Свидетельство о регистрации средства массовой информации Эл № ФС77-47356 выдано от 16 ноября 2011 г. Федеральной службой по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций (Роскомнадзор)

Читальный зал

национальный проект сбережения
русской литературы

Союз писателей XXI века
Издательство Евгения Степанова
«Вест-Консалтинг»

Владимир КЕТОВ

Родился в 1951 г. в С.-Петербурге (тогда – Ленинград). Окончил Институт авиационного приборостроения, работал программистом. С 1996 живет в Гамбурге (ФРГ). Автор примерно двух сотен стихотворений, нескольких эссе и рассказов, двух романов. Некоторые стихотворения, рассказы и эссе опубликованы в сетевых изданиях.



«Не пиши случайных строк…»
 
* * *

Вырастаю из старого свитера.
Выпадаю из новых штиблет.
Превращаюсь из стайера в спринтера
В результате течения лет.

На часах незаметно истаяло
То, что было отпущено мне.
И от прежнего мощного стайера
Только горький осадок на дне.

И порой взгляд растерянный кинешь, а
Попутчиков не отыскать.
Все короче отрезок до финиша.
Все трудней и труднее бежать.

А вокруг разноцветными стаями
Энергичные, полные сил
Молодые упрямые стайеры
Демонстрируют волю и стиль.

И тогда, убегая от сплин-тоски,
Ты за ними рванешься, горя,
Но поскольку рванешься по-спринтерски,
То, конечно, рванешься зазря.

И тогда начинаешь жить сызнова,
Постепенно усвоив урок.
Перестройка идет организмова
Под последний короткий рывок.

И что раньше казалось мне трын-трава,
Что для стайера было легко,
Оказалось непросто для спринтера,
Хоть до финиша недалеко.

Ураганом становится бриз морской,
И порою песчинка одна
На короткой дистанции спринтерской
Обретает масштаб валуна.

Ожидают суровые санкции
За малейший просчет на бегу,
И ошибок на этой дистанции
Я исправить уже не смогу.

Не смогу, хоть и буду стараться и
Отчаянно спорить с судьбой...
Нет, никто здесь не сходит с дистанции –
Просто финиш у каждого свой.



Невеселый марш

Чеканить шаг как будто нет причины,
Наш полк разбит и торжествует враг.
Но черт возьми!.. я все-таки мужчина!
Невесело, но я чеканю шаг.

Свистит картечь и нет числа потерям,
Уже не слышно нашего ура.
Все меньше нас, и мы уже не верим,
Что кто-нибудь дотянет до утра.

Уже встает измена за спиною,
Уже в меня стреляют со спины,
Но им не сладить так легко со мною,
С какой бы ни стреляли стороны!

Еще я жив – хотя б наполовину.
Бьет по плечу разбитое ружье.
И я иду. Я распрямляю спину,
Хотя уже не чувствую ее.

В который раз мне предлагают сдаться,
Улыбки жмут из ротовых щелей...
Кто вас учил так мерзко улыбаться?!
Я не хочу таких учителей!

Вот этот склон мне мог бы стать постелью –
Во мне так много лишнего свинца!
Но я не дам им повода к веселью,
И я домарширую до конца.



Зеркало

Желтый лампы круг,
Черный ночи мрак,
И движенье рук,
Словно тайный знак.
И, как черный маг,
Я в движеньях строг,
Словно каждый взмах
Приближает срок.

Головы наклон,
Побелевший шрам,
Говорят, что он
Придает мне шарм.
Если б это так –
Ты была б со мной,
Не душил бы мрак
Тишиной ночной.

Напряженный взгляд,
Твердо сжатый рот,
Нет пути назад,
Только путь вперед.
Ложный взмах руки
И тотчас – ответ:
На мелу щеки –
Ярко-красный след.

А в зеркальном дне –
Там такая гладь,
Как в волшебном сне,
Можно лишь мечтать
О таком конце,
Что без слез и сцен,
Только на лице –
Ни аорт, ни вен.

Но коснулся стен
Золотистый знак –
Значит, будет день
И рассеет мрак.
Прекращай нытье,
Побори дрожь.
Ты закончил бритье –
И еще живешь.



* * *

Чтоб в Историю суметь,
Чтобы жребий выпал,
Надо просто помереть
От свиного гриппа.

Оборвать на полстроке
Самовыраженье –
Пара строчек на листке –
И уйти в забвенье.

Если хочешь стать любим,
Как зеница ока,
То уйди путем любым,
Но уйди – до срока.

