Свидетельство о регистрации средства массовой информации Эл № ФС77-47356 выдано от 16 ноября 2011 г. Федеральной службой по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций (Роскомнадзор)

Читальный зал

национальный проект сбережения
русской литературы

Союз писателей XXI века
Издательство Евгения Степанова
«Вест-Консалтинг»

Штудии


Творческая лаборатория Александра Файна

Александр Файн — старательный писатель, бережный по отношению к языку. Мало кто из современных литераторов готов год за годом оттачивать уже, казалось бы, написанное и — напечатанное. Он — готов, и годы не помеха (хотя, казалось бы, время торопит — на писательскую стезю А. М. Файн вступил в семидесятилетнем возрасте). Что это — человеческая мудрость, готовящая для потомков максимально отработанную (отделанную, как сказал бы Есенин) вещь? Или создание Книги — одной, но всегда отличающейся от предыдущей, — как создавал «Книгу травы» Уолт Уитмен, как постоянно правил список (и стихи, разумеется) лучших и готовых произведений Николай Заболоцкий…
Место и значение Файна в литературе определят потомки — не наша задача говорить высокие слова (как часто лопаются мыльные пузыри неосуществившихся надежд). Наша задача — заглянуть в творческую мастерскую Александра Файна, постараться проникнуть в психологию его персонажей*, разобраться (пусть и косвенно) в архитектонике его работ. Про последнее, впрочем, сказано достаточно. Ольга Денисова в обзорной статье о книге Александра Файна «Так это было» — а одновременно и о его творчестве — представила детальный разбор каждого представленного рассказа, проследила за сюжетной и фабульной линией, поговорила о поступках и их последствиях.

*Подробнее об этом см. статью «Писатель Александр Файн и новая форма рассказа», вошедшую в книгу прозаика «Так это было» (М.: «Вест-Консалтинг», 2013).



Энциклопедия советской жизни и рассказ-судьба

На сегодняшний день писателем изданы четыре книги: «Мальчики с Колымы» (М.: «Советский писатель», 2008), «Прости, мое красно солнышко» (М.: Эксмо, 2009), «Среди людей» (в 2—х изданиях; М.: «Вест-Консалтинг», 2012) и «Так это было» (в 2—х изданиях; М.: «Вест-Консалтинг», 2013). Резонанс таков, что рецензии на книги Александра Файна в последние годы не исчезают из СМИ; навскидку можно назвать «Литературную газету», «НГ Ex libris», «Книжное обозрение», «Литературные известия»; журналы «Дети Ра», «День и Ночь», «Зинзивер». Среди критиков — известные имена и менее знаковые, но важнее не имя (как часто под ним скрывается что-то эфемерное!), а талант, неравнодушие, желание — понять. Это: Виктор Ерофеев, Владимир Мединский, Евгений Степанов, Елена Сафронова, Арсений Ларионов, Валентин Суховский, Ирина Горюнова, Эдуард Просецкий, Ольга Денисова, Камиль Хайруллин, Наталия Лихтенфельд, Натан Солодухо и другие.
Точек пересечения в анализе творчества Файна несколько: энциклопедия советской жизни и рассказ-судьба. Арсений Ларионов, председатель совета издателей издательства «Советский писатель», автор вступления к первой книге прозаика, подмечает: «Даже в современной, насквозь одетективленной, сексуально-порнографической, предельно криминальной литературе случаются нечаянные радости». Это — о появлении писателя Александра Файна, чьи первые рассказы оказались в журнале «Слово». Это затем будут публикации в «Литературных известиях», «Детях Ра», «Миллионере» — важен первый шаг, так часто упускаемый из виду критиками, важен пройденный путь, развитие — ибо только оно оправдывает наше существование и — творчество.
Ларионов, меж тем, продолжает: «У него (Александра Файна. — В. К.) свой литературный язык, свой стиль, своя манера письма и своя влюбленность в русскую и мировую литературу». Сказано верно. Александр Файн, ко всему прочему, эрудированный человек — на зависть многим. Во время нескольких наших встреч он поведал немало: и о литературе, и о культуре в целом — дал оценку и классикам, и современникам; посетовал, что юное поколение стало так плохо разбираться в музыке, в художественном слове и, как следствие, не может отличить поделку (или даже подделку) от истинного произведения.
Вывод Арсения Ларионова прост: «В литературу пришел талантливый человек».
Как он распоряжается талантом?
Самым естественным образом — работает. Сравнивая отдельные сегменты рассказов, опубликованных в первых и последней на сегодняшний день («Так это было») книгах, отмечаешь вначале незаметные, но от книги к книге более решающие изменения, штрихи, подчеркивающие то время, то образ героя.



