Командировка в Кабул с 24 февраля 1989 г. была одной из первых в моей дипкурьерской жизни. Обстановка в Афганистане после вывода советских войск резко ухудшилась. Антиправитель­ственные войска, перейдя в наступление, блокировали Кабул. Продовольствие, горючее, другие необходимые грузы доставлялись только по воздуху.
Советское посольство тоже перешло на осадное положение: семьи сотрудников были эвакуированы, жизнь переместилась на нижние этажи и в подвалы посольства. В каждой квартире появились оружие и противогазы. Оставшиеся держались мужественно, долг выполняли без ропота и жалоб. Основное бремя легло на небольшую группу людей, осуществлявших всю дипломатическую и хозяйственную деятельность.
Когда мы с Борисом Марковцевым вылетали из Москвы, никто не знал, что командировка продлится 4 дня вместо одного по плану.
Как только мы приняли в МИДе диппочту, сразу пошли неожиданности. Вместо «Шереметьева‑2» мы прибыли в аэропорт «Шереметьево‑1», где нас уже ждал военно-транспортный самолет ИЛ‑76. В его «брюхо» загружали огромное количество каких-то ящиков — гуманитарную помощь жителям Кабула. Мы загружались последними. Пять часов как в консервной банке, и мы в Ташкенте. Выехали в город, чтобы переночевать в гостинице.
В 3 часа ночи 25 февраля мы снова в аэропорту, чтобы лететь в Кабул. Но узнаем, что полет откладывают по неизвестным причинам. 6 часов «проторчали» мы под самолетом, но причины так и не прояснились. Вскоре наступил полдень, и мы снова отправились в гостиницу. Дело в том, что наши самолеты летали в Кабул только рано утром, чтобы успеть вернуться засветло — в темноте почти невозможно заметить пуск «Стингера». В гостинице время тянулось изнурительно медленно — информации по-прежнему никакой. В ожидании прошел весь день.
А в 2 часа ночи 26 февраля нас срочно вызывали в аэропорт. Быстро собрались, вызвали машину. В аэропорту нам сообщили, что вылет опять откладывается. Однако какой-то внутренний голос подсказывал, что не может же вылет переноситься постоянно. Через 3 часа было получено наконец-то разрешение на вылет.
От Ташкента до Кабула часа полтора лету, но над страной, где идет война, это кажется вечностью. При посадке и взлете в Кабуле наши самолеты отстреливают термитные снаряды для отражения самонаводящихся ракет душманов. Этот прием пришлось применять после вывода наших войск и прекращения участия боевых вертолетов в сопровождении самолетов.
Давно пора сесть, а самолет на высоте 10 тысяч метров все рисует круги над каменистой чашей, на дне которой лежит Кабул. А чего не садимся-то? Остается полностью положиться на мастерство летчиков. Когда неизвестность надоела, Борис пошел в кабину узнать, что случилось. Оказывается, отказала электронная система отстрела термитных ракет. Да, пустячок, а приятно… Но неужели опять возвращаться в Ташкент?!
Но потом командир самолета решает идти на посадку Самолет резко заваливается на крыло, и вскоре мы уже на афганской земле.
Теперь предстоит сдать диппочту в Посольстве СССР в Афганистане, получить диппочту для МИД СССР и вылететь обратно в Москву. С учетом военного положения на все отводится полчаса, если, конечно, не начнется обстрел аэродрома. Но вместе со встречающими нас дипломатами на борт поднялся и неизвестный нам генерал-лейтенант. Он сообщил, что самолет поступает в распоряжение командования, а мы должны выехать в посольство. Дипломаты все подтвердили. Делать нечего. Диппочту перегрузили в автобус и в сопровождении двух машин с автоматчиками выехали в посольство.
Дорога до посольства была недолгой — минут 30. Но за эти полчаса увидел столько, сколько не увидел по телевизору за 10 лет. Только теперь я понял, каким варварским разрушениям подвергся Кабул, как истощен войной афганский народ. Но нельзя было отвлекаться — кто знает, может быть из какого-нибудь разрушенного дома вдоль нашего пути, за нами тоже следили. А врасплох нас застать не должны. Но доехали благополучно.
Обычно диппочту таскаем на верхние этажи посольства, а тут пришлось носить вниз: референтура перебралась в бункер, куда можно попасть, только пройдя несколько узких дверных проемов.
Поселили нас в пустующем доме, где раньше жили семьи сотрудников посольства. Не слышно было криков детей, опустели игровые площадки и бассейн. Гулко раздавались лишь шаги часовых, которые круглосуточно в полной военной амуниции несли службу по охране посольства.
Нам предоставили двухкомнатную квартиру. Хотелось лечь и как следует выспаться, тем более уже начало смеркаться. Но не успели мы прилечь, как начался артобстрел. Снаряды рвались не очень близко от посольства, но дребезг оконных стекол не давал уснуть. Да, честно говоря, и спать в такой обстановке почему-то расхотелось. Возможно, где-то рядом проливается кровь мирных граждан, рушатся здания. Представить себе это было нетрудно, тем более, что все это мы видели по дороге из аэропорта. Так и прошла ночь. С наступлением утра обстрел закончился, наступила необычная тишина, но поспать, увы, так и не пришлось. Пора собираться в обратный путь.
27 февраля уже знакомыми лабиринтами бомбоубежища мы прошли в комнату, где получили диппочту, погрузили ее в автобус и в сопровождении тех же автоматчиков выехали в аэропорт. По дороге увидели результаты ночного обстрела — разрушенную до основания мечеть, плачущих по погибшим людей. До самолета добрались благополучно, загрузили диппочту и вскоре вылетели в Москву с посадкой в Термезе.
Я летел и думал, что в работе дипкурьера нельзя предвидеть ситуации, в которой можно оказаться из-за политической обстановки в той или иной стране, стихийных бедствий, неисправности техники, наконец, разгильдяйства некоторых людей. Поэтому все наши рейсы не похожи друг на друга, все — особенные.