Чтоб остался в горле ком,
Восхищенье самок,
Чтобы так, как ни о ком,
Кроме самых-самых...

Что угодно можно пить,
Можно резать вены,
Важно только не дожить
До седин почтенных.

Но, хотя других зову
И хотя всё знаю,
Сам по-прежнему – живу
И стихи кропаю...



Никотерийский пляж

На юге Италии есть небольшое курортное местечко с красивым названием Марина Никотера.

Как хлеба черствого в руке
Раскрошенный кусок,
Ошибкой в мастерском мазке –
Гора обломков вдалеке,
А далее – песок...

Песок, куда ни кинешь взор,
И спрятаны следы...
И лишь единственный узор –
Полоска от воды.

Волна, да белый пенный след,
Да солнечная нить,
И синий цвет, и желтый цвет,
И никаких желаний нет,
Лишь плыть, и плыть, и плыть...

Уже кончается сезон,
Пустынны берега,
И ехать к морю не резон
– Тоска, тоска, тоска...

И на прибрежном пятачке
– Нетронутый песок.
И лишь – немного вдалеке –
Лежит собака на песке,
Как брошенный мешок.

Лежит собака на песке,
Как желтая слеза,
И, словно дыры на мешке,
– Бездонные глаза.

Ползут минуты и часы,
И все ее добро –
Кусок вчерашней колбасы,
Да чьи-то рваные трусы,
Да ржавое ведро.

Песок, хотя еще и сух,
Уже не так горяч,
И мало сил, и много мух,
Хоть плачь, хоть плачь, хоть плачь...

И память давняя в соски
Толкнулась, как всегда.
Но где теперь ее щенки?..
И увлажняет шерсть щеки
Какая-то вода.

И влажный проблеск на щеке
Луч солнца золотит.
Лежит собака на песке
И – рада, что лежит...



* * *

Бывает, и не так уж редко,
Что проживает человек
Как растворимая таблетка
Отпущенный природой век.

Он медленно, но верно тает,
Как возде печки кубик льда,
И постепенно исчезает,
Не оставляя ни следа.

Ничто в пути его не тронет –
Ни восхваленье, ни хула,
И если он в воде не тонет,
То это вряд ли похвала.

Он не ликует, не страдает,
О слабых сердцем не болит,
Ни в ком огня не зажигает
И сам страстями не горит.

Соприкасаясь со средою,
Он растворяется в среде,
Нигде не встретившись с бедою
И не препятствуя беде.

Он ни за что не платит кровью...
И нам не скажут ничего
Ни цифры на его надгробье,
Ни имя бледное его.



Витрина

Стеклянная башня, как парус прозрачный, над городом стылым,
Четвертый этаж в ней безмолвный и мрачный, как будто могила,
На улице синей печально и мокро, безлюдно и мерзко,
И в нашей витрине заплаканы окна, дрожит занавеска.

Четвертый этаж опоясан снаружи кольцом галереи,
Наш хрупкий мираж отгорожен от стужи теплом батареи.
Я здесь днем и ночью должна находиться, как узник на нарах,
Чтоб каждый воочию мог убедиться в наличьи товара.

И я и другие одеты чуть-чуть, но эффектно и броско,
Почти что нагие, лишь бедра и грудь прикрывает полоска.
Реклама белья... разве есть что на свете нужней и полезней!...
Вот участь моя, вот мой крест и моя лебединая песня.

Он каждое утро проходит куда-то моей галереей,
И в чем-то как будто пред ним виновата, взглянуть я не смею.
До внутренней дрожи себя презираю я в эти мгновенья
И пластиком кожи всегда ощущаю его приближенье.

И тени из зала, где сумки и туфли, не раз говорили,
Что он мне не пара – пластмассовой кукле, застывшей в витрине,
Что слишком хрупка и не слишком надежна моя оболочка,
И наверняка от судьбы не уйдешь. И  поставлена точка.

Но разве мне дело до злобных пророчеств безжалостных судей,
До хрупкого тела, поставленных точек, расписанных судеб?
Ведь важно лишь то, для чего мы идем даже против теченья,
А что было до и что будет потом – не имеет значенья.

Однажды пойму, что настал этот миг, и встав неумело
К барьеру шагну, разогнув, распрямив застывшее тело.
И прелесть полета в четыре пролета, и встреча с землею,
И резкая нота, как будто бы кто-то простился со мною.

