Сергей ХОМУТОВ
Сергей Николаевич Хомутов родился в 1960 году в Оренбурге. По образованию - учитель биологии и химии. Сменил массу профессий - от дворника и учителя до старшего преподавателя вуза и чиновника областного правительства. С середины 1980-х - в журналистике. Создавал и поддерживал в рабочем состоянии массу информационных проектов: Зеленый комитет, ТК «Регион», ТВ РИАД, «Орен-ТВ», пресс-службы главы администрации области и предприятия «Оренбурггазпром». Автор поэтических книг «Второе зрение», «Светлые песни», «Арьергард», «Зимняя радуга», «Привкус вечности», «Алфавит». Член Союза российских писателей.
Посвящения
* * *
Ивану Малову
На рябине снегири -
Гирьками рассвета.
Кем-то взвешен свет зари
И исчислен где-то.
Кто-то знает, что сейчас
Мне дана услада -
Видеть, словно в первый раз,
Птиц, деревья сада
И сравнения искать,
И за полмгновенья
Смысл мира принимать
Сумрачным виденьем,
Знать, что в будущность зари
Повторится это:
На рябинах снегири -
Гирьками рассвета.
Гирьками рассвета.
Кем-то взвешен свет зари
И исчислен где-то.
Кто-то знает, что сейчас
Мне дана услада -
Видеть, словно в первый раз,
Птиц, деревья сада
И сравнения искать,
И за полмгновенья
Смысл мира принимать
Сумрачным виденьем,
Знать, что в будущность зари
Повторится это:
На рябинах снегири -
Гирьками рассвета.
* * *
Вячеславу Моисееву
Нет неба бездоннее, чем на Востоке.
Оно здесь синее, но в белесой дымке.
Может, это Сахары песчаные блохи,
А может быть, скажем, проклятие Рильке.
Нет неба бездомнее, чем в России.
Оно бесконечно до белых точек.
Однажды мне умирать приспичит.
Лучше б под ним… хочется очень.
Оно здесь синее, но в белесой дымке.
Может, это Сахары песчаные блохи,
А может быть, скажем, проклятие Рильке.
Нет неба бездомнее, чем в России.
Оно бесконечно до белых точек.
Однажды мне умирать приспичит.
Лучше б под ним… хочется очень.
Синай
* * *
Виталию Молчанову
В этот мир я был загнан вожжой,
Среди чукчей - пигмей, в самом деле.
Может, миру я дважды чужой,
Как араб-христьянин в Иудее.
Среди чукчей - пигмей, в самом деле.
Может, миру я дважды чужой,
Как араб-христьянин в Иудее.
Стансы
«Я пережил и многое, и многих,
И многому изведал цену я…»
Петр Вяземский
Сергею Салдаеву
И многому изведал цену я…»
Петр Вяземский
Сергею Салдаеву
1.
Мне было 33, мне стало 45.
Двенадцать лет разбрызганы сознаньем
На капельки, которых не собрать
Ни волей ловчей, ни воспоминаньем.
2.
Вновь сострадательно бормочет тишина
О том, что время умирает незаметно,
О том, что где-то в небе есть страна,
Где все мы соберемся непременно.
3.
Все чаще взгляд назад - тревожней и страшней.
Все чаще взгляд вперед - наивно-бестолковей.
Как Вяземский, живу среди теней,
Являющихся ночью к изголовью.
4.
Кому дано, с того и спрос вдвойне.
Кому легко, тому и солнце светит.
В конечном счете - весь вопрос в цене,
Какую платим за грехи на свете.
5.
Потешная змея, кусающая хвост -
Средневековый символ сути.
Внутри тебя, Уроборос,
И мы скользим, как капли ртути.
6.
Вдоль памяти коленчатою мглой
Спешим и память обгоняем.
Вот мальчик с фото - был он мной,
А почему, и сам не знаю.
7.
Быть может, все искания души,
Свобода выбора и Бога -
Суть бесконечная дорога
Для обретения причин.
Мне было 33, мне стало 45.
Двенадцать лет разбрызганы сознаньем
На капельки, которых не собрать
Ни волей ловчей, ни воспоминаньем.
2.
Вновь сострадательно бормочет тишина
О том, что время умирает незаметно,
О том, что где-то в небе есть страна,
Где все мы соберемся непременно.
3.
Все чаще взгляд назад - тревожней и страшней.
Все чаще взгляд вперед - наивно-бестолковей.
Как Вяземский, живу среди теней,
Являющихся ночью к изголовью.
4.
Кому дано, с того и спрос вдвойне.
Кому легко, тому и солнце светит.
В конечном счете - весь вопрос в цене,
Какую платим за грехи на свете.
5.
Потешная змея, кусающая хвост -
Средневековый символ сути.
Внутри тебя, Уроборос,
И мы скользим, как капли ртути.
6.
Вдоль памяти коленчатою мглой
Спешим и память обгоняем.
Вот мальчик с фото - был он мной,
А почему, и сам не знаю.
7.
Быть может, все искания души,
Свобода выбора и Бога -
Суть бесконечная дорога
Для обретения причин.
* * *
Жене Наталье
Ты из другого мира, но позволь,
Встав рядом и раскрыв ладони,
Все ж обозначить признаки гармонии
Сквозь вязкую, немую боль.
Ты из другого мира, но позволь
Мне этот мир любить и ненавидеть,
Чтоб в будущем себя предвидеть
Не как песок - как соль.
Я не оставлю след свой на песке,
Не возведу величественных зданий,
Но, может, наш потомок дальний
Вздохнет на этой вот строке
О том, что предок был иным,
Что не искал богатства мира,
Но знал, что звездная порфира
Укрыла мир, и боль, и сны,
Что он, ушедши в мир иной,
Все ж растворился в мире этом.
Он даже тщился быть поэтом,
А стал - соленою водой.
Встав рядом и раскрыв ладони,
Все ж обозначить признаки гармонии
Сквозь вязкую, немую боль.
Ты из другого мира, но позволь
Мне этот мир любить и ненавидеть,
Чтоб в будущем себя предвидеть
Не как песок - как соль.
Я не оставлю след свой на песке,
Не возведу величественных зданий,
Но, может, наш потомок дальний
Вздохнет на этой вот строке
О том, что предок был иным,
Что не искал богатства мира,
Но знал, что звездная порфира
Укрыла мир, и боль, и сны,
Что он, ушедши в мир иной,
Все ж растворился в мире этом.
Он даже тщился быть поэтом,
А стал - соленою водой.