Есть литераторы, чьи имена забыты — да и не велика потеря. Но есть целый ряд ярчайших персон в русской словесности, чьи имена вычеркнуты искусственно. И слава Богу — теперь они возвращаются. Два главных возвращенца последних лет — Георгий Оболдуев и Николай Глазков. Но если Георгий Оболдуев и при жизни был известен исчезающе узкому кругу знатоков, то в случае с Глазковым все гораздо сложнее.
Вышедшая чуть ранее во "Времени" прекрасно написанная биография Ирины Винокуровой "Всего лишь гений" и подоспевший следом внушительный том стихов самого Николая Глазкова, чего греха таить, все-таки запоздали. Но лучше поздно — чем никогда. Глазков — поэт вневременной. Поэзия его не утратила актуальности ни на йоту. И как растаскивали его находки более удачливые собратья по перу, так и будет еще не одно поэтические поколение питаться глазковской гениальностью.
Можно без преувеличения сказать, что эту книгу ждали много лет. Потому, что она вобрала в себя если не весь корпус стихотворных текстов Глазкова, то основательную часть, к тому же многие тексты публикуются тут впервые.
Глазков — фигура в нашей поэзии второй половины ХХ века уникальная, парадоксальная и выдающаяся. Сколь знаменитая, столь и неизвестная. Безумно популярная и активно замалчиваемая в течение многих лет. Но даже читателю, не соприкасающемуся с поэзией, которому имя Глазкова вроде как ни о чем и не говорит, с Глазковым знаком. С его стихами и его неологизмами. Разве кто-то не слышал такого понятия, как "самиздат" (самсебяиздат)? Правильно, знают все, но немногие знают, что придумал словечко Глазков еще в начале 50-х. Многие знают такие знаменитые строки, принимаемые за фольклор: "Господи! Вступися за Советы, / Сохрани страну от высших рас, / Потому что все твои заветы / Нарушает Гитлер чаще нас".
Или такие: "Мир нормальный, нормированный, / По порядкам нумерованный / Совершает в ногу шествие, / Я ж стою за сумасшествие".
Или вот это стихотворение:

Это тоже Глазков.
А кто-то помнит песню из фильма "Романс о влюбленных". А был еще "Андрей Рублев" и колоритный летающий мужик. И это Глазков.
Для одних он всю жизнь был юродивым, для других — гением ("Всего лишь гений" — писал он о себе. Так названа и биография, недавно вышедшая во "Времени"). О нем можно рассуждать и писать много. А цитировать так и вовсе бесконечно. Только зачем? Лучше пойти в магазин да купить книгу.
Помимо стихов в сборник вошла удивительная автобиография. Это надо читать. И посмеетесь вволю и призадумаетесь.

Алексей Даен — поэт, прозаик, публицист, переводчик, художник-коллажист, фотограф. Родился и вырос в СССР, с 1994-го года живет в Нью-Йорке. Лауреат Международной Отметины имени отца русского футуризма Давида Бурлюка и журнала "Футурум АРТ" за 2004. Главный редактор литературно-художественного издания "Членский журнал", редактор поэтической серии "Библиотека "Членского журнала", состоит в редколлегии московского журнала "Дети Ра". Автор пяти поэтических сборников на русском языке и двух на английском, трех книг стихотворных переводов и книги прозы. Широко публикуются во многих странах в различных антологиях, коллективных сборниках и периодических изданиях.

 Когда-то давно, лет восьми-десяти отроду, я ходила в детский музыкальный театр Наталии Сац на спектакль "Второе апреля". Помню его хорошо: Второе апреля в противовес 1-му Апреля — День Правды, когда раскрывается ложь, обман, недоговоренности, выворачивается наружу то неприглядное, что обычно прячется за различными масками, полуправдами, ширмами… Поэтому, когда я взяла в руки новую книгу Алексея Даена "2-е апреля в Квинсе", вышедшую в издательстве Вест-Консалтинг в 2007 году, мои ассоциации сразу же связали название со спектаклем из детства.
Эта небольшая книжечка дала мне повод задуматься о многих вещах, и в этом смысле я благодарна автору за его откровенность, обнаженность души. Вряд ли найдется человек, принимающий все произведения поэта и писателя безоговорочно — всегда есть то, что нравится больше или меньше или не нравится вовсе. Так же и эта книга.
Задумываясь об этом мире, его странных закономерностях или несоответствиях, понимаешь, что в чем-то тонкие нити восприятия связывают людей независимо от континентов, на которых они находятся. Как определить меру таланта и ответственности писателя за слово? Степенью его откровенности, эпатажности, обнаженности?.. Или есть другие критерии? Например, вечность. Или громкое и высокое: "Нас рассудят потомки"?
"Коллективный сон планеты", по словам толтека Дона Мигеля Руиса, заставляет нас принимать условные "социальные соглашения", которые общество создает и поддерживает, чтобы держать в узде чувства, мысли, поступки. Освобождение от данных соглашений — путь к формированию своей личной свободы, путь к познанию и постижению.
Книга Алексея Даена интересна. Просто надо уметь читать между строк. Там есть и эпатажность, и стремление огорошить читателя, вывести его из себя, раздразнить нарочитой сексуальностью:

