Мемуары
Дети Ра ГОРЛАНОВА
ТАТЬЯНА БЕК
Таня:
— Другим людям легче жить, а у меня
нет ключа к разгадке жизни.
Я:
— Ни у кого нет, все мы ищем…
Вы тоже нашли в стихах:
"Я буду честная старуха".
(Из разговора 2002 года)
— Другим людям легче жить, а у меня
нет ключа к разгадке жизни.
Я:
— Ни у кого нет, все мы ищем…
Вы тоже нашли в стихах:
"Я буду честная старуха".
(Из разговора 2002 года)
Господи, была жива еще Ира Полянская! В ночь на 1 августа 2002 года я ночевала у нее в Москве. Рано утром смог киселем ходил по квартире. Ирочка за завтраком предложила: "Пригласи Таню Бек к нам! Я отдам вам на целый день комнату — записывайте интервью". Я позвонила, пригласила и услышала в ответ:
— Нет, Нина, лучше вы приезжайте — мне легче работать дома, потому что так я чувствую себя свободно!
Это было как пароль и отзыв (для меня тоже главное всегда — свобода).
На автобусной остановке, внизу — возле самого тротуара — еще не было сизо, и я заметила мертвого сверчка. А я так люблю их ночные сонорные мелодии! В жаркие лета сверчки живут прямо в нашей пермской квартире и поют-поют…
Набоков бы поднял бедного сверчка, взял домой, подумала я. Но в это время подошел мой автобус. Через год умерла Ира, и я почему-то вспомнила того сверчка. Таня тогда помогла мне опубликовать мой мемуар об Ире в "Независимой"…
И вот не стало Тани. Ушли две мои певуньи.
А зачем мне жизнь заранее показала "эпиграф" в виде безмолвного сверчка, я поняла гораздо позже. Но об этом ниже.
Пока же сквозь сиреневый смог я еще еду на встречу с Татьяной Бек. Я никогда не видела ее ранее, но, конечно, знаю ее стихи. "Сжала губы полубантиком, полунищим узелком…" — эти строки всегда мне казались такими нужными!
Таня в точности выполнила все советы, услышанные по радио: расставила в комнате керамические сосуды с водой, чтоб смог не победил нас окончательно, и положила на стол марлевые повязки. Но мы про них так и забыли.
Несмотря на то, что в комнате было сизо, и портрет Тани работы Войновича казался принадлежащим Тернеру… мы взахлеб говорили и говорили.
Весь этот волшебный день записан у меня подробно (вечером я уехала в Пермь). Когда Танечка включила магнитофон, я достала свою записную книжку. Всегда все записываю. Она задавала совершенно необычные вопросы:
— Много ли в вас, нынешней, от той девочки, которой вы были в детстве?
— Вы — когда читаете — ищете в книге утешения или правды?
— Когда вы впервые почувствовали себя действительно зрелым человеком?
У нее на ходу возникали точные формулировки. Я сказала: меня как автора волнует, насколько человек меняется к лучшему, а его бездны — это мне совершенно уже не интересно. Таня уточнила: Вас не интересует эмпирика падения?
— Да, да, да!
Но тут же выяснилось, что ЭМПИРИКА ПАДЕНИЯ продолжает волновать меня… И еще как!
Так, я должна здесь сосредоточиться и подробно все передать! Господи, помоги!!!
Речь у нас зашла о мифологеме сокровища.
Я кратко анализировала: сокровище — от "сокрыть", значит, силу дает лишь то, что сокрыто, и Скупой рыцарь — не столько жадный, сколько в нем сильна мифологема сокровища, то есть деньги сейчас у нас вывозятся на Запад не только потому, что законы плохие, но и потому, что сильна мифологема сокровища.
И тут Танечка спросила:
— Секретики дети строят — в земле… это однокоренные слова: секрет и сокрыть?
Она ВСЕ ПРОВЕРЯЛА ДЕТСТВОМ! "Кто не примет Царствия Божия, как дитя, тот не войдет в него".
