Сначала у меня украли машину. Я перенервничал, потратил день в написании заявлений в милицию и пустых выяснениях, а на следующее утро мою Тойоту Камри нашли в соседнем дворе, целую, но с кучей дерьма на водительском сиденье. Потом меня избили какие-то странные люди, молчаливые, деловитые. Непонятно, что они хотели: денег не тронули, увечий не нанесли, но синяк под глазом поставили. Потом пришлось объяснять друзьям и знакомым, что произошло. Я говорил: подрался с хулиганами. Не скажешь же: просто поколотили. Кто, почему? Тестю я не хотел рассказывать об этих происшествиях, но он и так все знал. Будто бы Аня ему сказала. Он смотрел на меня скорее внимательно, чем с сочувствием.
Потом я заметил слежку за собой. И когда жена в один из вечеров спросила: «Ты позавчера встречался с женщиной?» – я не удивился. «Встречался, – невозмутимо подтвердил я. – А что такого? Это известный аналитик из Центрального банка. Мне важно было поговорить с ней». «И где вы говорили?» – чересчур придирчиво поинтересовалась она. «В ресторане. Как принято в таких случаях. А ты откуда узнала?». Она явно смутилась: «Знакомые видели тебя». Я знал, кто меня видел, но не стал уличать ее во лжи. Лишь спросил: «Что же тебе не объяснили, что я с этой дамой всего лишь беседовал в ресторане?». Она не нашла, что ответить. На следующий родительский день во время обеда я виду не подал, что догадываюсь о причинах происходящего. Но когда мы обосновались в зимнем саду с бутылкой Хеннесси, этак спокойненько задал вопрос:
— Юрий Сергеевич, зачем вы это делаете?
— Что? – Он глянул на меня цепкими глазками.
— Хотите поссорить меня с Аней?.. Он сделал озабоченное лицо:
— Боже упаси. Разве я могу хотеть такого?.. И хотя проговорил он все это весьма убедительно, я ему не поверил. А потом случилось вот что. В нескольких европейских газетах промелькнули сведения о сомнительных финансовых операциях, в которых был задействован банк, связанный с моим тестем и моей женой. Главред предложил мне копнуть, поискать информацию, дабы пролить свет на истинную роль банка.
— Я понимаю – там работает твоя жена, – тактично заметил он. – Если что-нибудь интересное найдешь, напечатаем под псевдонимом. Чтобы у нее не возникло никаких проблем. Он не знал, что и тесть работает в том же банке. Про звание тестя и прежнее место работы он тоже ничего не знал – я старался не распространяться об этом. В противном случае навряд ли получил бы подобное предложение.
А я подумал: почему бы нет? И начал собирать информацию. Разумеется, я не стал приставать с вопросами к собственной жене. Она занималась электронными операциями с физическими лицами в пределах страны и не располагала нужной мне информацией. Но я знал людей, которые могли мне помочь, и обратился к ним. Довольно быстро мне удалось кое-что выяснить. Сомнительные финансовые операции на самом деле имели место. Похоже, они совершались в интересах весьма высокопоставленных лиц. И среди тех, кто занимался этими операциями, был мой тесть. Наш следующий с ним разговор произошел не в его доме. Он позвонил мне, попросил о встрече. Я сразу понял, о чем пойдет речь. И не ошибся. Мы встретились в ресторане, довольно уютном, удобно устроенном для приватных разговоров. Наш стол отделяла от остального пространства декоративная стенка, чужие голоса звучали негромко и неразборчиво. Как только официант удалился, тесть посмотрел на меня своими пытливыми глазами:
— Зачем ты это делаешь?
Я не стал на его манер делать вид, будто не понимаю, о чем он спрашивает.
— Главный редактор дал мне задание, и я его выполняю.
— А если главный редактор прикажет тебе убить?
— Такого задания он мне дать не может, – с легкой усмешкой ответил я. – Мы не ФСБ.
Он помолчал, сумрачно, сердито, вновь перевел на меня глаза.
— Ты понимаешь, что твои действия могут нанести вред нашему государству?
— Какой? – Я продолжал демонстрировать полное спокойствие, хотя ситуация для меня была не из приятных.