Мастерская писателя

Существенно переработав рассказ, Александр Файн дает ему новое название. Так, «Чистая душа» (в книгах «Мальчики с Колымы» и «Прости, мое красно солнышко») в последующих изданиях называется «Не оступись, доченька!». А «Часы идут…», появившиеся в книге «Среди людей», книгой спустя именуются: «Мой друг Вася». Метаморфозы оправданны, более того — вынуждены. Вторгаясь в нить слов, Александр Файн корректирует их, разрывает и создает наново; этим (желанием достичь максимума) обусловлена переработка написанного, это толкает на дальнейшие улучшения — еще большая точность, еще большая атмосфера, еще большее мастерство. Писатель неустанно работает над рассказами и повестями.
Чтобы не быть голословным, приведем пример. Вот как Александр Файн «раскрыл» предложение «Вместо душа в углу кран с холодной водой» («Часы идут», книга «Среди людей»):
«Вместо душа в углу, рядом с рингом, кран с холодной водой, который мы, демонстрируя кистевую силу, закручивали так, что резьба вечно срывалась, и кран приходилось менять. На эту операцию все беззвучно скидывались из своих весьма тощих кошельков, но… традицию не нарушали. Тренер улыбался и посылал кого-то из нас на рынок за новым краном. Под краном старое ржавое корыто, которое мы выносили по очереди! Надо было не расплескать содержимое — так проверялась координация. Но часто воды не было, и корыто продолжало ржаветь. И мы выходили после тренировки гордые, не смыв с тела честный, трудовой пот. Слава богу, все были детьми времени, и особо потеть было нечем».
Последняя цитата из рассказа «Мой друг Вася» (книга «Так это было»). Казалось бы, добавлен абзац, но изменилось многое! Во—первых, малозначительная фраза «Вместо душа в углу кран с холодной водой» заиграла новыми красками, стала значительной — эпоха и атмосфера, до той поры передаваемая эпитетом «холодной» — мол, бедность, о горячей воде и думать не смели, — обогатились деталями. (А, как известно, основное достояние хорошей прозы — детали.) Показана хлипкость крана («закручивали так, что резьба вечно срывалась»), но, одновременно, и сила юных спортсменов. Реакция тренера показательна — срыв резьбы — это не только традиция; это еще и развлечение, демонстрация друг перед другом своих возможностей; это еще и единение — психологи не дадут соврать, но обрядовые действия объединяют коллектив. Цель была одна — стать спортсменами, мастерами, утвердиться в жизни. Испорченный кран — шажок на этом пути.
Да и корыто добавлено не случайно. С одной стороны — координация (не расплескать!) — важная составляющая тренировочного процесса, с другой стороны, корыто — метафора времени: «часто воды не было, и корыто продолжало ржаветь». О времени читаем дальше: «особо потеть было нечем», но: «выходили гордые». А если гордые, то — удовлетворенные действом; тренировкой ли, братством ли спортсменов, жизнью ли — не столь важно. Они не стыдились «честного, трудового» пота; как сейчас изменились времена! Они были детьми своей страны, частью ее; принимали и хорошее, и плохое, что было вокруг, — они жили.