И далее — тот взволнованный разговор о буржуазности, который до сих пор стоит у меня в ушах… Как страсть к сокровищам — к деньгам, антиквариату — сочетается с тем, что художник пишет (фотографирует) одни трущобы. В чем тут дело? В том, что маргинальность продается хорошо? Или здесь имеем дело с неполным перерождением?
Таню очень волновало ПЕРЕРОЖДЕНИЕ некоторых знакомых! Она печально сказала: ее родители бы смеялись над погоней за деньгами многих сейчас живущих писателей.
Затем она спросила про пермских диссидентов из моей "Любви в резиновых перчатках":
— А вас потом не удивляло, что эти наши дивные мальчики часто становились компромиссными и буржуазными мужами?
— Нет, не удивляло и не изумляло. Иначе. Я об этом очень много думала. После революции всегда бывает перерождение. Революция пожирает своих детей или… выедает души (но без разрешения человека ничего с душой сделать нельзя). Тут напились недавно на вечере встречи, и один из прототипов этой повести говорит мне, что другой прототип его спросил: "Ну мы когда-нибудь эту суку повесим или нет?"
— Кого?
— Меня. Он, прототип постаревший, спрашивает: "Ты зачем нас так описала?" А я говорю: "Потому что меня это волнует до сих пор". (Моя подруга говорит, что надо было сказать: "Волнуешь ты меня, дорогой".) Очень некоторые испугались тогда, в 70-м. Суд. Излом судьбы. Но я с ними вместе не расклеивала тогда листовки против ввода войск в Чехословакию. Я не пережила этот ужас испуга. И не имею право их осуждать — имею право только волноваться, и вопрошать: что, почему, как? Ведь многие шли в диссидентское движение из амбиций, из соображений дружбы… Сложный процесс. А когда пришло время расплачиваться, не все были готовы.
Если сформулировать в общем, то Таню волновала ИГРА НА ПОНИЖЕНИЕ, которая идет в мире: засилье пошлости и массовой культуры. Я сказала:
— Но соревнования по поеданию крапивы — в мире капитализма — ЛУЧШЕ, чем гибель миллионов в лагерях при Советах.
— Да… просто одна знакомая звонит и часами уговаривает меня сменить прическу: мол, тогда студенты будут больше прислушиваться к моим словам! Знаете, я написала даже ей письмо! "Я же Вам не навязываю того, что меня волнует больше всего — размышления о рифме".
Так, в придаточном предложении, прозвучало, ЧТО волнует больше всего — рифма, поэзия, творчество. Но! Есть одно большое НО! Размышлениями о рифме не дает заняться та же ПОШЛОСТЬ, которая очень напориста, часами диктует, как сменить прическу.
Игра на понижение не дает играть на повышение!
Тут я вспомнила, что привезла Тане свои картины, и стала их доставать. Она же подарила мне свои книги и три пары прекрасной обуви ("Прислали друзья, но размер не подошел"). Еще мы с нею пообедали — Танечка пожарила курицу.
— Я не мастерица готовить что-то особенное.
— А я и вовсе с бытом не справляюсь!
— О, Нина, дай Бог всем так не справляться!
— Таня, у меня бывают депрессии, и тогда я не стираю, но потом — правда — чищу желчный пузырь, и тоска отступает…
…Уже после смерти Тани, мне сказал один москвич:
— Советское время убивало тело, а сказано: бойтесь тех, кто душу может убить. Капитализм душу убивает…
— Нет! Не согласна!!! Советская власть душу растлевала ого-го как! Ведь когда расстреливали-пытали, кто это делал? Люди советские это делали — расстреливали-пытали! Сколько душ полетело в тартарары!!!
…О том, что мертвую Танечку нашли, когда пузырек из-под таблеток был пуст, а на запястье у нее был надрез, мне позвонили из Израиля… Но точно там тоже не знали: сердце не выдержало травли или она перебрала дозу снотворного.
И я сразу вспомнила, как 1 августа 2002 года она проводила меня до метро и сказала: "Нина, как хорошо мы провели день! А ведь я так вас боялась".