Или:

Сильное влияние Маяковского, скользящее по поверхности многих стихов Даена, может вызвать многочисленные упреки в отсутствии собственного голоса и стиля:

Есть много таких "маяковских" интонаций, слов, ассоциаций, запрятанных, разбросанных по книге Даена, но вот вопрос: "Стоит ли их ловить и прилюдно вывешивать, крича: "Он подражает Маяковскому!". Действительно, какой кошмар! Но скажите мне, неужели вас никогда так не "глыбило" подобным образом, когда лишь такая интонация души может выразить сегодняшний день? Отвернитесь в сторонку и прошепчите стыдливо: "Бывало". Я вам поверю. Бывало.
Я не люблю мата вообще и в стихах, в частности. Не признаю его и не приемлю, и вовсе не из стыдливого ханжества, поверьте. Скорее, от сознания того, что русский язык в нем не нуждается в силу своего великолепия. Мат — удел слабых, безвольных, он опускает на низшие уровни бытия, он убивает поэзию и душу. Поэтому вполне "маяковское", но интересное стихотворение Даена "Соло на Баритон-Саксофоне" меня расстраивает, отвлекает от того, что оно собой представляет на самом деле. Конечно, реальность для каждого своя, и это — не моя реальность, но становится обидно за слово автора, за его недореализованные возможности.
Тем не менее, "цветная разношерстность" Алексея Даена отливает талантом, и постоянно возникает желание перечитать его стихи, настроиться на тот фокус зрения, которым видит автор, почувствовать, продегустировать ту палитру вкуса, которая ему присуща.

Талант автора в том, что ты видишь эту картину так, будто сам ступаешь по булыжной мостовой с рюкзачком с рукописями… мимо омоновца, разглядывая солнечные блики и предаваясь мыслям о друге, о своей собственной судьбе, судьбе страны… Это негромкие слова, тихие — от сердца, от сопереживания и сочувствия, от со-причастности…
Это все мы — такие как есть, без пафоса, с полярностью мыслей и судеб, такие разные и похожие одновременно, потому что мы все идем в этом мире "наудачу" с осознанием того, что "себя пережить невозможно", даже в "весне без пушкина и блока" и с переведенными "вперед на час" стрелками часов.

"Вспомни что-нибудь" — название новой книги Алексея Караковского звучит как заклинание, мольба, воспоминание и сожаление о прошлом, как старая потертая открытка из бабушкиного сундука… Странно, мир меняется, меняется и отношение поэта к действительности, меняется ритм его стиха. Мир приобретает клиповое сознание, картинки, быстро сменяющие друг друга, бегут и бегут, штампуя строчки, мысли, выплескивая на поверхность глубокие внутренние переживания… Книга же Алексея Караковского стремится к некоей медитативности, к медленным философским воспоминаниям, вытаскивая драгоценные раритеты, любуясь ими и даря окружающим. Верлибр словно стремится уравновесить эту гонку со временем. Остановиться, увидеть, вкусить, продегустировать, вспомнить, осознать… Черно-белые фотографии, иллюстрации к книге, сделанные Натальей Караковской, женой Алексея — удивительно ей подходят. Это ритм другой эпохи, уже ушедшей и прошедшей, и удивительно притягательной своей простотой, невинностью и наивностью.

Наблюдая за толпой со стороны, Алексей Караковский пытается узреть что-то сокровенно-важное, сакральное, "освоить то, что не довелось…" и понимает, что это что-то такое неосязаемое, невесомое, невидимое взгляду, но подсознательно ощущаемое где-то внутри себя и в пространстве.
Наш мир меняется… в нем много внешнего, наносного, демонстрационного; этакий всеобщий эксгибиционизм, циничный, фальшивый, неприемлемый для истинного поэта.

Раскрашенный уродливыми масками мир, гламурный, модный и страшный, демонстрирующий пороки общества, пользующиеся популярностью… Модели, облаченные в кожу и латекс, выставляющие свое тело для надругательства — БДСМ, садо-мазохизм, возведенный в культ, как высшая точка наслаждения… Что еще? Чего вы хотите? К чему стремитесь? Это ваше "все"? Человечество сошло с ума. И поэтому "животные сходят с ума и тоскливо умирают здесь же…". А как иначе? Содом и Гоморра, приближение Апокалипсиса видятся тем, кто умеет видеть сквозь это бешеный латекс гламурности.
Давайте вспомним, как все было? Сталин-Ленин-Хрущёв — забудьте. Мы не об этом.

