Лео БУТНАРУ
Ясная мысль
Ясная мысль
Ясная мысль
у ног наших
наши тени
как
непогребенные мертвецы...
наши тени
как
непогребенные мертвецы...
Мимо петли флага и ангела
Дуновение метафизического ветра колышет
петлю
флаг
и иллюзорного ангела
висящих над банальным миром –
рядом с петлей
флагом и ангелом
опечаленная душа парит в лазури
собственного воображения
чтобы не помешаться от
невозможности смириться
с периметром клетки.
петлю
флаг
и иллюзорного ангела
висящих над банальным миром –
рядом с петлей
флагом и ангелом
опечаленная душа парит в лазури
собственного воображения
чтобы не помешаться от
невозможности смириться
с периметром клетки.
И ветер...
Обычная композиция — некий нестратегический холм
несколько бревен
немного железа (гвозди)
доски
петли
ступица — цветком вертящиеся дранки
Дон Кихот и
плюс ко всему — ветер
ветер
ветер
как
первоначальный элемент изваяния
тщетности
и
всемирной литературы...
несколько бревен
немного железа (гвозди)
доски
петли
ступица — цветком вертящиеся дранки
Дон Кихот и
плюс ко всему — ветер
ветер
ветер
как
первоначальный элемент изваяния
тщетности
и
всемирной литературы...
Квазимодо
а может быть именно в горбе
этот несчастный носит
свои крылья...
этот несчастный носит
свои крылья...
Предгенезис
...в
начале начал
Бог
из самого себя
себя рождая
стоит младенцем дитя-дитеныш
в подоле собственной
беловатой тени...
начале начал
Бог
из самого себя
себя рождая
стоит младенцем дитя-дитеныш
в подоле собственной
беловатой тени...
Curriculum poematis
...я родился
05.01.1949… — в автобиографиях
как и в обязательно формальной логике
поэзии
и цифры являются
играми слов…
05.01.1949… — в автобиографиях
как и в обязательно формальной логике
поэзии
и цифры являются
играми слов…
Авторский перевод с румынского
Светлана ОС
на дальних берегах
ЗАВЕДИ СЕБЕ ВРАГА
на дальних берегах
ЗАВЕДИ СЕБЕ ВРАГА
...А на дальних берегах,
Если сердце — не из робких,
Заведи себе врага
В черной шелковой коробке.
Пусть, свободою влеком,
Он скребется в ней ночами
Под серебряным замком
За стальными обручами.
Утянув на дно свинцом,
Пусть сознанье пьет и волю,
Дышит пламенем в лицо
И шипами руки колет,
И во сне клыком кривым
Перекусывает вены...
Ты и он — две головы
Изумрудной Амфисбены, —
Несвои в чужом миру,
Прочно сцеплены хвостами.
Все играете в игру,
Все меняетесь местами.
Если сердце — не из робких,
Заведи себе врага
В черной шелковой коробке.
Пусть, свободою влеком,
Он скребется в ней ночами
Под серебряным замком
За стальными обручами.
Утянув на дно свинцом,
Пусть сознанье пьет и волю,
Дышит пламенем в лицо
И шипами руки колет,
И во сне клыком кривым
Перекусывает вены...
Ты и он — две головы
Изумрудной Амфисбены, —
Несвои в чужом миру,
Прочно сцеплены хвостами.
Все играете в игру,
Все меняетесь местами.
НОСФЕРАТУ
Не на память утраты,
Не на откуп молве
Амулет Носферату
Ты хранишь в рукаве.
Он неясное множит
До больных миражей,
До ожогов на коже,
До озноба в душе.
От дурного колена
До последнего дна
Ночь пульсирует в венах,
Точно кровь, холодна.
Не подруга в искусе,
Не сестра во Христе,
Я — твой тайный со-узник
Чернокаменных стен.
На ресницах повиснет
Сталактитовый сон
В девять беличьих жизней
На одно колесо.
Не на откуп молве
Амулет Носферату
Ты хранишь в рукаве.
Он неясное множит
До больных миражей,
До ожогов на коже,
До озноба в душе.
От дурного колена
До последнего дна
Ночь пульсирует в венах,
Точно кровь, холодна.
Не подруга в искусе,
Не сестра во Христе,
Я — твой тайный со-узник
Чернокаменных стен.
На ресницах повиснет
Сталактитовый сон
В девять беличьих жизней
На одно колесо.
В САДАХ ЕГО ДУШИ
В садах Его души
Я — мертвая вода.
Он дал мне эту жизнь,
А имени не дал.
Для стороны иной
Из контуров чужих
Он создал образ мой,
А сердце не вложил.
Он черной нитью строк
Зашил мои глаза
И вывел за порог,
А путь не указал.
Гнал от себя, как мог,
Держа что было сил.
Он свет во мне зажег,
А тьмы не погасил.
Я — мертвая вода.
Он дал мне эту жизнь,
А имени не дал.
Для стороны иной
Из контуров чужих
Он создал образ мой,
А сердце не вложил.
Он черной нитью строк
Зашил мои глаза
И вывел за порог,
А путь не указал.
Гнал от себя, как мог,
Держа что было сил.
Он свет во мне зажег,
А тьмы не погасил.