Таня еще вверху махала мне рукой, а я уже бросилась к Улицкой, чтобы сказать ей, как плакала, когда читала у нее про то, как в ванне героиня приходила в себя… А Люся поднималась мне навстречу в такой глубокой задумчивости, зачем я ей помешала! Затем, что Таня сказала: боялась меня! Меня!!! С ума сойти можно! Я-то думала, что уж меня бояться нельзя… Значит, я должна измениться, должна так себя вести, чтоб уж всем было ясно, что бояться меня не нужно.
Как трогательно Таня писала мне в электронных письмах: мужайтесь, правда на нашей стороне. И подписывалась: Бек с препятствиями. О, знала бы она, КАКОЕ препятствие встанет на ее жизненном пути!!!
Мы переписывались всего два с половиной года. Но поскольку электронная почта нынче дает возможность общаться мгновенно (иногда — три раза за день!), то и дружба по переписке может быть гораздо интенсивнее. На что в ХХ веке уходило десятилетие, в ХХI — свершается за год… У меня такое впечатление, что мы продружили всю жизнь.
Но уже не придут от нее посылки с журналами, книгами, какими-то красивыми ручками-карандашами.
Однажды вдруг Таня стала просить: "Нина, мне очень нужно, чтоб вы написали картину, где есть ворона". "Нина! Можно ворону зимнюю, можно ворону летнюю. Мне это важно, я потом объясню, в чем дело". Теперь никогда уже не объяснит! Ворон я, конечно, сразу ей послала с оказией (и зимнюю, и летнюю), а еще — портрет Танечки с вороной на плече. Потом Таня опубликовала его в "Экслибрисе".
И вскоре — зимой — она поскользнулась — случился перелом ноги "имени Лужкова" (так она написала), и я уже пожалела, что этих ворон согласилась написать… но поздно.
Вдруг Танечка написала про накатившую депрессию, а я… предложила свое коронное средство — ее сосватать. Таня сразу и категорически отказалась. "Замуж я не хочу, но еще не теряю надежды, что в моей жизни случится большая романтическая любовь, пусть даже и без ответа. Может, к цыгану". Я подумала: если шутит, то все обойдется…
Не обошлось.
Остались мне сапожки от Танечки, остались всем нам ее прекрасные стихи! Но никогда она не уже не будет "хорошей старухой", как собиралась! Ни-ког-да…
— Нет, Нина, лучше вы приезжайте — мне легче работать дома, потому что так я чувствую себя свободно!
Это было как пароль и отзыв (для меня тоже главное всегда — свобода).
На автобусной остановке, внизу — возле самого тротуара — еще не было сизо, и я заметила мертвого сверчка. А я так люблю их ночные сонорные мелодии! В жаркие лета сверчки живут прямо в нашей пермской квартире и поют-поют…
Набоков бы поднял бедного сверчка, взял домой, подумала я. Но в это время подошел мой автобус. Через год умерла Ира, и я почему-то вспомнила того сверчка. Таня тогда помогла мне опубликовать мой мемуар об Ире в "Независимой"…
И вот не стало Тани. Ушли две мои певуньи.
А зачем мне жизнь заранее показала "эпиграф" в виде безмолвного сверчка, я поняла гораздо позже. Но об этом ниже.
Пока же сквозь сиреневый смог я еще еду на встречу с Татьяной Бек. Я никогда не видела ее ранее, но, конечно, знаю ее стихи. "Сжала губы полубантиком, полунищим узелком…" — эти строки всегда мне казались такими нужными!
Таня в точности выполнила все советы, услышанные по радио: расставила в комнате керамические сосуды с водой, чтоб смог не победил нас окончательно, и положила на стол марлевые повязки. Но мы про них так и забыли.
Несмотря на то, что в комнате было сизо, и портрет Тани работы Войновича казался принадлежащим Тернеру… мы взахлеб говорили и говорили.
