Лишен желанья мыслить объективно
и спор вести о собственном таланте,
я радужные вижу перспективы,
но только в черно-белом варианте.

В те времена, когда «человек»
звучало гордо,
когда прохожие при встрече
не прятали  морды,
когда я вчитывался в строки
«странная штука - человеческая память»
и маршрут выбирал такой,
чтоб по дороге не приходилось падать,
ты проживала напротив меня
в громоздкой многоэтажке,
где не работал лифт,
а подниматься пешком представлялось тяжким.
И когда по утрам я видел в  окно
очертания твоего силуэта,
ты представлялась мне идеалом
(глупость, свойственная поэтам).

Меня пронизывало странное чувство,
что мы были знакомы вечно.
Я выходил на балкон,
свой взгляд устремляя  тебе навстречу,
Я был довольно молод,
и потому фантазия, не ведающая пределов,
мне рисовала отчетливо все:
твой голос, манеры, характер, тело.

В те времена, когда молчание было
почти что золотом,
я верил только тебе
в наскучившем глазу пространстве города,
где новые ламп фонари
свет меняли с оранжевого на синий.
Я верил в то, что существует
точка пересечения линий
наших судеб, мировоззрений
и наших с тобою жизней,
а остальное тогда представлялось
ненужным, лишним.
Я часто курил на балконе,
но видеть тебя приходилось редко,
и казалось неимоверно сложным
спуститься по лестничной клетке,
чтобы после подняться к твоей квартире
и увидеть тебя воочию,
и эта сложность тогда тяготила меня
сильнее сложностей прочих…

Я бы нашел в себе силы
влететь в твою форточку,
будь я птицей!

Но я был человек,
и мечтал лишь о том,
чтоб хоть однажды тебе присниться.

В те времена,
когда искусство принадлежало всему народу,
я был зол на весь мир
и, особенно, на его погоду,
но мне становилось теплее,
когда ты подходила к оконной раме,
а я погружался в грезы,
согласно созревшей в мозгу программе,
становясь ребенком,
начиная в добрые верить сказки,
и пространство вокруг меня
наполняли цветные краски,
я терпеливо ждал,
что ты тоже меня, наконец, заметишь,
но секунда
растягивалась в целые сутки,
в неделю
и в бесконечность….

Но почему я запомнил
лишь профиль твой из всего,
что когда-то было?

Мое прошлое тихо осело
на старую обувь налетом пыли…

Но никогда
я не стану ругать и порочить
то странное время, ибо
точно знаю,
кого после смерти смогу обнять,
прошептав: «Спасибо».

Я живу в комнате, отравленной никотином.
Лошадь не продержалась бы здесь и минуты.
А ты живешь со мной уже 25 лет.
Вчера меня озарила мысль,
что я люблю тебя еще и потому,
что ты не лошадь.
И даже совсем не похожа на лошадь,
хотя, если присмотреться внимательнее…
Ладно, хватит.
Люблю и точка.

Меня стихам учил не институт,
а надписи в обоссанных подъездах.
Поэтому, быть может, Страшный суд,
зубовный скрежет, огненная бездна
не то, чтоб вовсе не были страшны,
но дергаться от страха я не склонен,
герой несуществующей войны,
что был убит, но не был захоронен.
Кричать «Кто виноват?» какой резон?
Вчера в пивной алкаш, сидевший рядом,
сказал: «Вся жизнь – побег за горизонт»,
держа бокал пивной, как чашу с ядом.
Затем он отвернулся от меня
и разговор завел с другим соседом:
«Ведь правила никто не отменял -
шаг в сторону считается побегом!»
Ушел он. И стыдливость тишины
никто не захотел уже нарушить.
Казалось, приходил по наши души
посланник Бога или сатаны.
Но кем бы ни был выпивавший тут,
он намертво впаял свой образ в память…
А после я смотрел сквозь темноту
на фонарей колеблемое пламя.
Такими наша родина полна,
благодаря таким держаться будет…

И, слава Богу, разного говна
мне в голову не вбили в институте.

Нервы ни к черту, дрожание конечностей и все такое.
Не могу пары строк настучать по клавиатуре.
Даже во сне перестал испытывать чувство покоя.
Ненавижу замысловатые диспуты о культуре.

Хочется задать вопрос,
но задавать его абсолютно некому.
По телеку врут, а газет не читаю вовсе.
В поисках действенных средств
переругался со всеми аптеками.
Кажется, что в календаре поселилась навечно осень.

Люди в ответ на вопрос «Как дела?»
мгновенно становятся нытиками.
По законам физики,
если в тебе не хватает энергии – увеличивай массу.
Прочел в интернете статью о себе
абсолютно безмозглого критика.
Хотя безмозглый критик –
это уже тавтология,
«масло масляное».

Мне 27.

Научите меня кто-нибудь тому, как жить весело.
Даже в министерстве культуры
считают, что я – шизофреник.

Крикнул в окно: «Эй, а ну-ка, сюда, козлы!» -
оглянулись семеро.
Трое не оглянулись, ибо должны мне денег.


