Моя первая встреча с произведением Геннадия Айги, опубликованном в 1976 году в переводе Леона Робеля в памятном номере журнала Шанж: Aigui / Spicer, сравнима с ослепительной вспышкой. Это была поэзия исключительной плотности и не похожая на что либо известное нам из России. Она являлась неким видом органического синтеза трех очень разных традиций: поэтического и живописного русского авангарда ХХ века (Малевич, Хлебников), современной французской поэзии (Айги — автор антологии французской поэзии, увенчанной премией французской Академии в 1972 г.) и культуры чувашского народа, культуры его Родины. Но даже западников, привыкших к успешным революционным реформам современного искусства, его стих, пронзенный белизной, в иных моментах сосредоточенный на силлабо-тонике или растянутый на многочисленные строки, привел в немалое замешательство. Синтаксис, зачастую расчлененный, предлагал многочисленные одновременные интерпретации, выражая собой все трудности связей с этими сложными формами времен. Образы возникали из недр памяти. Пунктуация очень индивидуально приводила посредством тире и пропусков между словами к свертыванию и кристаллизации смысла, в то же время дефисы, восклицательные знаки указывали на переломы и на устремления ритма. Действительно, в этом стихе жил "ритмический разум", который нес не "поэтизирование", не предвосхищал наши мысли и чувства, он нес силы энергий времени и пространства или внешнего и внутреннего мира, которые смешивались в работе по извлечению сгущения, начиная с впечатлений и воспоминаний.
В то же время поражали в этом творчестве, в его самых больших и трудных текстах одновременная их необычайная интенсивность и обнаженность, необычайная простота некоторых миниатюр, связанных с миром природы, всегда таким новым и неожиданным. Как если бы эти стихи со всей полнотой выражали формулу Джо Буске: "Всякий поэтический опыт стремится воссоздать рождение человека на свет". Ибо о "рождении" идет речь в каждом произведении Айги. Или о том, что возвращает в само детство.
Я думаю, что если бы можно было одним словом определить его поэзию — это было бы слово "детство", которое значило бы — детство человеческого существа, детство мира, детство языка. Да, поэзия — это лепет, озарение, речь, возникающая при рождении мира. То, что она внушает нам в своей простоте и в своей прозрачности, не отвергает остранения стихотворения из последнего опубликованного сборника поэта: "Все дальше в снега":

И человек идет по полю
как Голос и как Дыхание
среди деревьев, как будто ожидающих
впервые свои Имена
Здесь вся сила поэтического дара Айги, она спокойная, умиротворенная в жизненных лишениях, которые каждый раз нас возвращают в это детство мира.
Эта поэзия для меня столь значима, что я не хотел бы завершать короткие воспоминания, не процитировав поэмы, написанной в 1976 году и посвященной Айги, поэмы словно ослепленной миром далекого и неизвестного поэта, открытого мною для себя. Это было ровно тридцать лет тому назад в одной из моих первых книг. Но пройдя через всю грусть памяти, этот свет продолжает мне светить и сегодня.

— сверкающее поле —
                                                                       белизна
ветер
          стрелка
(это есть направление)
                                                   холод
искрится
                    распускается
          там           — любовь —
роза-дитя
                                                   (дерево)