Свидетельство о регистрации средства массовой информации Эл № ФС77-47356 выдано от 16 ноября 2011 г. Федеральной службой по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций (Роскомнадзор)

Читальный зал

национальный проект сбережения
русской литературы

Союз писателей XXI века
Издательство Евгения Степанова
«Вест-Консалтинг»

Михаил Аранов



Новый круг

Настанут дни

 

«Настанет день — исчезну я».
И. Бунин

 

Наступят дни — меня не будет.
И в черном шелке не спеша,
Как бабочка, моя душа
В просторы горние прибудет.
Проснется лес и дальний дол.
И грянет птичий хор весенний.
И к солнцу повернут растенья
Свои цветы. И пьяный стол
Сберет гостей, как в прежни годы.
Друзей, врагов любой породы.
И смех, и грех — кто их рассудит?
Меня тогда уже не будет.

Все также розы будут цвесть.
Как хороши, как свежи розы.
И никакая злая весть.
Цветенье их не потревожит.

Потом наступит полдня час.
Пчела, жужжа, в окно ворвется.
А где-то снова оборвется
Живая нить средь вас, средь вас.

Вот в джезве кофе закипит.
И пена сдуется немножко.
Моя серебряная ложка
По кружке робко простучит.

И кофе каплею тяжелой,
С деревьев так стекают смолы,
Сползет по краешку фарфора
И незатейливым узором
Напомнит истине простой,
Что путь закончился земной.

Оставит на столе свой след
Фарфоровый сервиз китайский —
Коричневый кружок. Обет
Исполнен с тонкостью прованской.

Ну, вот и все. И нет печали.
Вороны где–то прокричали.
Их крик — едва ль кого разбудит.
Меня тогда уже не будет.




Опять зима

 

Я. Т.

«Мы будем счастливы, мой друг...»
Н. Коржавин

 

Опять зима, как питерская осень.
И мелкой сеткой сонные дожди.
Опять душа покоя тихо просит.
И вторит эхо: «Счастия не жди».
Не жди напрасно, вот усталость схлынет.
И смертный полог застит вдруг глаза.
Камин у ног погаснет и остынет.
И не нагрянет вешняя гроза.

И ни звезды и ни креста.
И мутный диск там тени водит.
И жизни миг. И неспроста
Там путник дом свой не находит.
Мысль начинает новый круг:
— Когда–нибудь на этом свете
Мы будем счастливы, мой друг…
За эту жизнь мы все в ответе.
Когда проснешься на рассвете,
Зажги в окне своем свечу…
Я постою и помолчу.

Я постою и помолчу.
Твой свет помог с пути не сбиться.
У незнакомого крыльца
Помог святой водой напиться
Под трели раннего скворца.

И снова тот же вечный круг:
— Мы будем счастливы, мой друг.
Когда-нибудь, когда-нибудь…

— Ты мое имя не забудь.
Какую ночь мне все не спится.
Не дай повеситься, иль спиться…
Мы будем счастливы, мой друг.
Мы будем счастливы, мой друг.




Псовая охота

 

Мы — зайцы,
бегущие следом за страхом.
За нами
часть жизни, пошедшая прахом.
За нами
деревьев загубленных рощи.
За нами могилы.
(Что может быть проще.)
Мы — зайцы.
И жизнь наша — страх и движенье
в погоне
за тенью, своим отраженьем.
Бежим,
и следы наши мечены кровью.
Бежим
мимо хижин с обрушенной кровлей.
Мы — зайцы,
за нами охотников рота.
И нас
настигает лай псовой охоты.
Кого-то
загнали, порвали на части.
И в пене
бордовой оскалены пасти.

Собак
не кормили пред псовой охотой.
Чтоб лютыми были для этой работы.




Колодец

 

Где-то светит мой месяц.
Где-то ветер уносит
Уходящее имя
С этих губ ненасытных.

Позови меня тихо,
Еле слышно, лишь дрогнет
Серебро паутины
В свежескошенном стоге.

И с вечерней звездою
Свет прольется в колодец
И по влажному срубу
Проиграет свой танец.

В приглушенном сознанье
Звуки словно зависли…
В грациозном качанье
Два ведра с коромыслом.




Поминальная молитва

 

Памяти О. Л.

 

Мы лишь космическая пыль
В потоках солнечного света.
В степи заброшенной — ковыль,
Поземкой медленной одеты.
Кружится снежная крупа…
И гул протяжный над землею.
Куда ведет меня тропа
Своей железной колеею?
Турецкий рынок, синагога,
Убогий православный храм.
И к Богу долгая дорога
По неисхоженным следам.