Весь этот волшебный день записан у меня подробно (вечером я уехала в Пермь). Когда Танечка включила магнитофон, я достала свою записную книжку. Всегда все записываю. Она задавала совершенно необычные вопросы:
— Много ли в вас, нынешней, от той девочки, которой вы были в детстве?
— Вы — когда читаете — ищете в книге утешения или правды?
— Когда вы впервые почувствовали себя действительно зрелым человеком?
У нее на ходу возникали точные формулировки. Я сказала: меня как автора волнует, насколько человек меняется к лучшему, а его бездны — это мне совершенно уже не интересно. Таня уточнила: Вас не интересует эмпирика падения?
— Да, да, да!
Но тут же выяснилось, что ЭМПИРИКА ПАДЕНИЯ продолжает волновать меня… И еще как!
Так, я должна здесь сосредоточиться и подробно все передать! Господи, помоги!!!
Речь у нас зашла о мифологеме сокровища.
Я кратко анализировала: сокровище — от "сокрыть", значит, силу дает лишь то, что сокрыто, и Скупой рыцарь — не столько жадный, сколько в нем сильна мифологема сокровища, то есть деньги сейчас у нас вывозятся на Запад не только потому, что законы плохие, но и потому, что сильна мифологема сокровища.
И тут Танечка спросила:
— Секретики дети строят — в земле… это однокоренные слова: секрет и сокрыть?
Она ВСЕ ПРОВЕРЯЛА ДЕТСТВОМ! "Кто не примет Царствия Божия, как дитя, тот не войдет в него".
И далее — тот взволнованный разговор о буржуазности, который до сих пор стоит у меня в ушах… Как страсть к сокровищам — к деньгам, антиквариату — сочетается с тем, что художник пишет (фотографирует) одни трущобы. В чем тут дело? В том, что маргинальность продается хорошо? Или здесь имеем дело с неполным перерождением?
Таню очень волновало ПЕРЕРОЖДЕНИЕ некоторых знакомых! Она печально сказала: ее родители бы смеялись над погоней за деньгами многих сейчас живущих писателей.
Затем она спросила про пермских диссидентов из моей "Любви в резиновых перчатках":
— А вас потом не удивляло, что эти наши дивные мальчики часто становились компромиссными и буржуазными мужами?
— Нет, не удивляло и не изумляло. Иначе. Я об этом очень много думала. После революции всегда бывает перерождение. Революция пожирает своих детей или… выедает души (но без разрешения человека ничего с душой сделать нельзя). Тут напились недавно на вечере встречи, и один из прототипов этой повести говорит мне, что другой прототип его спросил: "Ну мы когда-нибудь эту суку повесим или нет?"
— Кого?
— Меня. Он, прототип постаревший, спрашивает: "Ты зачем нас так описала?" А я говорю: "Потому что меня это волнует до сих пор". (Моя подруга говорит, что надо было сказать: "Волнуешь ты меня, дорогой".) Очень некоторые испугались тогда, в 70-м. Суд. Излом судьбы. Но я с ними вместе не расклеивала тогда листовки против ввода войск в Чехословакию. Я не пережила этот ужас испуга. И не имею право их осуждать — имею право только волноваться, и вопрошать: что, почему, как? Ведь многие шли в диссидентское движение из амбиций, из соображений дружбы… Сложный процесс. А когда пришло время расплачиваться, не все были готовы.
Если сформулировать в общем, то Таню волновала ИГРА НА ПОНИЖЕНИЕ, которая идет в мире: засилье пошлости и массовой культуры. Я сказала:
— Но соревнования по поеданию крапивы — в мире капитализма — ЛУЧШЕ, чем гибель миллионов в лагерях при Советах.
— Да… просто одна знакомая звонит и часами уговаривает меня сменить прическу: мол, тогда студенты будут больше прислушиваться к моим словам! Знаете, я написала даже ей письмо! "Я же Вам не навязываю того, что меня волнует больше всего — размышления о рифме".
Так, в придаточном предложении, прозвучало, ЧТО волнует больше всего — рифма, поэзия, творчество. Но! Есть одно большое НО! Размышлениями о рифме не дает заняться та же ПОШЛОСТЬ, которая очень напориста, часами диктует, как сменить прическу.
