Помню, было мне лет двадцать, когда впервые я по настоящему столкнулся с проблемой авторства. Произошло это не где-нибудь, а на съезде политической партии, второй в стране. Той, что должна была, но, увы, не заняла, нишу "социально-демократической". И приняла авансом прозвище "эсеры".
  В кулуарах очередного съезда нос к носу столкнулся я с молодыми "будущими" партийцами, и был представлен им, как подающий надежды предприниматель, толкающий собственный стартап. Раз- два, и я уже в своей тарелке, плыву оппозиционной оливкой по голубой каемочке, и мыслю будущее своей страны: "Каждый - строго наказали мне на этом дне (во времени и пространстве) - каждый должен ответить себе на вопрос, кто он?"
  Вопрос этот и сегодня звенит в моей не определившейся с жизненным кредо башке: "Ты кто? Ты кто? Ты кто?" Больше года я не знал, что делаю, что думаю и что пишу. Позже, благодаря моему учителю и, пожалуй, лучшему нашему эссеисту Льву Аннинскому, я узнал, что если не знаешь, что пишешь, считай - эссе... И еще, из Стивена Фрая (ох, люблю я Англию): "Как творить историю?" - "Как варить кофе - все начинается со сна!". Вот так вот, на гребне социальной волны, как в сладком сне, я оказался в Литинституте, без своего стартапа, кулуаров власти и страсти к деньгам... И с желтым листком в кармане, под названием "Эссе"…
  Смейтесь надо мной, собратья по маркетинговому перу, но живому слову славу я не противопоставлю ни-ко-гда. Это, пожалуй, как добро и зло, вещи, увы, столь несовместные, сколь насмерть слитые в одно "ОНО", в душе и сердце. В моем, а не чьем-то чужом лице. Лице, что для юного политика едва ли очертит человеческую особь, для художника же, даже жесткое, жестокое лицо насилия являет собой индивидуальный облик, лик души, характер живого слова.
  Слово это всегда свобода, та свобода, что позволяет скачивать нам из интернета любые саунд-треки, киноленты, книги-и-и… Я не в смысле "да здравствует Пиратская партия и ура, товарищи", я о любознательности, и только... Но свобода не должна быть никогда, нигде, и ни при каких обстоятельствах вещью в руках дурака, обезличенной и лишенной ответственного мнения, имени, местоимения "я". И здесь рождается ответственность "моего" лица за свою свободу, истину, слово...
  Так я с радостью, от первых до последних дней, буду читать Александра Волкова "Волшебник Изумрудного города" и Алексея Толстого "Буратино". Увидевшие свет в тридцать девятом и тридцать шестом годах, соответственно. Соответственно эпохе "большого террора", обратившего в тени миллионы душ, что там два сюжета зарубежных авторов? Проблема авторства пятьдесят восьмой широкой строкой была решена намертво.
  От воровства нас спасет только ревизия, а от ревизии - только кража. Такая вот печальная выходит игра в слова - парафраз "Операции - "Ы" и других приключений Шурика". Кстати, вспомним об актерской судьбе Демьяненко? С мастером играть опасно, судьба за редким исключением пренебрегает талантом, особенно в нашей стране, увы. Так важно ли видеть историческую правду документа в лице временного промежутка, короткого, как человеческая жизнь?
  Слово! "Слово о полку Игореве", возможно, виртуозная мистификация, но как же обеднеет история Руси без этого "слова", в том числе, если признать его мифом, лишенным права, а авторство - народа. А "Конек Горбунок" - пусть Пушкин, но как же тяжко, когда запрещают писать? (О, царское единовластие, чтоб тебя!) Гомер - он вечность литературы и искусства, он, воинственный, везде, во всем, в каждом. Равно, как и в моем лице... А мирный пастух Гесиод облюбовал кратер на луне, и только... "Улисс" Джойса - одиссея в себе, в теле, во внутреннем мире моем и хорош, как гомеровский эпос, экшен и романное слово (по Бахтину). Сказал Шекспир, что истина открыто любит действовать… а больше всё стреляют в спину и в упор, в лицо. И что с того, что слово это не его?
  Пусть миф, пусть Апейрон, пусть гонор судьбы, пусть так, пишу я все равно за гонорар от слова - внимание к слову. Не правда ли, ведь лучше фактом признать пробел истории, чем очернить неверием белые ее страницы. Или мы все еще считаем, что покарать десять невиновных лучше, чем пощадить одного виновного? Считаем... Границы истины раздвинуть можно в литературе, драматургии, искусстве. Вот ведь истиной считается "искривленное пространство", в судебном же порядке должно установить виновных в преступлениях иного рода, иной мистификации против нашей истории. Надлежит железно обозначить авторство тех, кто творил историю между "Буратино" и "Волшебником..." (И до, и после - всех лет.) И провести люстрацию тех, кто все еще считает вышеизложенное- вырванные страницы истории, выжженные лица,- ложью искажением истины и продолжает творить историю и закон кабинетов.