Стремглав промчались ввысь стрижи,
Как клочья воинской хламиды.
И сквозь цветные витражи
Сияет свет звезды Давида.
Закрытый черный гроб. И кантор.
И древние как мир слова.
В них отзвуки священной мантры.
От них светлеет голова.
И в памяти печальный миф:
То ль посох Ксении Блаженной,
То ль меч воителя Юдифь,
То ль тени падших в дни сражений.

Как в час затишья после боя —
Помянем. Бог и с ней, и с ним.
А завтра — встретимся с тобою,
Но с горькой чаркой погодим.




Откровенье весны

 

Склонилось небо. В изголовье
Его измятые снега.
И избы, словно исподлобья,
Глядят на черные стога.
И тишина залита в окнах,
Забитых — накрест две доски.
И на горбах дорожных сохнут
Уже проезжие пески.
Но, сбросив сон тревоги зябкой,
Березы пьяно, как в гостях,
Пьют, зачерпнув дырявой шапкой,
Туман до одури в корнях.
И их стволы гудят литые.
И тонкая звенит капель.
Как будто воровская дрель
Буравит сейфы золотые.
И откровенье откровенья,
как девственницы нагота.
И просто, как мечта о счастье,
Вдруг чудный зов: «Иди ж, Настасья...»
И детский смех. Весна, весна.




Соло для дорожных столбов

 

Мне по-немецки исполняют соло
На спицах ног дорожные столбы.
А русской солью грубого помола
Я здесь солю капусту и грибы.

Отечество, где все идет не в лад.
Где нас уже давным-давно забыли.
Там через мой вишневый сад
Дорогу в храм чужой сложили.




Алхимия поэзии

 

Ах, стихоплеты всех мастей!
Что может быть для вас милей?
Удачной рифмою хлестнуться,
Вертлявой строчкою ввернуться.
Иль объявить себя борцом
Со злом — под водку с огурцом,
Под редьку с медом, с русским матом…
Чернобылем вдруг мирный атом
Взорвется. Тяжким, мертвым рвом —
Оскал смертельный. Но потом
Затянутый болотной ряской,
Вдруг явится из детской сказки
Родена мрамор.
В глине вязкой —
Все мутно. Голос глохнет вещий.
И мысль едва, едва трепещет.
Слова толпятся смрадной тучей,
Как вепрь над лужею вонючей…
Но молнии, счастливый случай,
Прорежет огненный заряд.
И барабаны загремят.
И под победный гром оркестра
Рыдает юная невеста:
Жених уходит ратным строем.
Вернется ли живым домой он?
И тишина. Пропали звуки.
И скрипки плачь, и флейты муки.
Все смолкло. И тревогой смятый
Застыл партер оглохшей ватой.
Поэт, уйдя в свою обитель,
Готов к сигнальному рожку,
Как зверь к смертельному прыжку.
Дыханье затаите, зритель.
Молчанье — рыцарский обет.
Держите паузу, поэт.




Севанский монастырь

 

На краю земли, где горы
Чешут гривы облакам,
Смотрит в даль с глухим укором
Бесприютный храм.

Серо небо. Серый камень
И холодный луч.
И глубокий стылый пламень
У подножья круч.

Как слеза, прозрачны воды.
Слез своих не прячь.
Видно, здесь собрали годы
Весь сиротский плач.

Слышишь — жаркий вдовий шепот,
Плат — узлом концы.
И по плитам тонкий цокот
Жертвенной овцы.

Все — как прежде. Все — приметы.
Всем открыт ветрам,
На скале стоит раздетый,
Бесприютный храм.




* * *

 

Я люблю одиночество.
Пыльный стол и ковры.
В них глухое пророчество
Неподвижной стены.

Не пробьется ни звука.
Ни шагов и ни вздоха.
Что за сладкая мука
В тишине той оглохла!

В хрустале хризантемы.
Запах горькой полыни
Под роскошною пеной
Заморочной картины.

Это мудрость забвения
Неуемного сердца!
Зеркала в полотенцах,
И пятак на везение.




* * *

 

Я берегу твой сон
От всех его врагов.
Ловлю прозрачный вздох
В осенней круговерти
Листвы, багряных крон,
Начавших песнь бессмертья.
Храню твое тепло.
И в трепете ресниц
Мне видится одно —
Полет далеких птиц.
И их прощальный крик
В знобящую безбрежность.
Приходит в этот миг
Потерянная нежность.