Игра на понижение не дает играть на повышение!
Тут я вспомнила, что привезла Тане свои картины, и стала их доставать. Она же подарила мне свои книги и три пары прекрасной обуви ("Прислали друзья, но размер не подошел"). Еще мы с нею пообедали — Танечка пожарила курицу.
— Я не мастерица готовить что-то особенное.
— А я и вовсе с бытом не справляюсь!
— О, Нина, дай Бог всем так не справляться!
— Таня, у меня бывают депрессии, и тогда я не стираю, но потом — правда — чищу желчный пузырь, и тоска отступает…
…Уже после смерти Тани, мне сказал один москвич:
— Советское время убивало тело, а сказано: бойтесь тех, кто душу может убить. Капитализм душу убивает…
— Нет! Не согласна!!! Советская власть душу растлевала ого-го как! Ведь когда расстреливали-пытали, кто это делал? Люди советские это делали — расстреливали-пытали! Сколько душ полетело в тартарары!!!
…О том, что мертвую Танечку нашли, когда пузырек из-под таблеток был пуст, а на запястье у нее был надрез, мне позвонили из Израиля… Но точно там тоже не знали: сердце не выдержало травли или она перебрала дозу снотворного.
И я сразу вспомнила, как 1 августа 2002 года она проводила меня до метро и сказала: "Нина, как хорошо мы провели день! А ведь я так вас боялась".
Таня еще вверху махала мне рукой, а я уже бросилась к Улицкой, чтобы сказать ей, как плакала, когда читала у нее про то, как в ванне героиня приходила в себя… А Люся поднималась мне навстречу в такой глубокой задумчивости, зачем я ей помешала! Затем, что Таня сказала: боялась меня! Меня!!! С ума сойти можно! Я-то думала, что уж меня бояться нельзя… Значит, я должна измениться, должна так себя вести, чтоб уж всем было ясно, что бояться меня не нужно.
Как трогательно Таня писала мне в электронных письмах: мужайтесь, правда на нашей стороне. И подписывалась: Бек с препятствиями. О, знала бы она, КАКОЕ препятствие встанет на ее жизненном пути!!!
Мы переписывались всего два с половиной года. Но поскольку электронная почта нынче дает возможность общаться мгновенно (иногда — три раза за день!), то и дружба по переписке может быть гораздо интенсивнее. На что в ХХ веке уходило десятилетие, в ХХI — свершается за год… У меня такое впечатление, что мы продружили всю жизнь.
Но уже не придут от нее посылки с журналами, книгами, какими-то красивыми ручками-карандашами.
Однажды вдруг Таня стала просить: "Нина, мне очень нужно, чтоб вы написали картину, где есть ворона". "Нина! Можно ворону зимнюю, можно ворону летнюю. Мне это важно, я потом объясню, в чем дело". Теперь никогда уже не объяснит! Ворон я, конечно, сразу ей послала с оказией (и зимнюю, и летнюю), а еще — портрет Танечки с вороной на плече. Потом Таня опубликовала его в "Экслибрисе".
И вскоре — зимой — она поскользнулась — случился перелом ноги "имени Лужкова" (так она написала), и я уже пожалела, что этих ворон согласилась написать… но поздно.
Вдруг Танечка написала про накатившую депрессию, а я… предложила свое коронное средство — ее сосватать. Таня сразу и категорически отказалась. "Замуж я не хочу, но еще не теряю надежды, что в моей жизни случится большая романтическая любовь, пусть даже и без ответа. Может, к цыгану". Я подумала: если шутит, то все обойдется…
Не обошлось.
Остались мне сапожки от Танечки, остались всем нам ее прекрасные стихи! Но никогда она не уже не будет "хорошей старухой", как собиралась! Ни-ког-да…
"Но весною… Когда соловей…
Но едва лишь кусты на могиле…
Я, не слыша гордыни своей
Так хочу, чтобы просто любили".