Между прошлым и будущим

В начале статьи я сказал, что Александр Файн бережно относится к языку. Не менее бережно он относится и к советскому прошлому — это делает ему честь. Грызня между лагерями сталинистов и антисталинистов — как кость в горле. Известно, что о времени судят через века, когда остынет кровь, когда правые и виноватые уйдут в вечность (разве мы спорим до хрипоты о насилии, творимом при Иване Грозном или Петре Великом?). Не случайны множественные сравнения прозы Александра Файна с Шаламовым и Шукшиным.
Министр культуры РФ Владимир Мединский не скрывает: «само собой возникшее сравнение с Шаламовым для меня здесь — высшая возможная оценка»*. Это о повести «Мальчики с Колымы», которую неутомимый Александр Файн переработал и в рассказ «Портрет с голубыми глазами», и в киносценарий «Колымский меридиан» (все три произведения самостоятельны — интересно наблюдать, как видоизменяются герои, как сдвигаются акценты, сохраняя главное). Упоминают имя Варлама Тихоновича по отношению к прозе Файна и Камиль Хайруллин, и автор этих строк (в статье «Писатель Александр Файн и новая форма рассказа») и другие. Отчего?
Оттого, что и Шаламов, и Файн пишут о своем времени, не давая, что называется, «обвинительного приговора» напрямую. Они не обличают, а описывают. Это чрезвычайно важно. Читатель в меру интеллектуальных возможностей и гуманистических воззрений способен сделать выводы о происходящем (в этом, кстати, проза писателей существенно отличается от однозначно воспринимаемой советской пропаганды). И потому снижается градус внешнего социального напряжения (это тоже крайне важно), но — поднимается градус напряжения внутреннего.
А это — путь к искусству.
Резкие фразы, клише, вывески «преступный режим» или «для победы все средства хороши» — равно бы опустили планку прозы, сделали бы авторов не писателями, а, в лучшем случае, участниками противоборствующих лагерей. И Файн, и Шаламов (в этом их сходство!) выше человеческих дрязг, они оперируют фактами, они показывают. А выводы позволяют сделать читателю.
Сравнение с Шукшиным также оправдано — писатели во главу угла ставят человека, оказавшегося в жестоком мире (а какой мир не жесток?); сходна — советская действительность, разность — в локациях. Шукшин — больше о деревне, Файн — о городе. Но люди, образы людей, — те же. (Пересечение находится и в крайне волновавшей Шукшина проблеме, адаптации, а скорее не адаптации, деревенского человека в городе. У Файна это — «Зять Николай Иванович»). Но ключевое, попавшее в фокус — люди.
От книги к книге шлифует текст Александр Файн, от книги к книге добавляет новые произведения. Так, в «Прости, мое красно солнышко» впервые прозвучала одноименная повесть (одна из сильнейших в творчестве писателя!); в «Среди людей» — рассказ «Часы идут», сценарная разработка «Колымский меридиан», пьеса «Прости меня»; в «Так это было» рассказы: «На пенсии», «Решение», «Портрет с голубыми глазами» (последние два — переработка повестей «Прости, мое красно солнышко» и «Мальчики с Колымы» — самостоятельные, как было сказано выше, произведения). Удивительно, что мало слов сказано о Файне-драматурге, хотя его пьеса и сценарий точны, профессиональны. Мы отвыкли от драматургии (существует лишь один профессиональный толстый литературный журнал, ориентированный на этот жанр**), мы не привыкли ее читать/воспринимать — и это большой пробел. Но даже если так, это не умаляет заслуг автора, берущегося за непопулярную тему — обстоятельства складываются таким образом, что проза Файна может быть экранизирована — и это станет лучшим подтверждением сказанного.

*Мединский В. История в деталях // «Литературные известия», 2012, № 2.
**Имеется в виду журнал «Современная драматургия» http://ru.wikipedia.org/wiki/%D1%EE%E2%F0%E5%EC%E5%ED%ED%E0%FF_%E4%F0%E0%EC%E0%F2%F3%F0%E3%E8%FF)



