Неверие догма петлянье дорога
Курение смысл остаток пирог
Внушение само виток еще много
Римейки Чарльз Спенсер римейки Хичкок

Карт-бланш мимо цели карт-бланш мимо денег
Карт-бланш карта бита картонка кирдык
Распущенный войско лес прутьев не веник
Поломанный плакать жилетка мужик

Возврат блудный сын подземелье верига
Икона виденье моленье канон
Неправедный порно застукать расстрига
Anno своя круги все тяжкий anno

Это было в Орше,
это было в Вятке,
я, наверно, пошлый,
я, наверно, гадкий,
но, увы, не помню
добрых и доступных,
с кем встречался в Ровно,
расставался в Сумах.
Запятнались снимки
желтизной обманов,
уезжала в Химки,
очутилась в Каннах.
В кляксах расставаний
города и веси,
отпуск в Ереване,
отпуск в Гудермесе.
Ну, и что в итоге?
Что в сухом остатке?
Отпрыск – в Таганроге,
отпрыск – на Камчатке.
В общем, я не пошлый
и почти не гадкий!
Но… избили в Ропше,
посадили в Сатке…

Как-то двинулся бухой в ночь
на окраине чужих дач,
тут же вляпался во тьме в скотч,
и наплакал на башку грач.
Я сказал тогда себе: «Цыц!
Ведь не входишь ты в проект “нац”,
чтоб на скользком не упасть ниц,
и хохмач не гоготнул: “Бац!”,
надо скромненько уйти в тень,
в сырокрылый полумрак бань,
и писать там до зари хрень,
типа писем в адрес Зин, Тань.
В общем, не ходи бухой в ночь
на окраине чужих дач,
и отлипнет от тебя скотч,
и пометит не тебя грач!»

вот если взять и влюбиться, то это как?
ну если в возрасте не романтическом?
чтобы вешали сплетники на тебя собак,
прямо с порога переходя на личности.

или вот еще славно: потерять аппетит
к повседневности трехгрошовику,
и вот уже нигде не тянет, ничто не злит,
инертен к стрингам чужим и топику.

нелепо выглядеть с букетом…нет, не роз,
под гламурную стать подогнанных,
а ромашек в их невеликий рост
с полянки той, что еще не продана.

Поверить, что это дар, это божий знак,
хоть какой-то смысл в бытовой нелепице…
Вот если взял и влюбился, то это так:
слетел с катушек, дурак, –
и не лечится…

Каждый мужчина должен построить дом.
И вот уже жил не зря.
Чтобы однажды путь свой закончить в нем
под шапкою декабря.
Или вселить в него и убить потом
какого-нибудь царя.

Каждый мужчина дерево или куст
посадит – и ожил дом.
Чтоб ощутив вдруг: мир этот прост и пуст,
бедняга повис на нем.
Или б оно посмертно приняло груз
и стало Ему крестом.

Каждый мужчина хочет узнать о том,
что будет после с домом его, кустом.
Кто разожмет петлю, защитит царя.
В общем, все зря без сына. Все зря.
Все зря…

С большим трудом
купил я дом.
Вложил туда
еще труда.
С большим трудом
стал лучше дом!
И вот лежу я в коме
в своем шикарном доме.

Проводники сверхдальнего следования
безбожно наживу преследовали.
К ним однажды нагрянули следователи,
чтоб проверить итог обилечивания.
«Пыль в глаза им пускать не с руки!» –
так подумали проводники
и… собрав безбилетников в стайку
в туалете, нажали педальку…

Декламирует декларацию
о доходах своих поэт.
Декорирует сублимацию
в свои сорок неполных лет.

Де, курил он траву-муравушку,
декалитрами жрал клико,
деловито вкушал любавушек
в заведеньях «Мадам и Со».

Деклассированный, в деревне жил,
деструктивно не пас коров,
долбанутый с седла, по фене жег
и от Фени имел сынов.

Декорируя декларацию,
догеройствовал Герострат!
До всеобщей дебилизации
доскандалит и стар, и млад.

Доменико Трезини – Дога ли,
догоняешь? – тогда Дега!
На хрена ж вы поэта трогали?
Вот за это вам – Буго-га!

Поэт в аду варил харчо,
дурил девчонок чертенячьих,
а между тем стихов пучок
возрос постскриптумом на даче.

Возрос – и Бог бы с ним, с пучком,
им будет сыт козел соседский.
Войдет в калиточку бочком
мясник, осклабясь не по-детски.

Поэт по-прежнему в бреду
терзал азартно торс козлиный.
А вот пучок стихов в аду
лепил к макушке Чипполино.

Все перепуталось хитро:
Хитрук и Хармс, химед и Архи…
Виной всему система ПРО,
козел-сосед и… олигархи…