Но едва лишь кусты на могиле…
Я, не слыша гордыни своей
Так хочу, чтобы просто любили".
— Стихи Тани стали еще значительнее (Я).
— Смерть дописывает все стихи (Слава). (Вячеслав Букур — писатель, муж Нины Горлановой. — ред.).
— Смерть дописывает все стихи (Слава). (Вячеслав Букур — писатель, муж Нины Горлановой. — ред.).
"Я булыжник швырну в лимузин,
проезжающий мимо бомжа…"
проезжающий мимо бомжа…"
Да, когда вместо партбилета стал доллар, как часто хочется перечитать эти Танечкины строки.
Таня мне недавно приснилась, но во сне она — мужчина рыцарского облика и берет уроки фехтования возле блочной пятиэтажки. И я во сне думаю: вот и хорошо, что можешь постоять за себя теперь, Танечка! (Надеюсь, что так.)
Отец Тани сказал однажды о непорядочном поступке знакомого: "Много не заработает, а некролог испортит". Таня некролог не испортила, но мы тоже должны кое-что сделать, чтоб свои некрологи не испортить.
Во-первых, нужно назвать все своими словами: Таня погибла "за вашу и нашу свободу" (как написала Наташа Горбаневская, выйдя в 68-м на Красную площадь — тогда она протестовала против ввода наших войск в Чехословакию).
Во-вторых, нужно хотя бы мемориальную доску открыть. И цветы туда носить.
Как писал Георгий Иванов: поэтами часто рождаются, но редко кто умрет поэтом… Ну вот — Таня умерла так, борясь за свободу… Но какая боль нам всем от этого!
По ТВ показали человека, который отбился от напавшей акулы. Она его схватила за локоть, а он стал другой рукой бить ее по морде. И акула отступила! Эта история меня глубоко поразила. Я ее рассказываю по телефону и рассылаю в письмах, призывая так же стойко бороться с проблемами. Только Тане Бек это уже поздно написать. Только куда-то вверх сообщаю:
— Таня, ты бы в морду… да кулаком!!!
Слышала по ТВ — Шостакович переворачивал подписной лист и подписывал… Как бы своего рода протест это был.
Но Таня, конечно, думала, что эти времена прошли, что можно честно свои мысли опубликовать.
16 января 2006 года. Сегодня по ТВ видела Таню в передаче о Рыбакове. Она там — сияющая! Танечка, как мне тебя не хватает!!!!
"Насколько хватит сил притворяться нормальным, столько и будешь", — сказала мне Таня в ответ на мои страхи сойти с ума (в юности мне сие нагадали по руке: линия жизни у меня якобы длиннее, чем линия ума).
Как же случилось, что сил у тебя не хватило?!
Очнулась: стою на оранжевом солнце (внуки на полу мелом рисовали)… Когда есть внуки, легче силы найти для спасения. А у нее не было. Ей труднее.
И тут слышу по ТВ: на Западе соревнуются в том, кто больше выплюнет мертвых сверчков.
Ага, мертвые сверчки, снова я встретилась с ними, что-то тут для меня важно… очень важно… что? А то, что мы-то не должны плеваться мертвыми!
Нина, раз у тебя есть силы, ты должна написать обо всем, что передумала про гибель Тани.
У Данте в последнем круге ада мучаются не насильники и не убийцы, а те, кто злом отплатили за добро. Неблагодарные. Не будем же ими! Упаси нас Господь!
Один московский редактор сказал мне:
— Вы, Нина, опоздали с этой темой. Год прошел со дня смерти Тани.
— А со дня смерти Пушкина еще больше лет прошло. Но мы все думаем об этом, пишем.
— Таня Бек — не Пушкин.
— Она наш Пушкин. Какие мы, таков и наш Пушкин.
18 февраля 2006 года я выезжала из Москвы в Пермь. У Ярославского вокзала курила высокая красивая женщина, похожая на Танечку. Но не она…
Но правда до сих пор на нашей стороне. А с нею легче дышать.