И, видимо, правы зловещие тени соседних отделов,
Когда мне орали, шептали, шипели про хрупкое тело,
И света укол на сверкающих лаково ребрах багета,
И мраморный пол – удивительно яркого красного цвета!..

А утром отмоют квадраты полов и начистят перила,
А утром откроют, как жерла стволов, проемы витрины,
И вновь купол наш, как дневная звезда, в стылом воздухе реет...
Четвертый этаж. Тишина. Пустота. Магазин. Галерея.



* * *

Не грусти раньше срока, не радуйся,
Повторяя движенья души,
И пока не подействуют градусы,
Ты итог подводить не спеши.

Не спеши, ибо так малозначимы
Все обиды и боли подчас,
Что на карте судеб обозначены
Лишь затем, чтобы встряхивать нас.

От ничтожества до бесконечности
Так недолог порою маршрут,
Ну, а то, что трясутся конечности, –
Это просто судьбы атрибут.

Сколько тропок тобою исхожено –
Всё путем неизменно кривым.
Трезвым быть на Руси не положено,
А положено в стельку своим.

Делать мерзости нам не заказано,
И другим нам не должно мешать,
И лишь после мы, выпив, обязаны
Безутешно и горько рыдать

О загубленных нами и прочими,
Не умеющих пить и молчать,
Тех, что сами себе напророчили
Эту горькую злую печать.

И в башку твою сколько б ни вложено,
Но себя окажи простаком...
Умным быть на Руси не положено,
А положено быть дураком.

И продай, и продайся, и – боже мой! –
Пусть потом говорят, что хотят.
Честным быть на Руси не положено,
Благо ты по рождению свят...



* * *

Допет любви сонет.
Нет повода остаться.
Погашена свеча
И выпито вино.
Но с вами не могу
Я просто так расстаться,
Хотя вам все равно,
Хотя вам все равно.

Туманно за окном,
Сменяет осень лето.
И вместе с пустотой
Приходит тишина.
И к скорбному листу,
Где горькие заметы,
Добавится одна,
Добавится одна.

А ваших пальцев шелк
Бестрепетно прохладен,
И слух ласкает мне
Короткий ваш смешок.
Физический контакт
По-прежнему приятен
И вызывает шок.
И вызывает шок.

А ветер за окном
Срывает паутину,
Даря свободой тех,
Которые мертвы...
И мы еще близки,
Но лишь наполовину.
И мы еще на «ты»,
Хотя уже на «вы».

Допет любви сонет.
И не к чему придраться –
Ни к яркости свечи,
Ни к крепости вина.
И, видно, суждено
Безадресным остаться
Вопросу: «Чья вина?»
Вопросу:
«Чья
вина?»



* * *

В кисею на седьмом этаже
Лунный свет засыпает драже.
То ли есть, то ли нет
Этот призрачный свет –
Я понять не способен уже.

Лик пространства предательски лжив,
Образ времени спрятан и стерт,
То ли я еще жив,
То ли я уже мертв,
Кто поймет,
        кто поймет,
                кто поймет?

Я лежу и гляжу в потолок,
То он близок ко мне, то далек,
Может, вышел мой срок,
И уже все, что мог,
Я давно написал между строк.

Быль и небыль на чаше весов,
Я боюсь этих странных часов
Между ночью и днем,
Между явью и сном,
Под луною в созвездии Псов...

День пройдет на крутом вираже,
А потом на седьмом этаже
буду ждать.
Буду ждать,
Чтоб вернулись опять
Эти шарики лунных драже.



Ода чистому искусству

Шелковистая трава,
Грань воды и суши...
Воплотить сумей в слова,
Что очистят души.

Отрекись от суеты,
От тревог и боли,
Стань пророком красоты,
Мудрости и воли.

Будут крики за окном
Боли и отчаянья,
Ты ж в прозрении святом
Им в ответ – молчание.

Будут тонко вдовы выть
Заживо сожженных,
А над миром будут плыть
Строфы о влюбленных.

Снизойдет на мир покой,
Кончится ненастье.
Это будет лично твой
Вклад в людское счастье.

И неважно, что в ночи
Будут под прожекторы
Ухмыляться палачи,
Ужасаться жертвы.

Сколь мелки они, жалки,
Столь и бесполезны,
Порасширены зрачки,
Вены понадрезаны.

Разве им поможет стих
Груз усталых плеч нести?
Разве ты творишь для них?
Ты творишь для вечности.

И когда придет ОНО –
Светлый, вдохновенный
Отворишь свое окно
В пустоту Вселенной...