Время 23:32,
как отражение в зеркале.
Пора уже спать, а сна у меня - ни в одном глазу.
Нет желания.

Сегодня ты написал много строк,
Дмитрий Юрич.

Приехали.

Потом ты, конечно, напишешь еще,
а пока – до свидания.

Елена! здесь вокруг совсем не то,
Сентябрьскую грязь как в ступе воду
Толочь теперь приходится. Пальто
Незаменимо нынче. Непогода
Способна выбивать из колеи
Хранителя хронической простуды.
Хотя всем нам, приехавшим оттуда,
Не светит полушубок от «Valie».
По вечерам здесь долбится асфальт
Бригадами строителей. Но спорим:
Полезней слуху этот шум, чем альт,
Звучащий в тишине консерваторий,
Где звукам стоит трепетно внимать,
(Хоть и дундук, изволь блюсти приличья!)
По мне, так уж гораздо эстетичней,
В лицо кому-то бросить «Твою мать».
Врач прописал закапывать в глаза
Чертовски подозрительные капли.
На той неделе подарили пса,
Он на одной ноге, подобно цапле,
Все время метит, все, мол, здесь его.
Вот так и мы, начнем дележку – тошно…
сбежало подло утром молоко,
Когда я ковш снимал неосторожно.
А жизнь в трущобах, Ленка, благодать,
Хотя бы тем, что меньше слышно воплей…
Лицом к лицу лица не увидать –
Нагляднее в прицел или в бинокль.

О чем сказать в письме, когда ты в памяти
Довольно здравой и умом – твердыня?
Вчера троих послал к ****е матери
И сам теперь отправился за ними.
Моя соседка – радиоведущая,
И говоря: «Скучаю», ищет лоха.
Пытался планы строить на грядущее,
Но, как ни поверни, выходит плохо.
Я был бы всем доволен, но в Израиле,
Где можно круглый год без телогрейки.
Весь алгоритм я просчитал заранее,
Но все к чертям, поскольку нет еврейки.
Нет, есть одна – старуха лет восьмидесяти,
Но впрочем… Это непатриотично.
А по Руси дорогам душу вытрясти –
Легко, хотя не очень эстетично.
Ты помнишь, Ленка, были все здоровыми,
Я в бокс пошел, ты подалась в гимнастику?
Здесь все жиреют. В пост едят скоромное.
К непьющим отношение как к свастике.
Теперь везде – астматики, ревматики,
Но все же вдохновение я черпаю,
хотя подводят правила грамматики,
что не улягутся никак в коробке черепа.
Сие письмо дойдет в теченье месяца,
Его я кину в ящик за аптекою.
И если не удастся мне повеситься,
То хоть веревку раздобуду крепкую.

Не прет читать Еременко и Коркия,
В испуг вгоняя пса, ворчу во сне.
Веревку раздобыл на барахолке я
Надежную, по бросовой цене.
Решил письмишко накропать посмертное,
К тетрадному листу ползла рука…
Но вспомнил, что настоль жилище ветхое,
Что в потолок никак не вбить крюка.
А посему я жив. Прошу прощения,
Коль ваших я надежд не оправдал.
Я глянул в календарь – там воскресение,
Но это позапрошлый календарь.
Зачем календари в далекой волости,
В любое время можешь ждать гостей.
По телеку одни сплошные новости,
Скажи на милость, сколько новостей!
Лужков грозит покончить с проституцией,
Каких-то там повысили в чинах.
Вот президент наш борется с коррупцией,
Так надо же с себя и начинать!
А на дорогах , что ни день – авария,
Опять подвергли критике печать.
Я нефти прикупить хочу два барреля,
Чтоб старость голым задом не встречать.
На сим прощаюсь. Также машет лапой вам
Мой пес, и тоже шлет вам свой привет.
А как там Вы, Елена Вячеславовна,
В своих неполных двадцать девять лет?

Теперь уже и с Вами мы по-отчеству,
Чертовски к вашим письмам я привык.
Чтобы развеять скуку одиночества
На днях глядел какой-то боевик.
Там мафиозный тип один в Италии
Другому типу к уху пистолет…
А тот того бензопилой. Но даллее
Не смог увидеть – вырубили свет.
Но вы не унывайте, эти, мать-то их,
Электрики, проходят в сволочах.
Есть что-то настоящее в занятиях
Эпистолярным жанром при свечах.
Недавно раскопал я фотографию,
Где вы и муж ваш в кожаном пальто.
На заднем фоне возле кучи гравия
Маячит кто-то, но неясно кто.
Вы пишите, что счастливы в замужестве,
Что, дескать, нарожали трех детей.
А я на днях зачислен в штат содружества
Охотников. Стреляю в лебедей.
Лебяжая лапша – прям объедение,
В желудок так и просится само.
И если не умру от ожирения,
То стану чемпионом по сумо.
На этом мои новости закончились.
Целую ручку. Говорю: «Гуд бай!».
Прошу: пишите письма поразборчивей,
А то – ну что за еханный бабай?!

