Свидетельство о регистрации средства массовой информации Эл № ФС77-47356 выдано от 16 ноября 2011 г. Федеральной службой по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций (Роскомнадзор)

Читальный зал

национальный проект сбережения
русской литературы

Союз писателей XXI века
Издательство Евгения Степанова
«Вест-Консалтинг»


Леон Робель

Почерк Айги

Когда я готовился к написанию своего эссе об Айги для моей книги "Айги" в коллекции "Поэты современности" (Издательство Seghers, Paris, 1993), я имел с ним ряд бесед, содержание которых записывал по-французски. В частности, я спрашивал о его отношении к французскому языку и о влиянии на его творчество французской поэзии. Он мне сказал, что смог читать по-французски без словаря, начиная с 1961 года. В Литературном институте его распределили на курс русского языка, но он заменил его на курс французского. Однако преподавание велось настолько посредственно, что можно было освоить только элементарные правила. Лишь в 1961 году, оказавшись в своей деревне около матери, пораженной смертельным недугом (что заняло весь его разум), он проштудировал два тома французской грамматики, выполняя все упражнения, следовавшие за уроками, чтобы не потонуть в размышлениях, приводящих в отчаяние. Жажда выучить французский пришла с прочтением Бодлера (в русском переводе). Эта поэзия потрясла его. Но прежде первым и ослепительным поэтическим впечатлением стали многочисленные переводы стихов Поля Элюара, в месяц его смерти опубликованные в иллюстрированном журнале "Огонек". Они показались ему в одно и то же время и странными, и притягательными, и не похожими на что-либо, известное до этого. В такой степени, что он решил написать поэму на чувашском, озаглавленную "На смерть Элюара", тотчас начатую в 1952 году и законченную несколько лет спустя. Начало его особенного интереса к французской поэзии датируется 1952-м годом.
Другим потрясением стало посещение в музее зала импрессионистов. Это изменило для него весь мир. Айги понял тогда, что можно выражать себя совсем не так, как ему это преподавали. Произошла громадная перемена в эстетическом плане. Виной тому были импрессионисты, и более всех — Моне. В том же 1955 году Айги прочел все имеющиеся на русском языке переводы Бодлера, в том числе "Маленькие поэмы в прозе" — и для него уже не существовало в мире более важного поэта, чем Бодлер.
Еще в 1955 году Айги любил повторять в кругу своих друзей фразу: "Поэты рождаются в провинции, но умирают в Париже", относя ее к себе. В некотором роде фанфаронство. А еще он говорил: "Нужно учитывать, что твои проблемы могут находиться и на уровне Эйфелевой башни". Для него центром европейской культуры (признанным во всем мире) являлся Париж. Потому что французская культура, по его мнению, олицетворяла свободу.
И когда я попросил его уточнить, он ответил: "Она одновременно и свобода, и воля". В то же время, например, английская или немецкая культуры компактны, герметичны. Они не дают легко войти в себя. Эта специфическая их странность, как одежда, что живо ощущается.
Но французская культура, поэзия тотчас же при встрече с ними позволяют проникнуть в себя. Во всяком случае для меня это было так: не было препятствия, барьеров. Было: вход свободен".
В другом плане, что касается философской мысли, решающей стала "встреча" с Паскалем в 1958 году. Она дала большой толчок мысли — как таковой и религиозной в особенности. Она открыла путь к чтению Кьеркегора, затем в 1960-68 годах — к русским христианским мыслителям, среди них наиболее важен для Айги был Константин Леонтьев. После чего Айги надолго увлекся поэзией французского поэта Макса Жакоба, которому посвятил цикл стихотворений.
С 1961 года Айги начинает с жадностью читать французскую поэзию в оригинале. В начале несложен для его чтения был Верлен. А в 1962 он уже читал, к примеру, Ронсара, достаточно понятного и четкого по форме для восприятия. Но Бодлер оставался недосягаем, вплоть до 1963 года. Еще раньше оказался более легок и доступен Аполлинер. Спустя несколько лет Айги уже изучил историю и формы французской поэзии, что отразила его замечательная Антология "Франци поэчесем" от Вийона до Ива Бонфуа, переведенная на его родной чувашский и опубликованная в 1968 году в Чебоксарах. Ее высочайшее качество было справедливо отмечено присуждением ему в 1972 году премии французской Академии.
В переписку с Айги вступили некоторые наиболее известные французские поэты: Раймон Кено, Пьер Эмманюэль, Анри Мишо, Жан Грожан, Андре Френо, особенно Рене Шар. Айги посвятил значительное количество стихов французским поэтам первой половины ХХ-го века, а также и современным. Среди них — Шарль Бодлер, Жерар де Нерваль, Лотреамон, Патрис де ля Тур дю Пен, Пьер-Жан Жув, Макс Эрнст, Макс Жакоб, Илари Воронка, Пьер Эмманюэль, Анри Мишо, Рене Шар, Жак Рубо, Бернар Дельвай, Антуан Витез, Леон Робель, Мартин Брода.
В1988 году Айги опубликовал маленькую книгу по названием "Поля в городе/ листы во Францию", которая объединила в себе большую часть этих стихотворений. Другие стихи здесь посвящены художникам Парижской Школы, таким как Хуан Миро, Марк Шагал, Утрилло и др.
В своем предисловии к "Зимним кутежам", книге, вначале изданной во Франции в 1978, Айги писал:

"В этой небольшой книге много строк, адресованных деятелям французской культуры, французским поэтам и для меня это в целом неожиданность.
Под громадным, определяющим влиянием французской поэзии (и, в первую очередь, Бодлера), а также самой Франции, происходило быстрое формирование моего литератургого стиля. Я позволил бы себе тут только добавить еще несколько слов... Листая эту маленькую книгу, я вспоминаю с признательностью многие уединенные зимние вечера, где единственной моральной поддержкой для меня являлся — невозможно по другому сказать — дух Макса Жакоба... на продолжительный период моей жизни, все более и более глубоко близкой стала поэзия Пьера-Жана Жува... и в самые суровые последние шестидесятые годы, во время застывания дум, меня начали достигать дружеские голоса Рене Шара, Пьера Эмманюэля, Андре Френо, Жана Грожана, Раймона Кено..."

Однако знание французского языка дало Айги непосредственный доступ не только к французской культуре, которая обогатила его видение мира и собственную поэтику. Оно еще было и средством ознакомления с тем, что не переводилось на русский язык (или было запрещено в СССР). Это произведения, имевшие громадное значение для Айги. На первом месте — Кафка. Айги писал: "…в круге "Кафковского света" я начал читать по-французски в 1961 году". И еще: "Ты знаешь: для меня было (и остается) два "моих евангелия": "Мое обнаженное сердце" Бодлера и святой голос Кафки, в записанных его разговорах в книге Густава Яноуха "Кафка мне сказал" (в переводе Клары Мальро). Я никогда (вот уже более двадцати лет) не расставался с этой книгой, которую знаю наизусть).
Многочисленные стихи Айги декларируют или подразумевают его связь с творчеством и личностью Кафки. И "вещество" для Айги становится доступно только посредством французского языка.
Музыка занимает большое место в "культурном мире" Айги (и в некоторые периоды — преобладающее). Существовали исключительно тонкие и плодотворные связи с такими композиторами, как Волконский, Губайдулина, а позднее с Александром Раскатовым, которые сочиняли инструментальные и вокальные композиции на его стихи. И самим Айги написано немало стихов, вдохновленных музыкальными произведениями. Об этом свидетельствует его маленькая книга "Памяти музыки", опубликованная в Чебоксарах в 1998 году по случаю 200-летия Шуберта. Чтение книг о композиторах для него было необходимостью, чаще всего он читал их по-французски, и авторами их были французские музыковеды. Это прослеживается по нескольким письмам, которые он мне посылал. Так он писал мне в июне 1986-го: "Мне очень нужно: J et B Massin Людвиг ван Бетховен (именно эта книга! Если же ее нет, A. Boucourouchliev\´a о Бетховене из той же серии Solfeges". Или еще 28 апреля 1987 года: "Не смог бы ты достать для меня книжки о Брамсе, Генделе, Шумане, Вагнере (Solfeges/ Seuil) — моими живыми интересами, пожалуй, осталиcь сейчас лишь музыкальные. А за Бетховена еще раз большое спасибо, — в прошлом году он меня просто спас".
Многие произведения Айги вышли в свет первоначально во Франции (только на французском — "Зимние кутежи", "Сон — и поэзия", "Поэзия — как — молчание", или в двуязычном издании — "Тетрадь Вероники", или "Время Оврагов".
Именно во Франции в 1982 году была опубликован самый объемный том стихов Айги на русском языке (более 600 страниц).
В 1977 году мой старый друг Антуан Витез, который, начиная с моих первых переводов, был совершенно влюблен в поэзию Айги, побывал в Москве для того, чтобы осуществить в театре Сатиры постановку "Мизантропа" Мольера. Я был счастлив устроить ему встречу с Айги. Между ними возникла крепкая дружба. В 1982 года Антуан Витез, который был назначен директором Шайо (национального народного театра Жана Вилара), решил организовать в нем вечер поэзии Айги. Айги не получил разрешения приехать в Париж, и стихи читали перед многочисленной аудиторией я и Витез. В декабре 1988 года Айги был приглашен на фестиваль "Русская поэзия", который проходил в Гренобле и Париже. Витез, который тогда был директором Комеди-Франсез, организовал памятный вечер в театре Одеон, где Айги, Витез и я читали стихи на французском и русском языках вместе с известными актрисами Натали Нерваль и Катрин Сальвиа.
В 1978 году поэт Клод Руайе-Журно, который заведовал на радио Франс-Культура передачей "Поэзия-непрерывно", попросил меня провести передачу об Айги (эти передачи шли всю неделю). Жак Рубо согласился сделать вместе со мной сюжет заключительного воскресного дня. Позднее поэт Андре Вельтер повторил эту передачу под названием "Поэзия о слове". Было создано три передачи об Айги (две из них с участием Геннадия), в первой переводы стихов читал Антуан Витез. Последняя, прозвучавшая 13 октября 2005 года, была полностью посвящена двуязычной книге "Все дальше в снега". В 1990 году, когда Айги был приглашен на поэтический фестиваль в Роттердам, Пьер Дюмайе и Робер Бобер посвятили ему большую часть своей телевизионной передачи "Читать и писать".
И когда Марианна Альфан, которая заведовала "Звучащим журналом" в центре Помпиду, попросила меня помочь в организации празднования шестидесятилетия Айги в рамках музея с выступающими из Бразилии, Великобритании, Дании, Польши и Китая (и, разумеется, из Франции), телевидение сделало продолжительный репортаж об этом событии для культурной программы "Метрополис" по каналу "Арте". И потом на протяжении еще долгих месяцев зрители видели лицо Айги на заставке, анонсирующей эту программу.
Что касается 70-летия Айги, то оно было очень тепло отпраздновано в 2004 году в Ди на фестивале Восток-Запад, посвященном народам и культурам Волги. Николай Дронников выпустил по этому случаю художественное издание в трех томах книги "Поклон пению", для которой я перевел сто катренов.
Вот насколько широко было (и все больше и больше становится) известно творчество Айги во Франции.
И нет ничего удивительного в том, что оно оставило свой след и в творчестве многих французских поэтов.
Так, Антуан Витез написал после своей встречи с Айги стихи на русском, в которых чередуется русский и французский, и в поэме, посвященной Айги и озаглавленной "засыпая и попивая" (Antoine Vitez, Poemes, Editions Pol, Paris, 1997, p. 103), можно найти перекличку со стихотворением Айги, которое называется "Место: пивной бар", где есть такие слова: "ты пьющий — значит: спящий!".
Я сам посвятил Айги три стихотворения, отмеченные его влиянием:

* * *

Нимбы                    Как большая арка белого пара в небе
Замысла
И может необходимо пройти
Двенадцать границ

Чтобы найти далеко
Звук похожий

На слово исчезающее
В лазури

5 августа 1986

К тебе

Айги

Мой взор
Разбивающий дистанции и барьеры

Если нам и требуются границы
Лишь чтобы пересекать и отметать
Менять в усилии
И узнавать себя
В смене мест
В сталкивании слов
Ты говорил сконструируем
Этот хрустальный дворец
Движущейся мысли
Где поет и дрожит свет
Во множествах радуг

17 августа 1987

Восхождение

Айги

Свет и ветер
связкой
держат нас
мы восходим
во тьму
внезапных
туч
и их прогонит песнь

8 октября 1987

Жак Рубо написал стихотворение очень "айгистское" по своей сути:
в чрезмерно белом                    расцветки
старинные слышны

в безмерной тишине          лишь самые старинные
из голосов
шаман "алый-молодой" знак звука
знак: "овес"; в нем

узнает себя язык: поэзия
И Жак Ансе пишет нижеследующее, завершая один из своих текстов.

"Для того чтобы в полной мере передать влияние поэзии Айги на современную французскую культуру, достаточно было бы вспомнить об одном из наиболее видных наших философов — Алене Бадью, цитирующем и анализирующем стихи Айги в двух своих книгах".
3 февраля 1985 года мы отметили в узком кругу выход в свет "Тетради Вероники", а уже в январе Айги мне писал: "Это ведь просто чудо, горячее свечение любви и дружбы — домашний теплый вечер в Париже 14 января… — такой праздник любви — вокруг свечения детской чистоты (да и вокруг поэзии, сотворенной и сотворяемой всеми нами, и которая, именно в силу этого, пребывает, остается и больше нас… — и, может быть, это и есть наша самая достойная причастность к ней… — однажды, — слава Богу, как долго длится это однажды! — нам удалось преодолеть одиночество в ней, — в поэзии…"
Сегодня поэзия Айги живет с нами, в нас навсегда.

Перевод Юрия Милорава

Леон Робель — поэт, переводчик, эссеист. Родился в 1928 году. Заслуженный профессор Института восточных языков. Член редакционного комитета журнала "Europe", член чувашской национальной Академии. Перевел десять книг Айги.