— Ты должен прекратить лезть в эти дела. Иначе у тебя могут быть неприятности… Я говорил, что органы, обеспечивающие безопасность государства, подобны иммунной системе. А она, защищая организм, подавляет опасные клетки.
«Надо же, какая метафора, – мрачно подумал я. – Прямо-таки, поэт суровой чекистской правды».
— Юрий Сергеевич, вы мне угрожаете?
— Я тебя предупреждаю. Если бы ты не был мужем моей дочери, тебя предупредили бы по-другому.
Весьма откровенное признание. Я не знал, что ему ответить. Официант принес холодные закуски и бутылку дорогой водки, наполнил рюмки.
— Под такой разговор надо пить водку, – пояснил тесть, едва мы остались вдвоем. – За здоровье наших близких. – Он, деловито чокнувшись со мной, опрокинул рюмку. Мне ничего другого не оставалось, как последовать за ним. Водка была холодная и мягкая на вкус. Закусив маринованными грибками, тесть как-то буднично выговорил:
— Прекрати лезть в это дело. Скажи Главному, что не можешь найти интересную информацию и, возможно, западные слухи не имеют подтверждения. Не мне тебя учить. Главное, чтобы он не заподозрил… – Тут он запнулся, но быстро нашел нужную формулировку, – ну, того, чего не должен заподозрить. Нет никакого смысла продолжать копать, и всё. Я молчал. Мне было неприятно то, что он говорил и что происходило. Но встать и уйти я не мог… Принесли первое, потом – второе. Бутылка лишилась всего своего содержимого. Он не дал мне заплатить. Отодвинул мою руку с деньгами.
— Что ты, в самом деле? – отеческое недовольство слышалось в его голосе. – Перестань. Когда мы вышли на улицу, он пристально посмотрел мне в глаза, пытаясь отыскать ответ на вопрос: как я поведу себя. А я сам пока что не знал, что буду делать.
— Все, что нужно, сказано, – выговорил он. – Тебе решать. И протянул руку. Рука у него была сильная и горячая… Направляясь к машине, я размышлял о том, как поступить? Я понимал, что прозвучавшая из уст тестя угроза вполне реальна. С другой стороны, мне так не хотелось уступать. Во мне тлело уязвленное самолюбие. И я решил отложить решение, чтобы если даже согласиться, то не сразу. В любом случае, не стоило спешить. Как и положено уважающему себя человеку. Так что никаких разговоров с главным редактором не состоялось. Вечером, едва я вошел в квартиру, Аня ринулась мне навстречу, глянула на меня с торжествующей улыбкой: – У нас будет ребенок. Радостное известие ошеломило меня. А через секунду явилась мысль: «Тесть подговорил?» Более удачного способа повлиять на мое решение трудно было придумать. Я изучающее смотрел на жену. Навряд ли она могла сыграть столь натуральное оживление и ласковую тоску во взгляде. Я притянул ее
к себе, поцеловал: – Это прекрасно. – Таковы были мои слова.
Позже я размышлял о том, что теперь мне куда сложнее ссориться с тестем, потому что это будет расстраивать жену, а в ее нынешнем положении всякие лишние волнения недопустимы. Я так хотел этого ребенка и не имел права допустить чтолибо, что могло отрицательно сказаться на наших с Аней отношениях.
Так что разговор с главным редактором все же состоялся.
— Я не могу дальше заниматься этим расследованием. – Господи, как только я выговорил это… Умный и опытный человек, он не стал расспрашивать меня о причине отказа. Главное он понял.
— Может, Антон возьмется? – Речь шла о молодом сотруднике газеты.
— Это опасно. Мне угрожали, – сухо сообщил я. Нахмурившись, он поразмышлял несколько секунд, пожал плечами.
— Предупрежу его, и пусть сам решает.
«Антон согласится, – подумал я. – Он азартный парень. Но это все плохо кончится». Однако вслух я ничего не сказал.
Антон загорелся желанием раскопать все тайны. И когда он явился ко мне через день, я передал ему собранные материалы. Мне хотелось, чтобы он довел расследование до конца. И я не стал говорить ему лишний раз про опасность.
В ближайший выходной моя жена торжественно сообщила родителям о грядущем событии. Радость была неимоверной. Брат жены ограничился одним ребенком, который успел вырасти до старшеклассника, а теще и тестю хотелось маленьких внучат.