Ответное письмо не понял, вроде бы,
Но если честно – прямо слезы хлынули.
Вы просите прощения у Родины,
За то, что вы в беде ее покинули?
Скучаете по кустикам смородины,
Тем, что росли напротив дома вашего?
Так и я и сам готов покинуть Родину,
Чтобы потом прощения выпрашивать!
Да я впадал в настрой бы ностальгический
Живи я хоть в Италии, хоть в Мексике.
Я б книжку сочинил херни лирической
С преобладаньем матершинной лексики.
Мои стишки проникли б в душу каждого,
С эпохой, с местом были бы в гармонии.
Меня б держали за поэта важного,
Я б написал, что родина в агонии,
Я бы писал, что родина в опасности,
Ну а в Россию ездил бы с концертами.
И поднабравшись смелости и храбрости,
Спешил бы за обратными билетами.
И так по кругу.
Что вообще есть родина?
Где ты родился? Где впитал учения ?
Еще год-два прожду - не будет ордена,
То к плана приступлю я выполнению.
Ты, Лена, что-то часто стала сниться мне,
Прощай. Жду писем. Время близко к полночи.
Пусть родина с березовыми ситцами
Разъебывается без нашей помощи.

Елена, тут уже вовсю весна
Вступает в город как в свою обитель.
А новостей немного. Есть одна:
Недавно местный наш руководитель
Устраивал нам выходные в честь
Какой-то даты, высосанной с пальца.
Я ж предпочел на улицу не лезть
Весь день лежал, укрывшись одеяльцем.
Когда заснул – то страшный видел сон
Распятие готовят на Голгофе,
В венце терновом –именно что Он,
Министр наш один! Я выпил кофе
Когда проснулся. Он сливал в офшор
Прихваченные где-то капиталлы,
Как оказалось после. Прокурор
Не пожелал раскрыть свои каналы.
Теперь тверди, что нету вещих снов,
Они судьбы рукой тебя поманят.
Недавно в окружении ослов
Себя я видел. Вызовут в парламент?
И там придется с ними заседать,
На деньги обедневшего народа?
Я в предвкушении, Елена, ты бы стать
Могла бы не супругою урода,
А генерала, мэра, наконец!
Теперь рыдай и плачь, но слишком поздно…
В газетах снова пишут, что звездец.
Ну что же? Поглазеть пойду на звезды.

Привет, Елена, я теперь – министр,
Не помню, правда, что за министерство.
У нас так с креслом задницы срослись,
Что многие не могут встать из кресла,
Я тоже не могу уже. С трудом
Пишу тебе последнее письмишко.
Служебная машина, дача, дом,
Квартира, а размер – квадратов в триста.
На что ты там мне плакалась в письме?
Мол, денег нету, муж с детьми оставил?
Я б запросто помог твоей семье
Но за своей семьей следить поставлен.
А, кстати, снова осень, красота,
Так, Леночка, зачем нам быть в печали?
Поверь, все эти дрязги, суета,
Трудны бывают только поначалу.
Потом наступит твой черед, в свой срок
Займешь судьбой назначенное место.
Вот у меня здесь дел невпроворот,
Мне надо выезжать в аэропорт,
А ты на кухоньке сиди себе и грейся.
А коль чего, подруга – извини,
Трудись – и это лучшее лекарство,
А писем больше мне своих не шли,
Теперь я не алкаш, а государства
Чиновник, что давно тебя любил,
А ты себе всю жизнь "искала счастья"...

Прощай, нет больше времени и сил.

И если что – ко мне не обращайся.

Я ничего не желаю знать,
но способен учить других.
Зрение помнит направленный свет
лагерных фонарей.
Мне было легче взломать замок,
чем искать для него ключи.
Я помню день, когда слово «вдруг»
исчезло из словарей.

Я часто заглядывал в лица людей
и понял – глаза их злы.
Меня не вставляло встречать рассвет
и провожать закат.
Раньше во мне зажигались костры –
теперь не найти золы,
Во время двадцатой своей весны
я понял, что все не так.

Смелость не в том, чтоб «вперед» кричать,
а в том, чтоб идти вперед.
Счастлив не тот, у кого все есть,
а тот, кто способен взять.
Кто терпелив и добрее тебя -
раньше тебя умрет.
Где часовщик, что на всех часах
время покатит вспять?

Я видел роскошный снаружи храм
и его пустоту внутри,
и как доживают до старости лет
живущие на износ…

Я ничего не желаю знать,
но способен учить других.

Если ты хочешь мне дать ответ –
я подберу вопрос.

Комната мала - не намотать кругов.
Голод одолел, да лень готовить еду.
Зеркало показывает черт знает кого,
а не того, кого имеешь в виду.

Желаний нет ни в гости, ни на парад,
обстановка раздражает – куда ни ткнись.
Газеты – сплошь собрание полуправд.
Капитан покинул корабль быстрее крыс.

Если жизнь река – то я там, где дно,
а долги – как грибочки после дождя.
Мысли улетучились все до одной.
Обещались новые - буду ждать.

Тысячи раз обруган,
Но мозг мой полон идей.
Я выучусь на  хирурга.
И буду резать людей.