Пространство и время словно сменили ориентиры, случайно сдвинулась земная ось, и теперь все по-другому, по-страшному.

Видеть это все и понимать, что изменить что-то не в твоих силах, ты можешь только отразить реальность, любить ближних, писать о том, что по-настоящему больно и понимать: твоя усталость от мира настолько сильна, что тебе уже почти все равно. Чуть-чуть бы еще, но:

Смена формы и настроений, событий, мелькающих, как птицы за твоим окном, — это все в книге Алексея Караковского. И это нормально, потому что его верлибр — реакция на полифонию окружающего мира, на многообразие происходящего вокруг. Воспоминания сменяются заклинаниями, не менее едкими и пронизывающими, чем первые.

Алексей Караковский пишет эту книгу о себе и, в то же время, о многих из нас, касаясь каждого легким перышком, щекочущим память; полузабытые сны прошлого всплывают полупрозрачными призраками из строчек, чтобы исчезнуть потом снова, оставшись в закрытых коробочках памяти, закрытых… на ключ. Открывать ли этот ящик — решать вам. Для кого-то там есть многое, а для других же он просто окажется пуст…

Виталий Владимиров — известный московский поэт и прозаик, автор многочисленных книг.
В феврале 2008 года в издательстве "Вест-Консалтинг" вышел его новый роман "Челнок".
Роман интересен и тем, кто сам прошел через "челночество", и тем, кто сейчас числится малым предпринимателем, и тем, кто любит женские истории.
Это очень интересная, мудрая книга. Фактически — энциклопедия российского малого бизнеса. Главная героиня романа — кандидат экономических наук, "челнок" и владелица салона одежды Людмила — прошла путь от "перестроечных" шоп-туров в Польшу и Турцию до респектабельной жизни, полной комфорта и благополучия. Какой же ценой? Огромной. Потому что прежде чем что-то получить, нужно многое отдать.
Роман крайне актуален и вышел в нужное время, когда малый бизнес переживает тяжелейшие времена — закрываются мелкие магазины, поглощаемые сетевыми монструозными супермаркетами, и небольшие предприятия, печатные салоны и издательства… Несмотря на все заверения властей, поддержки малому бизнесу как не было, так и нет. Хотя она существует во многих странах бывшего социалистического лагеря.
"В той же Польше давно уже поняли, что давить малый бизнес — во вред стране, ее жителю, ее населению. В Варшаве аренда в пять раз ниже, чем в Москве", — справедливо замечает Владимиров.
Роман "Челнок" показывает этапы становления предпринимательницы, события происходят в Москве, Польше, других странах. Через жизнь героини показана жизнь страны на крутом переломном этапе.
Владимиров как писатель, имеющий колоссальный жизненный опыт, показывает удивительную картину, за которую, по-моему, не брался из современных русских писателей еще никто: бизнес воспитывает работодателя, делает его человечнее, благороднее.
То есть быть хорошим, честным, добрым и щедрым в бизнесе просто выгодно — таков один из лейтмотивов этого увлекательного и нестандартного романа Владимирова.
"…Людмила тогда не осталась в долгу — дала Виталию и его жене скидку побольше…";
"В своих отношениях с наемными работниками Людмила всегда поощряет их, всегда округляет ту сумму, которую они заработали, в большую сторону";
"…как всегда, поздравила с Новым годом своих продавщиц. Каждой — по подарку";
— пишет Владимиров, развенчивая миф о жестокости, кровожадности и алчности современных деловых людей, которых, надо заметить, во все времена и во всех странах совсем немного — примерно 5% от общего числа жителей.
Писатель весьма обстоятельно и убедительно объясняет нам, почему предприниматель не может небережно относиться к своим сотрудникам.
"От новых продавцов мало толку — кто алкоголичка, кто неумеха, у кого дети все время болеют…"
То есть хороших сотрудников нужно беречь как зеницу ока, холить и лелеять.
Владимиров показывает глубокий внутренний мир героини, ее стремления и порывы, генезис ее предпринимательской жилки (он в крестьянских деловых генах), ее мотивы быть успешной и добропорядочной.
Интересны размышления писателя о прошлом России, о ее настоящем и будущем. Владимиров разрушает набившие оскомину стереотипы, предостерегает общество от соблазна вернуться в рабское коммунистическое прошлое.
"— Ты-то, слава Богу, не знаешь, как это в колхозе горбатиться, а вот мне еще досталось. Мы же хуже крепостных были при советской власти, паспортов даже не было".
Идеализировать прошлое, конечно, не надо, а вот понимать необходимо. И не забывать о нем полезно. Чтобы, ценя настоящее, идти вперед, в будущее.