Свирепствуй, молния, безумствуй,
громи, рви небо на куски,
буди в душе свободы чувство
сквозь тучи черные тоски.

Пролейся дождь, прошу я очень,
обрушься  вдруг на сумрак мой,
и краску этой черной ночи
с ночного неба напрочь смой.

Пускай во мне раскаты грома
пустые мысли заглушат.
Пусть струи ливня проливного
мне будут, как воды ушат.

Пускай средь этой непогоды
все думы тяжкие уйдут…
Благословение природы
я словно принимаю тут.

Яснее сини небосвода,
и вся как радуга светясь,
я вновь тобой дышу, свобода,
и с жизнью ощущаю связь.

Старинный бубен тот, девятирогий,
как экспонат висящий на стене,
под взглядом моим пристальным и строгим
вдруг встрепенулся, показалось мне.

Забилось сердце бубна, как раскаты
грозы далекой. Нынче не у дел,
он словно умолял меня: «Пока ты
одна здесь, бей в меня!» И вслед глядел…

И звякнули железные подвески,
и голос мой невольно зазвучал,
и колотушка вверх взлетела резко
(не то во сне, не то – во власти чар!),

чтоб в бубен бить, незримых соглядатых
сюда всех созывая, – раз и два…
Как в бубен не ударить тот, когда ты
во власти чар?! Сдержалась я едва

и вырвалась из плена колдовского.
Ну что теперь гадать: ах, если бы?!…
Я – человек,  и счастья мне такого
нежданного не надо от судьбы.

А бубен этот, высохший до хруста,
девятирогий, как-то разом сник
и губы сжал, чтоб думы все и чувства
не выпустить, сорвавшись вдруг на крик.

Не  крик уже, а хрип натужный! Если
прислушаться – услышишь в тишине,
как он камланий медленные песни
себе под нос бормочет на стене….

Так давит мне на плечи властно
дождем набухший  небосклон,
что даже в образ мысли ясной
туманный сумрак вносит он.

Нет, этот дождь мне будет сниться!
Совсем как будто ждать тебя –
ждать, что когда-то прекратится
он, так вот день за днем  идя.

Он не закончится, как вера
в тебя,  что длится столько лет…
Но я, покуда в небе серо,
забыла неба синий цвет…

Нет, видно, вечно будут тучи
точить с небес сырую грусть,
и стих мой о тебе наскучит,
как этот вечный дождь, боюсь…

В ушах не тише и не громче
шум ровный этого дождя…
Но не от туч дождливых, впрочем,
а от любви устала я.

И туч трехдневных тяжесть эта,
для сердца тягостная столь –
победа сумрака над светом,
любви моей печальной боль…