Свидетельство о регистрации средства массовой информации Эл № ФС77-47356 выдано от 16 ноября 2011 г. Федеральной службой по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций (Роскомнадзор)

Читальный зал

национальный проект сбережения
русской литературы

Союз писателей XXI века
Издательство Евгения Степанова
«Вест-Консалтинг»

Возвращая реликвии России
В. Е. Егошкин

Находясь в 1966 г. на преддип­ломной практике в Алжире, я обнаружил на плане алжирской столицы православную церковь и, естественно, захотел посетить ее. Но, приехав по указанному адресу, ничего похожего на церковное здание не нашел. Над обрывом возвышался многоэтажный жилой дом, и какие-либо признаки христианс­кого учреждения отсутствовали. В посольстве про православную церковь известно не было. Вернувшись в Алжир для работы в посольстве осенью 1967 г., я вновь обнаружил на уже обновленном плане города значок с православной церковью, и снова не нашел ее на местности. Лишь познакомившись на курсах алжирского диалекта с молодой русской женщиной Анной, оказавшейся женой сына бывшего военного министра Франции и бывшего мэра г. Алжир Шевалье, и переговорив с ее престарелой матушкой, госпожой Четверяковой, бежавшей из России в годы Гражданской войны, я узнал, что церковь находится на нижнем подсобном этаже жилого дома, мимо которого я столько раз проходил. Г‑жа Четверякова рассказала, что с отъездом в 1964 г. во Францию русского батюшки — протоиерея Василия Шустина — церковь работает нерегулярно и службы там проходят лишь по большим праздникам с привлечением православного священника-француза, находящегося в Алжире временно по какому-то техническому контракту. Ключи от помещения хранятся у проживаю­щей неподалеку гречанки. Старушка предложила мне сходить на пасхальную службу, которая должна была состояться через несколько дней.
В указанный день весной 1968 г. я добрался до бульвара Телемли, нашел нависавший над обрывом дом 39 и, спустившись по наружной лестнице, оказался на небольшой площадке перед широкой многостворчатой дверью. Лестница спускалась еще ниже и выходила на улицу Корнюз, с которой в былые годы верующим предлагалось проходить в церковь. На слабо освещенной площадке никого не было, и я почувствовал себя не очень уютно. За дверью в прихожей оказалось, однако, довольно много народу, говорящего по-русски. Встретили меня настороженно. Советские граждане здесь явно никогда не бывали. Кто-то спросил, откуда я. Сослался на рекомендацию Шевалье, которые, кстати, так и не появились, и прошел в большое помещение с довольно низкими потолками. Первое, что бросилось в глаза — три хоругви. Одна из них — Георгия Победоносца. Как потом говорили наши военные специалисты, хоругви были явно с пришедших из Крыма в Бизерту в конце 1920 г. российских военных кораб­лей, в том числе, с крейсера "Георгий Победоносец". Второе, на что я обратил внимание — деревянный иконостас во всю стену с иконами, несомненно, русского происхождения. В центре помещения готовился к службе довольно молодой священник-француз в праздничном облачении. Вокруг бегала его четырехлетняя дочка, постоянно норовившая что-нибудь опрокинуть. Скамей, как в греческих церквях, не было: 25–30 прихожан ждали начала службы стоя. Неожиданно в зал вошла группа греческих моряков, человек семь, с пришвартовавшегося в алжирс­ком порту торгового судна. Их привела немолодая, но еще крепкая гречанка — то ли смотрительница, то ли владелица помещения. Служба началась. Священник вел ее на французском языке. Ему ассистировал "церковный хор" — два русских старичка в певческих одеж­дах, певшие на церковнославянс­ком: один высокий, а другой вполовину ниже. Потом был крестный ход — все с зажженными свечами переместились в прихожую. На улицу не выходили, опасаясь, видимо, непредсказуемой реакции местного арабского населения. Мне тоже протянули свечку, но я не взял — это был мой первый опыт присутствия на церковной службе, крещен я не был и как себя вести не знал.
Через двадцать лет, в 1988 г., я вновь оказался в Алжире уже в качестве советника-посланника нашего посольства. Это был год, когда отмечалось тысячелетие крещения Руси, и я, будучи временным поверенным в делах, инициировал приглашение в этой связи в Алжир представителя Русской Православной Церкви католичес­ким архиепископом Алжира Анри Тесье. Приехал отец Иосиф Пустоутов, настоятель Воскресенского храма в Рабате, и практически во всех действующих христианских церквях страны были проведены торжественные богослужения с его участием. В столице очень яркие мероприятия с приглашением дипкорпуса состоялись, в частности, в кафедральном католическом Соборе Африканской Божьей Матери и в недостроенной церквушке престижного квартала Хидра, о существовании которой я до