городские сумасшедшие выбирают ботинки на свалках
синие кубы помоек будто торговые центры их влекут
городские сумасшедшие в целлофановых шапочках в пестрых нарядах
громко сами с собой рассуждая вдоль проспекта бредут

городские сумасшедшие в полуночном вагоне
подбирают газетки носовые платки и обертки конфет
из туннеля выплывают пустынные станции в позолоте с колоннами
изливая с больной головы на здоровую тусклый жалобный свет

в сумасшедшей москве слишком много домов тупиков и улиц
там и тут пропадают люди рождаются люди и теряют себя
зимний ветер танцует над крышами злой порывистый танец
мельтешат огоньками витрины и машины тревожно гудят

видишь городские сумасшедшие в темноте окликают прохожих
напевают гнусавые песни и в замерзшие лужи плюют
их котомки набиты таинственной мертвой поклажей
городские сумасшедшие ни в глаза ни в карманы заглянуть не дадут
подойди к батарее отогрей онемевшие руки
попытайся припомнить свое имя e-mail и диплом
среди темной метели услышь тихий сбивчивый голос
в сумасшедшей москве отыщи в тупике свой потерянный дом

Мир не мил,
а жесток.
Знай сверчок
свой шесток.

Мир горилл.
Мир — вокзал.
Ты, сверчок —
нелегал.

Не перечь!
Прочь за печь!
Мир тебе
не увлечь.

А сверчок-то,
сверчок
зарядил
карабин
и в ночи
из печи
по гориллам
палил:

закатил
миру
пир.

Как много мертвых птиц!
Как много птиц живых!
Я волосы зажгла,
и ничего, бывает.
На зов семи ветров
из комнаты лечу
и стекла мутные
с разлету пробиваю.

Как много мертвых птиц!
Как много птиц живых!
Теряю перышко,
и ничего, не больно.
Личины облаков
таинственно довольны,
безветрие, среда,
лечу и хохочу.

Как много мертвых птиц!
Как много птиц живых!
Я камнем вниз несусь,
и ничего, не страшно.
Губастая земля,
прожорливая пашня
теплом своей щеки
меня не обожжет.
Как много мертвых птиц!
Как много птиц живых!
Над городом кружу,
и ничего, спокойна.
Оскал отвесных крыш
беструбый и безвольный,
сияньем серебра
меня не ослепишь!

Как много мертвых птиц!
Как много птиц живых!
Сквозь ночь парю,
и ничего, приятно.
Зрачки потухших звезд,
предательские пятна
тоской небытия
меня не усыпят.