На этот раз мы с тестем после обеда вышли на улицу, потому что наступило теплое время года, и родители жены перебрались в загородный коттедж. Мы сели на плетеные стулья и занялись привычным делом – употреблением Хеннесси. Через некоторое время я сказал ему с тонкой усмешкой: – После ваших речей много думал о государстве. И даже полазил по интернету. Лучшее, на мой взгляд, определение таково: «Государство есть воплощение права в обществе». Это определение мне нравится. По-моему, оно ближе всего к истине. Ведь право – это завоевание государства. Право прежде всего ограничение. Разумное ограничение на пользу людям. Но ограничение для всех и каждого. Иначе это не право.
Изучающе посмотрев на меня, он скупо выговорил:
— Ограничения нужны. А вот то, что вы с твоим главным предприняли, ошибка.
— Я его предупреждал о том, что не стоит этим заниматься, – выдавил я.
— А потом передал всю собранную информацию. – Какими едкими были его глазки.
Он знал всё. Похоже, в редакции стояли микрофоны, потому что посторонних, когда мы с Антоном общались в моей комнате, не было. Я предпочел сохранить молчание. А тесть вдруг произнес:
— Что касается государства, его надо любить всей душой и служить ему всеми силами. – Сколько игривости было в его улыбке. – Государство – наша опора. Но не все из нас – опора государства.
И вновь я не проронил ни слова. А что я мог сказать? Шутить мне вовсе не хотелось… Следующие три недели я старался как можно реже появляться в редакции – сдавал новые материалы и тут же удалялся. А потом улетел на месяц в отпуск вместе с женой. Мы отправились поначалу в Испанию. Там было изнурительно жарко. Мне это не мешало – целый день я торчал в воде, а вечер проводил в баре, – но Аня мучилась от жары. В ее положении это было нежелательно. Так что мы через неделю перебрались в Норвегию. Здесь было куда прохладнее, и хотя я не мог непрестанно купаться, я не скучал. На взятой напрокат машине мы объездили самые разные уголки этой уютной страны. А потом перебрались в Швецию. Там тоже было, что посмотреть. И в Стокгольме, и за его пределами. Отпускные дни истаяли незаметно. Пришлось возвращаться в Москву. Меня это не слишком радовало. Я будто знал, что меня ждут неприятные известия.
Открыв редакционную дверь, я тотчас увидел на стенке холла фотографию Антона в траурной рамке. Текст сообщал о трагической смерти молодого сотрудника и похоронах. Они прошли три дня назад. Я бросился к главному. Тот был мрачен, отвечал неохотно:
— Сбила машина. Ночью. Неподалеку от его дома. Водитель был пьян. Сбежал. Его поймали… Понимаю, о чем ты думаешь. Но… Больше похоже на несчастный случай.
— А как Антон оказался ночью около дома?
— Не знаю. Может быть, откуда-то возвращался.
— А мобильный проверили? – не унимался я. – Может, его вызвали на встречу? И сбили?
— Мобильного при нем не было, – хмуро сообщил главный.
— Не было? – удивился я. – Тогда все ясно. Он глянул на меня беспомощно.
— Что ясно? А может мобильный при ударе машиной отлетел в сторону, и потом его кто-то забрал?.. – Хмуро помолчав, он продолжил. – Новое следствие на основе единственного факта отсутствия мобильного телефона не возбудишь. Тем более, что виновный найден, вину свою признал, и единственная версия, которую выдвинуло следствие – непредумышленное убийство. Зря я предложил ему заняться этим делом…
Главный был прав: ничего не докажешь. А раз так, то и получить разрешение на изучение разговоров, которые вел Антон накануне гибели, не удастся. Тупик… Но я не сомневался, что его убили, умно, хитро. Выманили на улицу и сбили. Наверно, водитель – сотрудник органов. И его, несмотря на суд, который состоится, в реальности не посадят. Он выполнял задание. Иммунная система государства работала.
Тяжко вздохнув и отведя глаза, я покинул кабинет главного.
С тех пор в наших отношениях поселилась неловкость: главный винил себя в смерти Антона, а я знал, что вина – моя. Наши отношения с тестем внешне стали идеальными, но каждый из нас знал, что другой его ненавидит.