О точности и краткости

Александр Пушкин считал так: «Точность и краткость — вот первые достоинства прозы. Она требует мыслей и мыслей, без них блестящие выражения ничему не служат*». Юрий Никитин, современный фантаст, добавлял, что стихи пишут те, кто не смог добиться успеха в прозе, мотивируя, что проза требует куда большей усидчивости и познаний, умения притягивать внимание читателя на пространстве более широком, чем поэтическое**. Конечно, можно апеллировать тем, что древние греки за литературу принимали только поэзию, но…
Слова классика о «точности и краткости» в полной мере относимы к работе Александра Файна. Заглядывая в творческую лабораторию Александра Марковича, видишь, как тщательно он прорабатывает каждый факт, каждую, казавшуюся незначительной, деталь. А в последних двух книгах он расширил диапазон восприятия рассказов и повестей, снабдив их справочным аппаратом — жаргонные и бытовые выражения, уголовный сленг, — все находит отражение в сносках и примечаниях. А также — упомянутые в произведениях люди, прославившие Отчизну (не только русские и не только Россию!) — к сожалению, их имена выветриваются из памяти. Александр Файн не дает этому произойти. Порой примечания (в книге «Среди людей» использована система сносок, в «Так это было» — примечаний) читать интереснее, чем рассказы — сведения нужные и полезные, особенно для молодого поколения, не дают забыть и забыться, оторваться от литературного и исторического процессов. Впрочем, это разные составляющие чтения, и выделение справочного материала в примечания оправдано — знакомясь с рассказами, образованный читатель получает удовольствие от ткани текста; затем, переходя к примечаниям, что называется ретуширует (как в фотографии — восстанавливая) подзабытые знания.

*Томашевский Б. Работа Пушкина над стихом // «Литературная учеба», 1930,  № 4.
**Никитин Ю. Как стать писателем. М.: ЭКСМО, 2007.



Синтез жанров

Евгений Степанов, начиная разговор о прозе Файна, говорит: «Современная русская проза переживает определенный кризис. Постмодерн перестал быть актуальным, молодым писателям по-прежнему трудно пробиться к читателю, литераторы старшего поколения зачастую молчат, как бы накапливая силы. В самом деле, осмыслить новейшую российскую историю, современность предельно сложно. Пережито слишком много, чтобы художественными средствами проанализировать стремительно изменившуюся эпоху.
Я думаю, что современная русская проза неизбежно будет двигаться в сторону синтеза искусств — изящной словесности, публицистики, научной документалистики, возможно, даже поэзии».
Синтез — ключевое. Не менее важен синтез не только искусств, но и времен, переход от одной идеологии к другой, от одной эпохи — к последующей. Без разрушительного влияния извне. Среди писателей минувшего века (даже если взять самые актуальные имена!) перекос ощущался; читая Файна, чувствуешь себя в зоне комфорта — отрыва от дня сегодняшнего нет. Читатель погружается в прошлое, смотрит глазами человека, пережившего описанное или — бывшего свидетелем; ни на миг не пропадает ощущение нахождения в настоящем, хотя порой погружение в советскую действительность поразительное. Это и мытарства Фёдора Тишкина, никак не могущего получить заслуженную медаль (бюрократия!), и атмосфера лагеря — со всеми вытекающими («Не оступись, доченька!»). Впрочем, пересказывать и анализировать сюжеты рассказов нет смысла — это сделано до нас; наша задача показать синтез времен. В рассказе «Дуська» («Дуська-Евдокия» в «Так это было») это явление представлено, что называется, «анфас», когда сталкиваются представители поколений — дед и внук; между ними возникает понимание, но не сразу — видны нити, которыми приводит Александр Файн одного к другому, видна палитра, объединяющая этих людей; равно — читателей; читателей и старшего, и младшего поколений. С интересом знакомилась с прозой Файна поэтесса Нинель Михайловна Бархатова 1936 года рождения (на ее стихи «Четыре коня» одноименную песню исполняла Валентина Толкунова), она родилась в Иркутске, городе, который репрессии не обошли, конечно, стороной. И, ровесница Файна, отметила — все так, мы, люди, такие! С интересом читаю я, мои друзья — не только в попытке разобраться, кто такой советский человек, а и — получая удовольствие от стиля, вязи слов.
Это — две части одного явления, две грани таланта.
Нельзя не отметить и композиционную работу Александра Файна. Выстраивая повествование, писатель тщательно продумывает размещение составных частей текста; некоторые сегменты меняются местами, появляются осознанные анахронизмы — обращение к прошлому, воспоминания; во второй редакции книги «Так это было» Александр Файн разбил рассказ «Портрет с голубыми глазами» на подразделы. По задумке писателя, текст таким образом получил большую целостность и, одновременно, выделялись, вычерчивались ключевые его сегменты.

