Я плохо держу вилку в левой руке
И боюсь ненароком угодить ею в щеку.
Меня отпугивают строго разложенные приборы
И причудливо свернутые салфетки.
Я тихо ненавижу вышколенных официантов,
Которые в ответ молча ненавидят меня.
Но мне нравится заглядывать в придорожные кафе,
Где человеческое тепло согревает стены,
А за стойкой царит толстая усталая мадонна.
Я люблю выпить водки
Под пьяный гомон и дешевую музыку,
А потом терять взгляд в пятнах солнца,
Растекшихся на затертых столах.
Один лама сказал мне, что я несостоявшийся Будда.
Мне искренне жаль…

У меня ущербная грудь и отвисший живот.
Мой чешуйчатый хвост покрыт плесенью.
От моего дыхания мухи мрут на лету.

И когда, пересилив тяжкое тело,
Я тянусь к пролетающим звездам,
Я хочу закричать
И криком остановить время.
Я хочу замолчать
И молчанием сдвинуть пространство.

Но все, что дано мне,
Это замычать в природной немоте,
И все, что могу я,
Это замотать тяжелым хвостом
В первозданной грязи.

И все, что вокруг меня —
Это червивый ил и комариная муть.
И все, о чем я могу мечтать —
Это выползти из вековечной тьмы.

Но я знаю, что мой крик оживит вселенную
И оторвет богов от их скучных бесед.
А мое молчание приведет вас к пределу,
Необходимому, чтобы заглянуть в себя
И встретить жаркое солнце жизни.

После я, наконец, смогу,
Свернувшись жалким грязным клубком,
Умереть.

Жизнь и смерть, любовь и память.
Четыре слова, четыре предела.

Падают хлопья снега.
Я раскрываю ладонь.
Вот особенно крупная снежинка,
Частица любви и влечения,
Зачарованно устремляется к руке,
Опускается на горячую плоть.
Я сжимаю руку. Короткая жизнь
Хрупкого снежного существа
Завершается скорой смертью.
Любовь и влечение
Более не существуют.
Ненадолго остается память
Ощущением холода на руке.

Я гляжу на небо, на вихрящийся снег.
Снег порошит глаза
И неторопливо тает.
Это не слезы. И теперь я знаю,
Что в пределах жизни я свободен от смерти.
И пределы памяти я преодолеваю в любви.

Во мне есть неназванный свет,
Который рвется наружу.
Мне нельзя его потерять.
Мне нельзя оставаться на месте.
Поэтому я бросаюсь в бег.

Я продираюсь сквозь толщу протонов.
Вязну в сгустках первовещества.
Задерживаю дыхание в подземных водах.
Уворачиваюсь от комьев глины и камней.
Терплю прикосновения жуков и червей.

Все! Я вырвался из недр на поверхность!
В блаженстве растянувшись на глади листа,
Я встречаю изумленный взгляд муравья
И впервые сквозь капли дождя вижу солнце.
И улитка нашептывает мне свои сны.

Но мне нужно двигаться дальше, вверх.
В дерзком беличьем прыжке и в страхе
Я впиваюсь когтями в кору сосны.
И короткие жесткие крылья дрозда
Поднимают меня над шумящим лесом.

Порывы ветра влекут меня выше,
Я легок, как оброненное перо.
Полет мой прост, как почерк стрижа.
Мысли свободны и душа светла.
И куда-то вниз упала земля.

Кто же я? Насекомое, зверь, или птица?
Или ветер? Я возношу к небу руки
И понимаю, что я человек.
Я уже наверху. Я целую Распятие
И молю, поцелуй меня, Господи!

Давайте представим зеленые луга,
Рощи магнолий, окутанные теплом,
Вьющиеся в мягких травах ручьи,
Ласковую, как милая дева, реку,
Представим зверей с улыбкой в глазах,
Хрустальных рыб и сияющих птиц.
Согласитесь — это похоже на рай,
Рассказанный в древних книгах.

Теперь обратимся к пределам иным —
Туда, где небо встречают снега,
Усыпанные заячьим следом.
Туда, где простор и покой берегут
Убранные инеем ели.
Туда, где ты можешь, взглянув на солнце,
Увидеть всю свою жизнь.
В восточных книгах об этом ни слова,
Но я точно знаю — это подлинный рай.