Таня мне недавно приснилась, но во сне она — мужчина рыцарского облика и берет уроки фехтования возле блочной пятиэтажки. И я во сне думаю: вот и хорошо, что можешь постоять за себя теперь, Танечка! (Надеюсь, что так.)
Отец Тани сказал однажды о непорядочном поступке знакомого: "Много не заработает, а некролог испортит". Таня некролог не испортила, но мы тоже должны кое-что сделать, чтоб свои некрологи не испортить.
Во-первых, нужно назвать все своими словами: Таня погибла "за вашу и нашу свободу" (как написала Наташа Горбаневская, выйдя в 68-м на Красную площадь — тогда она протестовала против ввода наших войск в Чехословакию).
Во-вторых, нужно хотя бы мемориальную доску открыть. И цветы туда носить.
Как писал Георгий Иванов: поэтами часто рождаются, но редко кто умрет поэтом… Ну вот — Таня умерла так, борясь за свободу… Но какая боль нам всем от этого!
По ТВ показали человека, который отбился от напавшей акулы. Она его схватила за локоть, а он стал другой рукой бить ее по морде. И акула отступила! Эта история меня глубоко поразила. Я ее рассказываю по телефону и рассылаю в письмах, призывая так же стойко бороться с проблемами. Только Тане Бек это уже поздно написать. Только куда-то вверх сообщаю:
— Таня, ты бы в морду… да кулаком!!!
Слышала по ТВ — Шостакович переворачивал подписной лист и подписывал… Как бы своего рода протест это был.
Но Таня, конечно, думала, что эти времена прошли, что можно честно свои мысли опубликовать.
16 января 2006 года. Сегодня по ТВ видела Таню в передаче о Рыбакове. Она там — сияющая! Танечка, как мне тебя не хватает!!!!
"Насколько хватит сил притворяться нормальным, столько и будешь", — сказала мне Таня в ответ на мои страхи сойти с ума (в юности мне сие нагадали по руке: линия жизни у меня якобы длиннее, чем линия ума).
Как же случилось, что сил у тебя не хватило?!
Очнулась: стою на оранжевом солнце (внуки на полу мелом рисовали)… Когда есть внуки, легче силы найти для спасения. А у нее не было. Ей труднее.
И тут слышу по ТВ: на Западе соревнуются в том, кто больше выплюнет мертвых сверчков.
Ага, мертвые сверчки, снова я встретилась с ними, что-то тут для меня важно… очень важно… что? А то, что мы-то не должны плеваться мертвыми!
Нина, раз у тебя есть силы, ты должна написать обо всем, что передумала про гибель Тани.
У Данте в последнем круге ада мучаются не насильники и не убийцы, а те, кто злом отплатили за добро. Неблагодарные. Не будем же ими! Упаси нас Господь!
Один московский редактор сказал мне:
— Вы, Нина, опоздали с этой темой. Год прошел со дня смерти Тани.
— А со дня смерти Пушкина еще больше лет прошло. Но мы все думаем об этом, пишем.
— Таня Бек — не Пушкин.
— Она наш Пушкин. Какие мы, таков и наш Пушкин.
18 февраля 2006 года я выезжала из Москвы в Пермь. У Ярославского вокзала курила высокая красивая женщина, похожая на Танечку. Но не она…
Но правда до сих пор на нашей стороне. А с нею легче дышать.
16 марта 2006 г., Пермь
P.S.
Я была в Москве летом 2006 года. В писательской среде рассказали мне, что Таня любила одного писателя, а у них в это время случился разрыв, поэтому она была в таком стрессе, а не только из-за предательства друзей…
Я была в Москве летом 2006 года. В писательской среде рассказали мне, что Таня любила одного писателя, а у них в это время случился разрыв, поэтому она была в таком стрессе, а не только из-за предательства друзей…
Нина Горланова — прозаик, поэтесса, художница. Родилась в 1947 году в деревне Верхний Юг Пермской области. Окончила филологический факультет Пермского государственного университета. Автор многочисленных книг и публикаций. Живет в Перми.