Как рождаются стихи?
«Когда б вы знали, из какого сора растут стихи, не ведая стыда», — выдохнула когда-то Анна Ахматова. Интровертная муза Ахматовой заставляла ее добывать поэтические звуки из собственной души, вмещающей в себя все скорби человечества. Сор — это то, что мешает, от чего нужно избавиться, вымести наружу, очистить душу, облегчить ее, чтобы в рамках земного существования можно было жить дальше.
Но муза не всегда погружена в себя. Нередко для вдохновения поэту нужен окружающий мир. Михаилу Николаеву он открывается с самых отшлифованных своих сторон. Или, может быть, он сам непревзойденный мастер огранки, в эстетическом плане последователь Мандельштама и Северянина. У классиков «мороженое из сирени» и хрустальная просыпающаяся ваза, выплескивающая свой хрусталь. У Михаила Николаева — «золотистая мгла» и «готический пламень свечи», «запах белых табаков», «шелест шагов» и «форточный люк в полусонную высь». Метафоры иногда завораживают: старинные подзабытые приемы традиционной русской поэтической школы, где ясный, не затуманенный смысл — основное творческое кредо. Его можно противопоставить метареализму, преподносящему суть так, что ее невозможно понять. Можно заняться расшифровкой этой самой сути, но лучше совсем не вникать в то, что хотел сказать автор, лишний раз бессмысленно напрягая свою голову, потому что метареальность настолько расплывчата, что каждый увидит в ней то, что захочет увидеть, или не увидит совсем ничего:

Стихи рождаются из окружающего мира: природы с «неясностью предвечерних линий», «кинжальным ветром», который «бьет по площадям»; города — его хочется «…взять за чугунные волосы, / В небо лицом запрокинув»; дома «когда-то любимой»:

Каждое стихотворение — как добытая из раковины жемчужина. Ее хочется повертеть в руках, полюбоваться ей. Эти жемчужины оправдывают прожитую жизнь:

Михаил Николаев — автор трех поэтически книг, часто публиковался в периодических изданиях, он член Союза писателей России. Новый поэтический сборник предваряется вступительной статьей Льва Аннинского и письмом к поэту Беллы Ахмадулиной.
Лев Аннинский обращает внимание на смену поэтических интонаций в стихах Николаева: «Секрет поэзии — в сменах интонации,— пишет он,— в меняющейся музыке строк. В бесконечном выпархивании слов из бесконечных тупиков смысла. Конечно, тут очень важно и мастерство стихотворца. Важен профессиональный блеск, иногда, впрочем, ослепляющий».
Б. Ахмадулина замечает в своем письме: «…Вы сразу же оповещаете Вашего читателя, что имеете уважительную причину изъясняться именно стихами, у вас нет иного выхода, иного способа соотноситься со всем, что есть».
Но немаловажно соотношение автора и с собственным лирическим «я», когда поэтическая тетрадь читается почти как дневник, как исповедь, как одна из глав Книги Судеб:

Если в начале было Слово, то оно произносилось с определенной интонацией. Вероятно, это была интонация, полная восторга по поводу Творения. Или, возможно, первоначально интонация включала в себя знак гамлетовского философского вопроса «быть или не быть», или же в ней заключались благозвучные характеристики райской обители. Во всяком случае становится понятным, почему Владимир Дашкевич, известный теоретик музыки и композитор, чьи мелодии на слуху у каждого (стоит только вспомнить «сказочную тему», которая приобрела широкую известность, благодаря телепередаче «В гостях у сказки», музыкальной заставкой которой она стала, или мелодии для фильма «Приключения Шерлока Холмса и доктора Ватсона»), начинает свою научную книгу о МПИ — музыкально-поэтической интонации — с цитаты: «Сначала была интонация».
Интонация в лингвистике — это совокупность просодических характеристик предложения: тона (мелодии речи), громкости, темпа речи и ее отдельных отрезков, ритмики, особенностей фонации. Все интонационные единицы двусторонни, они являются знаками, выражают тот или иной смысл.
Но что приходит на ум не лингвисту, а обычному человеку при слове «интонация»? Интонацией можно обидеть или обласкать, строго спросить или призвать к ответу. Интонация имеет различные оттенки. Она может быть равнодушной или экспрессивной, вопросительной или недоумевающей, наконец, злой или доброй. Интонация в голосе матери, с которой она обращается к новорожденному, эта ласковая музыка слов навсегда фиксируется в клетках памяти малыша, дает ему первый посыл на позитивный настрой по отношению к миру, на проявления доброты в дальнейшей жизни и тонкий подход к людям. Но интонацией можно и убить. Не только тогда, когда в голосе проявляются холодные нотки, но даже и в том случае, если произнести с определенной интонацией: «Казнить нельзя помиловать».
Возвращаясь к книге, попытаемся вникнуть в то, что понятие «интонация» рассматривается автором через призму музыки. С чего же на самом деле начинался наш мир, если пропустить его историю — все, что нам в той или иной мере представимо, через «теорию интонации», разработанную Дашкевичем для более детального изучения земной эволюции.
Начиная с анализа интонации в биологическом мире, человеческом обществе и доказывая, что интонация всегда имеет индивидуального автора и подсознательный характер (когда, например, человек кричит от боли), Дашкевич приближается в своих размышлениях к мысли о том, что на основе развития эволюции возникла музыкально-поэтическая интонация, и что она явилась очень «мощным средством интонационного воздействия». Во времена Античности проявились две противоречивые тенденции — ладовая, более свойственная древнегреческой культуре, и тональная — более свойственная Римской культуре. Ладовая — это «центробежная сила интонации». Тональная — центростремительная, «где господствующий тон находится в центре».
Говоря о том, что в каждом крупном интонационном явлении есть свои гении и эпигоны, приводятся примеры того, что иногда гении появляются не в резонансной фазе со временем, и не могут быть по достоинству оценены современниками. Так произошло с И. С. Бахом, слава к которому пришла почти через 100 лет после смерти, когда его музыка вошла в резонансную фазу. Со сменой эпох возникает «проблема интонационного ускорения». Отсюда — смена интонационных циклов.
Дашкевич упоминает мыслителей Античности — Платона, Аристотеля, Пифагора, Аристоксена и других, преобразовавших «звуковую материю, создав совершенную ладовую конструкцию, способную к саморазвитию — семиступенный звукоряд». Автор анализирует мелодию (как понятие), которую Чайковский назвал душой музыки; исследует информативный цикл и циклические музыкальные формы, где выявляет различие интонаций разных периодов: грегорианского хорала Средневековья, рыцарских баллад, танцевальных рондо и канцон Возрождения, сарабанды и жиги эпохи Просвещения, музыки Венской школы с гениальными Гайдном, Моцартом, Бетховеном во времена Романтизма.
В свете теории интонации представлена в книге концепция происхождения человека и его эволюции.