И почтительно гробы
Соберутся слушать
Зов божественной трубы,
Что очистит души...



* * *

Неспособный с самого рождения
В след чужой попасть своей стопою,
Все он вылезал за ограждения,
Вместо чтоб культурненько с толпою.

Где к великим целям шли все прочие,
Исполняя высшие веленья,
Двигался он только по обочине,
Да и то – в обратном направленьи.

Был он, в общем, сущим наказанием,
Не взирал на звания и лица
И руководящим указаниям
Не внимал, согнувшись в пояснице.

В тесный круг сияния иконного
Не был и не мог он быть допущен,
Неспособный в роли быть ведомого
И неприспособленный ведущим.

Теми же, кто были приспособлены,
Самые заброшенные полки
Для него в реестрах заготовлены.
Вот и все, казалось бы. Да только...

Только своенравная История
Вдруг достанет карту из колоды...
Чем ей так потрафили, которые
Далеки ужасно от народа!



* * *

Платят за это иногда неплохо, но расплачиваться приходится кровью сердца.
О. Генри

Заполняю знаками бумагу,
Страстными и полными огня,
А во вред оно или ко благу –
В этом разберутся без меня.

Не спеша, строку возьмут пинцетом.
Звякнет жизнерадостно пинцет.
И строка, наполненная светом,
В одночасье потеряет свет.

Неизбывной горечи уроки
И нелепой радости оскал...
В атомы разложенные строки –
В чем была их прелесть, и была ль?

С бойкою решимостью младенца
На частицы разнимают стих...
Неужель и вправду – кровью сердца?..
Ни кровинки не осталось в них,

В этих строчках, что меня ночами
Раздирали, словно жертву зверь,
В строчках, что так много означали
И так мало весящих теперь

На весах хореев и пеонов,
Не сберегших музыку и цвет
В плане поэтических канонов,
Для которых исключений нет...

Все предельно ясно. И однако,
Отчего ж ночами вновь и вновь
Заполняю знаками бумагу,
Расточаю понапрасну кровь?..



Сквозь туман

Сквозь туман, состоящий из маленьких капель воды,
Сквозь обман, состоящий из вовсе не значащих слов,
Я стараюсь уйти, убежать от грядущей беды,
Только множа ее без того баснословный улов.

Сквозь дремучий, глухой, не колышимый ветром бурьян,
Сквозь который пролег метр за метром мой горестный путь,
Я бреду, как покинувший судно свое капитан,
Не сумевший понять до конца происшедшего суть.

Сколько б я ни метался, подошвы о камень дробя,
Где бы я ни скрывался и как бы маршрут ни менял,
Чтоб пройти этот маленький путь от меня до тебя,
Бесконечность придется пройти от меня до меня.

Сквозь туман, состоящий из маленьких капель воды,
Сквозь бурьян, из которого вытек давно хлорофилл,
Подкрадется ко мне и внезапно ударит под дых
Черный случай, который когда-то я сам породил.



Кладбищенский пейзаж

За кирпичной стеной – пруд,
За прудом вдалеке – лог.
Я сегодня лишь гость тут,
Не настал еще мой срок.

Мне не снятся пока сны,
Где все ближе ко мне – стена,
Где по сторону ту стены –
Жаркий полдень и тишина.

Там с обеих трава сторон
И с обеих сторон – цветы,
И вся разница лишь в том,
По какую из них – ты.

Здесь направлено все – ввысь,
А на той стороне – стоп,
На одной стороне – жизнь,
На другой стороне – что?

Здесь сейчас хорошо мне
И не время еще туда,
Но что значит мое – "Нет!"
Для того, кто решит – "Да!"?

И хоть узок в стене проход
И здесь движутся след в след –
Разве раньше иной придет,
Опозданий же здесь – нет.

В топкий берег вогнав следы,
Я стою на краю пруда
И гляжу в темноту воды,
И хотя она так чиста,

Не могу разглядеть дно –
Видно, слишком глубок пруд,
И неясно пока одно –
А когда меня здесь ждут?



* * *

Не пиши случайных строк
Ни в душе, ни на бумаге,
Ни за славу и успех,
Ни за звания и власть.
Ни под щелкнувший курок,
Ни за денежные знаки,
Не бери на душу грех,
Не спеши вписаться в масть.

Не бери пример с иных,
Кто за гибкость почитаем,
Кто уродовать готов
Смысл, и рифму, и размер,
Кто готов унизить стих,
Как потребует хозяин.
Не пиши случайных слов.
Не бери с таких пример.

