Эхо расхватало на цитаты тишину
Вскриком половицы из-под тяжести шагов.
Голос бесполезен,
все слова идут ко дну
Горькой пустоты, что остается после снов.

Белизну ладоней полирует лунный свет,
Будто так им легче дотянуться до звезды.

Нет в тебе ни капли неизбежности —
и нет
Средства, чтобы выжать из меня твои следы.

Разревелась…

Тоже мне — принцесса на бобах!
Жизнь не так горька, чтоб принимать ее всерьез.

Нет во мне ни грамма сожалений —
только страх
жесткой,

радикальной

темноты твоих волос...

Ты, наверно, еще не заметил, что взрослые врали:
Мол, отец нас отыщет, пока не случилось беды.
Он слепой. Наши крошки ему — точно азбука Брайля.
Потому он сумеет спасти только наши следы.

Ночь опустится раньше, чем кончатся все сигареты
И прошепчет тебе, улыбнувшись ущербной луной:
Здравствуй, маленький Ганс, я твоя беспробудная Гретхен…
Слышишь, маленький Ганс? Я твоя некрасивая Гретхен…
Тише, маленький Ганс… Я твоя бестелесная Гретхен
                                        С ампутированной душой.

Это просто момент, осознавший свою переломность.
Это просто коллапс, и уже не поможет плацебо.
Вавилонская башня из слов упирается в небо,
Потому что сам автор не верил, что Слово условно.

Или так: это просто отрывок невнятной тревоги,
И хотелось бы в этот момент оставаться безмолвным —
Только море волнуется, море исходит на волны.
Заставляя чертить в немоте непонятные строки
На прибрежном песке перед самым началом прилива.

Потому что такие слова не приходят к счастливым.

Уехать. Туда, где не ждут.
Поверить в себя, не в кого-то.
Небрежный домашний уют
Лишает свободы полета.
Не в пору оседлая жизнь
Для тех, кто не любит утопий.
Лишь в кухонной приторной лжи
Горчит остывающий кофе,
И мне его чуточку жаль.
Как он, я сегодня остыла.

Он тоже почти убежал.

Но я его остановила.