  "Жизнь человеческая - это ткань из хороших и дурных ниток". Мысль слышу, а кто сказал? Пусть Шекспир, поверим на слово. "Когда природа крутит жизни пряжу, и вертится времен веретено, ей все равно, идет ли нитка глаже, или с задоринками волокно". Не Шекспир - Гете, а во мне они стоят в одном ряду, последовательно и слитно, поименно и отдельно, как народная молва, как "Поэты - узники Гулага", живущие чернильными тенями в живом слове и книге памяти историко-литературного общества "Возвращение" и поди установи их авторство, только смотри, рассудок не повреди.
  Здесь вспомнить стоит о сокращениях лучших авторских работ в нашем ретро-славном Союзе. Как сдавал рукопись "Бабий Яр" в журнал "Юность" Анатолий Кузнецов и вырывал из рук редактора Полевого, чтобы уничтожить её, но память не стереть, как повесть "о настоящем человеке". Авторство факта  есть неотъемлемая составляющая политики и редко, когда оно столь много значит в литературе, для настоящих мастеров (на хлеб и имя, я не покушаюсь). Смотри шире, пиши четче, чувствуй глубже - и ты у цели. А кто  возьмет на вооружение твое творчество после тебя, не все ли равно и отнюдь не факт, что сохранится твое имя в анналах истории, но мастеру важно, чтобы его труд  жил. О большем и не мечтаю.
  Хранит ли история имена всех, кто ее творил? Дай Бог и её величество Фортуна, чтобы удалось вырвать из пасти человеческой особи и стадной толпы творенье мастера. От политики до войны (о, мудрый Солон) - один шаг, и горит Александрийская библиотека по воле земных материй: природы и человека. Скажет кто мне, сколько творений создали Эсхил и Софокл? Если верить Гесиоду и Апулею, Амур рожден следом за Хаосом, Геей и Тартаром... И мечется между ними Психея - бабочка... «Рукописи не горят» - говорил Воланд, а бабочка, как известно, стремится на огонь. Афродите, чей вечный спутник наш добрый друг Амур, принадлежит инициатива развязывания Троянской войны. А была ли война? А существуют ли боги? А нужно ли рушить храм Литературы? Иешуа Га-Ноцри говорил: «Придет время и рухнет храм старой веры и создастся новый храм истины». Насколько мне известно, оно пришло, уж две тысячи лет как пришло. И что с того?
  Белинский, может, оттого и заработал чахотку, что с пеной у рта раскрывал гений Шекспира. Каково бы было ему, (это "бы" - волшебное слово истории!), если бы пришлось еще доказывать авторство гения? Известны журналисты, работавшие на Александра Дюма во время написания романа «Граф Монте Кристо»… И что с того? Не было б этих журналистов, родился бы Монте Кристо? Конечно – да. Такой или какой другой, но – да! А не было б Дюма – конечно, нет. Его гений из набросков соткал шедевр. Уильям Шекспир играл сюжетами других, Илья Тюрин взял за основу своей работы шекспировский труд, какой-нибудь будущий рудознатец употребит в основу своего сюжета работу Тюрина. Круговорот в природе…
  Однако же вопрос авторства иного рода дает меньше основ для оптимизма: Высоцкий кричал, от отчаянья сорванным голосом, свою правду. Правду, что становилась общей и «современные средства науки» превращали его (всего!) в дырявый фальцет, а он гудел и рвался из всех дворов и окон России и привлекал внимание заокеанских континентов. Высоцкий- младший, трясущийся над авторским правом своего «кино», стряхнул пиратские копии чуть ли не со всех Интернет-ресурсов, а во что превратилось лицо, если не лучшего, то выдающегося и популярнейшего поэта, героя эпохи?

 И воссозданный до деталей кабинет Владимира Высоцкого зиял отсутствием посмертной маски Пушкина, как лицо 3D-поэта – отсутствием души...
Один только Высоцкий сказал об авторстве достаточно, и мне осталось только повторить: "...Я ценю в человеке — и в себе, в частности, — творца больше, чем исполнителя... Почти все мои песни написаны от первого лица, я почти всегда говорю "я"... Там мое присутствует, хотя бы то, что я взял да зарифмовал. Часто я пою от себя — от имени моих персонажей — еще, вероятно, оттого, что профессия моя — актер, и я имею возможность менять маски, если можно так сказать,  прожить какой-то кусочек, две-три минуты, в чужой роли, исполняя написанные самим мною вот эти вот самые стихи... Я не пою никогда ничего чужого... Потому что я не певец... Это — мое, это то, что я придумал, — я имею право это петь...»
«Жизнь – театр, а люди в нем – актеры» (Уильям Шекспир)
А я, возможно, и не актер вовсе, всего лишь – эссе актера…
С уважением, Автор.