ВЕРЛИБРЫ
Марат БАСЫРОВ
Я БЫЛ РЫБКОЙ ГУРАМИ
БУДНИ
Я чувствовал себя виноватым.
Целое утро я не ударил
палец о палец,
пил пиво и писал стихи.
А она все это время стирала и мыла пол.
Зато я написал прекрасное стихо-
творение.
Дорогая, сказал я ей,
это лучшее из всего, что я написал.
Посмотри.
Она брезгливо наклонилась
над исписанным листком.
Речь шла о покойнике,
которого забыли обмыть
или попросту не удосужились это сделать,
и вот, когда его хоронили,
по его небритым мертвым щекам
текли слезы.
Когда она все это прочла,
ее лицо перекосилось,
словно она раскусила таракана.
Мерзость,
выдохнула она,
и ударила меня по лицу
мокрой тяжелой тряпкой.
Целое утро я не ударил
палец о палец,
пил пиво и писал стихи.
А она все это время стирала и мыла пол.
Зато я написал прекрасное стихо-
творение.
Дорогая, сказал я ей,
это лучшее из всего, что я написал.
Посмотри.
Она брезгливо наклонилась
над исписанным листком.
Речь шла о покойнике,
которого забыли обмыть
или попросту не удосужились это сделать,
и вот, когда его хоронили,
по его небритым мертвым щекам
текли слезы.
Когда она все это прочла,
ее лицо перекосилось,
словно она раскусила таракана.
Мерзость,
выдохнула она,
и ударила меня по лицу
мокрой тяжелой тряпкой.
ЛЮБОВЬ
Она уверяла меня, что любит.
Любит так сильно,
что, когда долго не видится со мной,
убавляет в росте.
Это было неслыхано.
Меня никто так не любил.
Я был горд и счастлив.
И вот однажды меня долго не было в городе,
я отсутствовал три недели,
и ровно столько же мы с ней
не виделись.
Я боялся за ее здоровье.
Я боялся, что она в конце концов
не сможет достать до ручки холодильника
и умрет от голода.
И от любви ко мне.
И вот, приехав,
я сразу же примчался к ней.
Я позвонил в дверь,
и она открыла.
Она предстала передо мной
на пороге
такою же высокой как была.
По правде сказать, мне даже показалось,
что она стала
выше.
Любит так сильно,
что, когда долго не видится со мной,
убавляет в росте.
Это было неслыхано.
Меня никто так не любил.
Я был горд и счастлив.
И вот однажды меня долго не было в городе,
я отсутствовал три недели,
и ровно столько же мы с ней
не виделись.
Я боялся за ее здоровье.
Я боялся, что она в конце концов
не сможет достать до ручки холодильника
и умрет от голода.
И от любви ко мне.
И вот, приехав,
я сразу же примчался к ней.
Я позвонил в дверь,
и она открыла.
Она предстала передо мной
на пороге
такою же высокой как была.
По правде сказать, мне даже показалось,
что она стала
выше.
АКВАРИУМ
В моей прошлой жизни
я был рыбкой гурами
и жил один в пятилитровом аквариуме,
наполненном теплой водой.
Единственным моим другом
была большая человеческая ладонь,
которая кормила меня
и меняла воду.
Ладонь была моим другом,
но тогда я еще не знал,
что друзья имеют обыкновение предавать.
Что знают рыбы о смерти?
Ощущают ли,
находясь на последнем пороге,
ее близость?
Верят ли в нее?
Нет.
Так и я,
разбиваясь о моющиеся обои,
не знал,
что умираю,
и та ладонь,
которая несколько секунд назад
привычно извлекла меня из аквариума,
еще была моим другом.
И осталась им,
потому что в новой жизни я не гурами,
и у меня такая же
решительная и теплая ладонь…
но аквариума
у меня нет.
я был рыбкой гурами
и жил один в пятилитровом аквариуме,
наполненном теплой водой.
Единственным моим другом
была большая человеческая ладонь,
которая кормила меня
и меняла воду.
Ладонь была моим другом,
но тогда я еще не знал,
что друзья имеют обыкновение предавать.
Что знают рыбы о смерти?
Ощущают ли,
находясь на последнем пороге,
ее близость?
Верят ли в нее?
Нет.
Так и я,
разбиваясь о моющиеся обои,
не знал,
что умираю,
и та ладонь,
которая несколько секунд назад
привычно извлекла меня из аквариума,
еще была моим другом.
И осталась им,
потому что в новой жизни я не гурами,
и у меня такая же
решительная и теплая ладонь…
но аквариума
у меня нет.