этого и не подозревал. Естественно, хотелось, чтобы служба прошла и в православной церкви. Ключи от нее оказались в греческом посольстве. Однако на обращение архиепископа Тесье греческий посол ответил категорическим отказом, сославшись на то, что здание, в котором находится церковь, обветшало и проведение там богослужения может привести к его обрушению. Года через три уже новый греческий посол пригласил, тем не менее, туда послов и старших дипломатов России, Румынии и Болгарии на службу в связи с посещением Алжира греческим епископом из Марселя. Я увидел, что убранство церкви не изменилось. Хоругвь Георгия Победоносца, а также иконы Сергия Радонежского и других русских святых были там же, где я их видел прежде. Ничего греческого в церкви не появилось.
Вернувшись в Алжир в качестве российского посла в 1995 г., я попытался разобраться с принадлежнос­тью православной церкви и судьбой церковного имущества. В Алжир из Москвы даже приехал представитель РПЦ, и я свел его со своим греческим коллегой, однако тот показывать помещение церкви не стал, а в ходе беседы демонстрировал какие-то предметы церковной утвари, имевшие явно не русское, а греческое происхождение, давая понять, что претензии наши лишены основания. Со временем, однако, у меня наладились с этим послом неплохие отношения. Он в прошлом заведовал протоколом МИД Греции и был большим любителем организации помпезных ужинов при свечах, наряжал свою алжирскую прислугу в ливреи и потчевал приглашенных блюдами французских королей. С готовностью участвовал он и в организуемых католическим архиепископом экуменических мероприятиях, украшая их русскими хоругвями и другими предметами из православной церкви.
В конечном итоге в связи с прощеным воскресеньем 1998 г. я направил греку вежливое письмо и попытался усовестить его, подчеркнув, что находящиеся в церкви предметы не имеют к его стране никакого отношения, особенно литература на русском языке, лики русских святых, хоругви российских военных кораблей. Посол, как ни странно, откликнулся, и в ответном письме в целом признал мою правоту. В личной беседе он, однако, сказал, что греческая церковь не любит выпускать из своих рук то, что ей попало, пусть даже случайно. Тем не менее, хоругви, по его словам, можно считать имуществом, относящимся к ведению не церкви, а Военно-морских сил Греции. Военные вряд ли будут возражать против возвращения их России. По замыслу грека, хоругви можно направить на реставрацию в Афины, а потом официально передать российскому руководству. Посол при этом надеялся, что на церемонию передачи нас с ним пригласят. Слово свое он сдержал. Будучи уже послом в Белграде, я в июне 2000 г. неожиданно наткнулся на российскую газету с фотографией столь знакомой мне хоругви Георгия Победоносца. Ее президенту В. В. Путину вручал находившийся с визитом в Москве президент Греции К. Стефанопулос. Сейчас хоругви из алжирской церкви находятся, по моим данным, в Музее Военно-морского флота в Санкт-Петербурге.
Литературу библиотеки "Русской колонии г. Алжир", хранившуюся в церкви на бульваре Телемли, греческий посол передал нашему посольству. Религиозные издания — Библии, Евангелие, богословские книги, подшивки соответствующих периодических эмигрантских изданий, мы переслали в Московский Патриархат. Эти материалы поступили в библиотеку Троице-Сергиевой Лавры. Благодарственное письмо в этой связи Митрополит Кирилл направил в МИД РФ. Удалось сохранить и некоторые документы, находившиеся в церкви — журнал с метрическими записями и списком исходящих писем за 1936–1964 гг., тексты проповедей священника, копии обращений к префекту Алжира, списки церковного имущества, личные письма и фотографии, регистрационный журнал библиотеки Русской Колонии, вырезки из газет и т. д. Особый интерес представляют оригиналы первичных рукописей Василия Васильевича Шустина. Именно он оставил наиболее яркие воспоминания об Иоанне Кронштадском и об Оптинских старцах, опубликованные у нас в начале 90‑х (см. Протоиерей Василий Шустин, Запись об отце Иоанне Кронштадтском и об Оптинских старцах, из личных воспоминаний. Москва, 1991 г., а также Ставрополь, изд-во "Скит", 1991 г., изд-во Донского монастыря, 1992 г.) Эти интереснейшие материалы ждут своего исследования. Но документов, свидетельствующих о том, что помещение церкви принадлежало русской общине, найти, к сожалению, не удалось. Помещение, скорее всего, несмотря на проводившийся Ассоциацией "Русская колония г. Алжир" сбор средств, так и не было выкуплено у греческих владельцев, предоставлявших его русскому приходу на льготных условиях. Но принадлежность церковного имущества, особенно икон, написанных русскими художниками, сомнения не вызывает. Их надо возвращать, если еще не поздно.

В. Е. Егошкин