Как-то неожиданно получилось, но литературные споры (даже дрязги!) остались на обочине, и массового читателя (или «широкого», что приобретает совсем иной подтекст в эру гамбургера) не то что не волнуют — проходят мимо. Эдакое создание слонов из мух наперсточного размера. То есть резонанс имеется, но ограниченный узкими рамками. Что уж говорить о критике, где и скандалов поменьше, и стиль, что называется, предполагает. Этакое лакейство? Официанство? Даже заметный труд может остаться малозамечаемым. И все-таки, если звезды зажигаются (авторы пишут), значит это (тексто-часы) кому-нибудь нужно (пусть даже рецензенту да родным и друзьям автора)… Тогда — вперед, и если наше колесо обозрения посетит и благодарный читатель (даже неблагодарный!), то наш напрасный труд будет чуточку менее напрасным…

Темой июльского номера «Детей Ра» стал еженедельник «Поэтоград» — родственное издание, готовящееся силами издательского центра «Вест-Консалтинг», в недрах которого создается и журнал.
Ян Бруштейн, как сказал о нем Иван Шепета, «поэт случайных открытий, нечаянных удач и щедрости» представлен стихами из новой книги. Стихи по большей части традиционные (силлабо-тонические), честные и простые.

Цепочка «серым» — «сирым» — «седым» — «сором», заканчивающаяся «содомом» — сама по себе сюжетна, хоть и бездоказательна. Исход мира — не библейский, без привычных знамений; впрочем знамения в мире, выпестованном Бруштейном, имеются, но они иные. Мир — стареет, как стареет и человек, и «содом» может быть заключен отнюдь не в рамки мира/города, а в пространство одного-единственного человека, который сам — и город, и мир.
Но… стоит одолеть еще несколько строк, и возникают ожидаемые знамения. И вот четыре ангела седлают коней, вот… Все переплетается, перемешивается в жерле готовящегося/случившегося Апокалипсиса. Но что значат вестники конца света, когда «…мы встанем ряд за рядом во имя того/кто дал нам свободу воли и право на жизнь»?

Не так давно вошедший в лонг-лист Волошинского конкурса Сергей Попов интеллектуален; ему свойственна игра, заканчивающаяся порой не самым удачным образом:

Звукопись здесь мешает, окунувшись в фонетику, читатель невольно отрывается от сюжета; искусность (как охарактеризовал лирику Попова Влад Антикин) становится самозаложницей, поглощая себя. Хотя поиск созвучий более чем интересен: «Звезды-лезвия сверкнули,/поприжухли сторожа./Привкус крови, присвиcт пули,/за душою ни гроша».
И все-таки в нарративе не просто поиск формы и выразительных средств. А и приращение смысла, создание из привычных слов‑ингридиентов блюда не простого, не сложного, а такого, что вроде бы на виду, только… как заметить, как объять?

В рубрике «Перекличка поэтов» привлекли внимание стихи Сергей Бирюкова:

Собственно, этим можно было и завершить стихотворение, но Бирюков, справедливо назвав данную постановку вопроса моветоном, ударяется едва ли не в метафизику:

Сумма идей, нарастающая от строчки к строчке, как бы указует иным «авангардистам» — начальный импульс далеко не всегда может быть одновременно и конечным, сама по себе мысль — моветон, и только погрузившись на глубину двойного или тройного дна можно вызвать читательское «ах!», а не просто «ну и что».
Бирюков раскрывает (продолжает) «находки», препарирует их, развивает не только сугубо поэтическими средствами. А смешение материй в структуре поэтического текста лишь добавляет многомерности, поскольку опрощение (в смысле моветона) и авангард — и об этом надо помнить ежесекундно! — несовместны. Во всяком случае, в наши времена.