*Степанов Е. Рецензия на книгу А. Файна «Так это было» // «Литературные известия», 2013, № 5.



К слову о композиции

Значимость работы над композицией (а именно ей так часто пренебрегают неопытные старатели пера!) лучше подтвердить показательным примером. Юрий Лотман, размышляя о природе композиции, приводит в пример стихотворение Пушкина «Когда за городом, задумчив, я брожу…» При одном взгляде на него мы замечаем, что графически оно разделено на две части — на манер песочных часов. Да и повествование в разных «резервуарах», сегментах текста, разнится. В первой части стиха мы попадаем на городское кладбище, во второй — на сельское. Перемычка служит не только переходом лирического героя в новое состояние, перед читателем сменяется антураж. Это выражается и на уровне лексики — слова, атрибутирующие к тому или иному кладбищу, расположены, соответственно, в верхней или нижней части стихотворения. В итоге мы имеем продуманную композицию, позволяющую нам подобраться ближе к авторскому замыслу, лучше прочувствовать атмосферу, которую он закладывал в стихотворный текст.
Точно так же (разумеется, мы не сравниваем писателей!) работает и Александр Файн — лексически (язык персонажей разных поколений), графически (разделяя текст рассказов и повестей интервалами и др.) сегментируя текст, выстраивая необходимую для понимания задумки писателя систему.
Ольга Денисова в статье о творчестве Файна также обращает внимание на анахроническую особенность его прозы: «Повествование в целом гармонично, оправданы даже и довольно объемные отступления от течения сюжета (мы имеем в виду именно их — в отступлениях герой чаще всего уходит в прошлое — подобными образом проявляется синтез времен в образе отдельно взятого персонажа. — В. К.), такие маленькие рассказы внутри рассказов, построенные по всем законам литературы — с зачином и развязкой. Они не выглядят чужеродными вкраплениями и не нарушают стройности произведения, а обязательно несут какую-то смысловую или стилистическую нагрузку»*.

*Денисова О. Рецензия на книгу А. Файна «Так это было» // «Дети Ра», 2013, № 7.



На пути к рассказу-судьбе

О смысловой и стилистической нагрузке мы уже говорили. О тщательной работе над словом — тоже. Это ведь редкий дар — дисциплина и контроль (особенно редко встречающаяся в писательской среде, хотя тот же Алексей Толстой, чья переписка у меня сейчас на столе, поражал дисциплинированной работой над текстом).
И Александр Файн наделен этими качествами сполна. Он — человек науки (профессор!) и бизнеса, добившийся успеха на новом поприще — литературном. А самое главное, продолжающий активно творить. Сравнительно редкое появление новых рассказов — не беда; наоборот — читатель может быть уверен, что поднятую тему Александр Файн проанализирует досконально, разложит по полочкам и создаст ряд персонажей, идеально подходящих для ее воплощения.
И мы, читатели, будем им сочувствовать, любить или ненавидеть — ибо такова сила искусства, что из слова вырастают люди, города, словом рисуется время и — времена. Ибо: Слово осиянно.
Осталось сказать еще об одной немаловажной особенности Александра Файна, точнее, подчеркнуть ее. Он работает в им самим создаваемом жанре: рассказ-судьба. Повторяться нет смысла — особенностям работы Александра Файна и самому рассказу-судьбе посвящена моя предыдущая статья о его творчестве (счастливо процитированная целым рядом критиков). Но важно помнить, что время пересекается с человеком, что эти анахронизмы, рассказы в рассказе, отмеченные Ольгой Денисовой, жизнь и смерть человеческая как единое целое (об этом говорил Камиль Хайруллин*) — суть составные части рассказа-судьбы. Будем благодарны писателю за его творчество, не отвергнем термина, предложенного им. Ибо в хорошем рассказе — без судьбы никак не обойтись!

*Хайруллин К. Рецензия на книгу А. Файна «Так это было» // «Зинзивер», 2013, № 6.