Пусть затянут горизонт
И выламывают руки,
Но на сладостную жизнь
Подписаться не спеши.
Петь не пробуй в унисон,
Эти тягостные звуки
Издавать не торопись.
Лучше
вовсе
не пиши.



Сквозь листву

Пейзаж в окне привычно неизменен –
Деревьев век длинней, чем мой и твой.
А я всегда с волненьем жду мгновений,
Когда они покроются листвой.

Сентябрьский дождь, февральские метели,
Душа строкою тянется к виску,
А я всегда с надеждой жду апреля
И не спешу заканчивать строку.

Придет весна, одев стволы нагие,
Окрасив мир в зеленый дивный цвет...
Я вижу то, что видят и другие,
Но сквозь листву – и в этом весь секрет.

Обидных слов отравленные капли
Погубят душу, тело и вино,
Пройдут сквозь крышу бункера и сакли,
Но сквозь листву пройти им не дано.

И если б был мне выбор предоставлен:
Вино иль уксус, пепел иль костер, –
Я б предпочел покою душных спален
Живой листвы неспешный разговор.

Но говорят всезнающие люди –
Настанет день, когда леса падут,
Когда листвы совсем уже не будет...
В тот день и я и многие уйдут.

Ну а пока листва еще трепещет,
Твоя рука лежит в моей руке.
Идем вперед. Ведь нам прощаться не с чем.
И за листвой исчезнем налегке.



* * *

Вот кто-то, чтоб свой кусок
Не выпустить изо рта,
Готов разодрать гортань,
Готов прострелить висок.

А кто-то последний клок
Рубахи с себя сорвет,
Чтоб тот, кто едва живет,
Еще продержаться смог.

Молчим мы или кричим,
Последний сжигая нерв, –
Но в области высших сфер
Не стоит искать причин.

Не то, чтоб порыв высок,
А просто – господь налил:
В кого-то – адреналин,
В кого-то – желудочный сок...



Антипосвящение Лермонтову

Вечно с временем не в ногу
И с эпохой не на «ты»...
Мне бы тесную берлогу
Да немного темноты.

Чтобы лишь трава да камень
Плохо пригнанной плиты,
Чтоб не чувствовать боками
Мельтешащей суеты.

Чтоб в одном ряду с гробами,
Чтоб кладбищенский уют,
Чтоб не видеть, как рабами
Добровольно в строй встают,

Как готовы душу с телом
На подносе принести
Чтоб, занявшись подлым делом,
Стать у барина в чести.

Этим мне не вдохновиться.
И хотя не пробил час –
Затворите мне темницу.
Нет желанья видеть вас.



* * *

Когда исчерпан судьбы лимит,
Не прошен мной и не зван,
Тот тип, который во мне сидит,
Выходит на первый план.

Моя это жизнь, и мне эта боль,
И ты здесь вообще – при чем?!
Но он за меня принимает бой,
Меня оттеснив плечом.

И видя, что мне не хватает дня
И что я совсем иссяк,
Он делать пытается за меня –
И делает все не так!

Не так он пишет, не так поет,
Рифмует не так строку,
И как ни тщится, он не поймет
Мой гнев и мою тоску.

И что ему знать о моей любви?
Да разве я так любил?!
Но тот, который в моей крови,
По-своему все решил.

Решил, что может в меня влезать
И может во мне сидеть,
Решил, что может меня терзать,
Меня заставляя петь.

Чего ты хочешь – мне все равно,
Себя со мной не равняй,
Но коль вселяться тебе дано –
Какого ж рожна – в меня?!

Зачем смущаешь ты мой покой,
Его превращая в бред?
Зачем ты душишь меня строкой,
К которой и рифмы нет?!

И там, где надо бы мне смолчать,
Где всякий другой смолчит,
Меня заставит порой кричать,
Который во мне сидит.

Представить тошно, во что я влип,
И выхода ж вовсе нет!
За все, что выкрикнет этот тип,
Я должен держать ответ!

И я, не чуя уже спины,
Под тяжестью этой гнусь.
И мне все чаще приходят сны,
В которых я сбросил груз...

И будет когда-нибудь наяву,
А вовсе не в глупом сне,
Когда упаду я лицом в траву
И он замолчит во мне.

Уйду, как сходит огонь в золу,
И встанет притихший зал
И скажет, как высшую мне хвалу,
Что это я замолчал!

И он свободен в выборе тел
Теперь, когда я затих...
Но тот, который во мне сидел,
Не сможет сидеть в других!