МОСТ
Диагноз снят, озвучен эпикриз:
Паденье вверх больней паденья вниз.
Приняв на сердце выстрел призовой,
С дозором выйдет мертвый часовой
И будет сыпать соль и лить елей
На белый свет и черный мавзолей.
Всему свой срок, всему свои места.
Как страшно в центре ветхого моста
Стоять и знать, что все обречены,
Что шаг вперед и шаг назад равны,
Что этот мост и есть — конец пути —
Не отступиться и не перейти...
Паденье вверх больней паденья вниз.
Приняв на сердце выстрел призовой,
С дозором выйдет мертвый часовой
И будет сыпать соль и лить елей
На белый свет и черный мавзолей.
Всему свой срок, всему свои места.
Как страшно в центре ветхого моста
Стоять и знать, что все обречены,
Что шаг вперед и шаг назад равны,
Что этот мост и есть — конец пути —
Не отступиться и не перейти...
* * *
Харе кришна — харе рама —
Маковый дурман...
Ты не шей, не шей мне, мама,
Красный сарафан.
Мне не выйти в гул и скрежет
С лентой в волосах, —
Там меня под корень срежет
Острая коса.
Отпоют дожди-капели,
Отшумит трава,
В пыль раздавят-перемелят
Камни-жернова.
Тот, с кем мне под Солнцем вровень
Никогда не встать,
Уходи за зовом крови,
А меня оставь.
Отступись по воле Бога —
С высоты видней:
Ни одна твоя дорога
Не ведет ко мне.
Пусть берет меня другая —
Сумрачно-пряма,
Пусть мой сон оберегая,
Развернется тьма,
Пусть трехглавый черный ужас
Охраняет грот...
Потому что там, снаружи,
Все наоборот.
Маковый дурман...
Ты не шей, не шей мне, мама,
Красный сарафан.
Мне не выйти в гул и скрежет
С лентой в волосах, —
Там меня под корень срежет
Острая коса.
Отпоют дожди-капели,
Отшумит трава,
В пыль раздавят-перемелят
Камни-жернова.
Тот, с кем мне под Солнцем вровень
Никогда не встать,
Уходи за зовом крови,
А меня оставь.
Отступись по воле Бога —
С высоты видней:
Ни одна твоя дорога
Не ведет ко мне.
Пусть берет меня другая —
Сумрачно-пряма,
Пусть мой сон оберегая,
Развернется тьма,
Пусть трехглавый черный ужас
Охраняет грот...
Потому что там, снаружи,
Все наоборот.
МУ-МУ
Вроде, легче гребется и веселей
Под шуршание камыша!..
А у барыни — кружево по краям
Платья модного из джерси,
Мастерская багетная на паях
И расстроенный клавесин.
За потупленным взором — остра игла,
А за словом — стальной крючок, —
Не заметил и сам, как тебя взяла
Под серебряный каблучок.
Ты несчастлив, немолод и нехорош,
Ты живешь невпопад, не всласть.
И прикажет она умереть — умрешь,
Украдешь — повелит украсть.
Хоть тебе это все, как засову — ржа
И как ободу — колея...
Если жертвы и правда не избежать,
Что же... пусть ею буду я.
А по качеству идола и обряд,
Плюнь с досады через корму.
Если сердце сбоит столько лет подряд,
Надо действовать по уму.
Я — твой шанс отличиться, последний шанс.
Камень к шее вяжи смелей!
Видно, жизнь иногда убивает нас,
Чтоб не сделать еще сильней.
Вот и все... Отдышись, отведи глаза,
На теченье посетуй зло,
Развернись тяжело и плыви назад,
Пошевеливая веслом.
И не думай о том, что с рассветом — в путь
По долинам и пустырям,
Что тебе с этих пор не дано уснуть
Даже в стенах монастыря.
Что однажды откроется кровосток
На нательном твоем кресте,
За тремя поворотами на восток,
На одиннадцатой версте.
Под шуршание камыша!..
А у барыни — кружево по краям
Платья модного из джерси,
Мастерская багетная на паях
И расстроенный клавесин.
За потупленным взором — остра игла,
А за словом — стальной крючок, —
Не заметил и сам, как тебя взяла
Под серебряный каблучок.
Ты несчастлив, немолод и нехорош,
Ты живешь невпопад, не всласть.
И прикажет она умереть — умрешь,
Украдешь — повелит украсть.
Хоть тебе это все, как засову — ржа
И как ободу — колея...
Если жертвы и правда не избежать,
Что же... пусть ею буду я.
А по качеству идола и обряд,
Плюнь с досады через корму.
Если сердце сбоит столько лет подряд,
Надо действовать по уму.
Я — твой шанс отличиться, последний шанс.
Камень к шее вяжи смелей!
Видно, жизнь иногда убивает нас,
Чтоб не сделать еще сильней.
Вот и все... Отдышись, отведи глаза,
На теченье посетуй зло,
Развернись тяжело и плыви назад,
Пошевеливая веслом.
И не думай о том, что с рассветом — в путь
По долинам и пустырям,
Что тебе с этих пор не дано уснуть
Даже в стенах монастыря.
Что однажды откроется кровосток
На нательном твоем кресте,
За тремя поворотами на восток,
На одиннадцатой версте.