Литобоз
Ведущий — Евгений Степанов
Александр Давыдов. Три шага к себе... М.: Наука (серия "Русский Гулливер"), 2005.
В новый сборник Александра Таврова "Три шага к себе..." вошли три повести, написанные им с октября 1982 по январь 1987 года. Хотя, по сути, это не три самостоятельных произведения, а лишь части одной большой вещи. Как справедливо заметил автор в начале повести "Ночка": "пришлось мне написать одну штуковину, которую я назвал "Ноль", а новое могло произрасти из любой ее фразы". Конечно же, и "Сто дней", и "Ночка" — продолжение всего того, что уже было заявлено в "Ноле".
Жанр всех трех произведений автор определил как повесть. Между тем их следовало бы назвать трехчастным дневником, поскольку они представляют собой не что иное, как рассуждения автора по поводу эпохи, в которой он живет.
И "Ноль", и "Сто дней", и "Ночка" связаны прежде всего образом рассказчика. Это человек, переживший духовный кризис, потерявший всякие ориентиры в мире, "оболочку, отделяющую его от мира", и пытающийся найти новую опору. Рассказчик чувствует полную беззащитность, это его, естественно, угнетает, он хочет вновь создать себе какую-то защиту, вновь гармонизировать мир. Остро осознав свое одиночество, он жаждет выяснить, отчего так произошло, и в конце концов приходит к выводу, что это было неизбежно.
Если в первой части сборника рассказчик ни к кому конкретно не обращается, а точнее, его слова адресованы всем, кто откроет книгу, то в третьей части, на мой взгляд, наиболее лиричной и наиболее интересной с точки зрения языка, появляется образ молчаливого слушателя — маленького сына рассказчика. Правда, слушателем его в прямом смысле назвать нельзя, так как ребенок спит, но важно то, что монолог рассказчика адресован теперь не широкой аудитории, а близкому ему человеку. Совершенно меняется интонация. Первой части сборника свойственна откровенная публицистичность, рассказчик, с одной стороны, копается в себе, ищет объяснения тому, что с ним происходит, но с другой стороны, у него нет ни внутренних противоречий, ни сомнений, он сумел логически объяснить себе свое состояние, он поучает читателя, он абсолютно уверен, что его модель мира правильна. В третьей же части сборника рассказчик уже не столь категоричен. Исчезает резкость, интонация становится более интимной. Последняя повесть больше других приближена к художественной прозе.
Стиль всех трех частей сборника эклектичен. Это что-то среднее между публицистикой, художественной литературой и философией. А какой же еще стиль может быть у произведений, написанных в "эпоху безвременья", когда все вокруг теряет форму?
Но, как говорит автор, "при недостатке форм эпоха ноля — всегда эпоха мысли", так что, по-видимому, этот сборник, написанный в предперестроечный и перестроечный периоды, представляет собой наибольшую ценность с точки зрения содержания, а не формы.
Жанр всех трех произведений автор определил как повесть. Между тем их следовало бы назвать трехчастным дневником, поскольку они представляют собой не что иное, как рассуждения автора по поводу эпохи, в которой он живет.
И "Ноль", и "Сто дней", и "Ночка" связаны прежде всего образом рассказчика. Это человек, переживший духовный кризис, потерявший всякие ориентиры в мире, "оболочку, отделяющую его от мира", и пытающийся найти новую опору. Рассказчик чувствует полную беззащитность, это его, естественно, угнетает, он хочет вновь создать себе какую-то защиту, вновь гармонизировать мир. Остро осознав свое одиночество, он жаждет выяснить, отчего так произошло, и в конце концов приходит к выводу, что это было неизбежно.
Если в первой части сборника рассказчик ни к кому конкретно не обращается, а точнее, его слова адресованы всем, кто откроет книгу, то в третьей части, на мой взгляд, наиболее лиричной и наиболее интересной с точки зрения языка, появляется образ молчаливого слушателя — маленького сына рассказчика. Правда, слушателем его в прямом смысле назвать нельзя, так как ребенок спит, но важно то, что монолог рассказчика адресован теперь не широкой аудитории, а близкому ему человеку. Совершенно меняется интонация. Первой части сборника свойственна откровенная публицистичность, рассказчик, с одной стороны, копается в себе, ищет объяснения тому, что с ним происходит, но с другой стороны, у него нет ни внутренних противоречий, ни сомнений, он сумел логически объяснить себе свое состояние, он поучает читателя, он абсолютно уверен, что его модель мира правильна. В третьей же части сборника рассказчик уже не столь категоричен. Исчезает резкость, интонация становится более интимной. Последняя повесть больше других приближена к художественной прозе.
Стиль всех трех частей сборника эклектичен. Это что-то среднее между публицистикой, художественной литературой и философией. А какой же еще стиль может быть у произведений, написанных в "эпоху безвременья", когда все вокруг теряет форму?
Но, как говорит автор, "при недостатке форм эпоха ноля — всегда эпоха мысли", так что, по-видимому, этот сборник, написанный в предперестроечный и перестроечный периоды, представляет собой наибольшую ценность с точки зрения содержания, а не формы.