже более осмысленно и, как мне показалось, удивленно, но ничего не ответила.
Нужно было сказать еще что-то.
— А дома — как?
— Ничего не изменилось, все по-прежнему.
— А… Лео?
— О, он давно уже умер, он умер, его нет. Давно умер.
— Ты живешь одна… или с кем-то?
— Нет, я одна.
Мне показалось, что она хочет уйти.
— Я понимаю, тебе сейчас трудно. У тебя есть визитная карточка?
— Визитная карточка?
— Да, может быть, мы созвонимся потом? — Я вытащила из бумажника свою визитную карточку и протянула ей: — Вот, возьми.
Она молча держала карточку в руке, потом спросила:
— Что я должна с ней делать?
— Там все обо мне: название фирмы, адрес, телефон. И даже моя фотография. — Я показала пальцем на уголок: — Это я.
— Ах, да, теперь ведь модно иметь визитные карточки, теперь у всех визитные карточки. — Она все еще разглядывала ее и, казалось, до нее не доходил смысл моих слов. — Но у меня нет визитной карточки.
— Возьми. Может быть, мы созвонимся потом.
— Да-да, спасибо.
Она опустила взгляд на мою тележку, на пластиковые пакеты с продуктами, которые плотно стояли в ней, сделала шаг в сторону, повернулась и пошла вперед, прямая и безучастная ко всему.

— Ну вот, теперь я, кажется, рассказала тебе всю эту историю.
— И больше ты с ней не встречалась?
— Нет. Зачем? Не люблю возвращаться в прошлое. Да и она, наверное, тоже. Иначе бы нашла повод позвонить — я ведь дала ей свою визитку. А может быть, я так и не встроилась в какие-то ее планы. Теперь ты напишешь еще один рассказ, да?

Хельсинки,
май 2013