Он легендарным был поэтом,
Весьма посредственным при этом,
И прожил, славы не узнав.

Возможно, сказано сурово:
Посредственность – плохое слово,
И допускаю, что не прав.

Рождён у века на исходе,
Одет по разночинной моде,
Являл способности свои.

И в гимназическом журнале
Его стихи публиковали
К великой радости семьи.

Ему твердили, что негоже
Дружить с Есениным Серёжей,
Но он советам не внимал

И боль изведал в полной мере,
Когда, позднее, в «Англетере»
Его из петли вынимал.

Неоднократно в день воскресный
С красавицей Ларисой Рейснер
Гулял под питерским дождём,

Но в страхе, при режиме новом,
Он не обмолвился ни словом,
Что был с девицею знаком.

Уже поздней, когда завесу
Приотворят, напишут пьесу,
Он громогласно скажет «да!».

Простим его за трусость эту:
Ведь нелегко жилось поэту
В те невесёлые года.
Но как простить его, однако,
За то, что письма Пастернака
Он сжёг почти до одного.

Одно глаза мои читали,
И губы у меня дрожали,
Когда в руках держал его.

Он за союз с большевиками
Голосовал двумя руками,
Остался цел и невредим,

И в этом времени жестоком
Накоротке сошёлся с Блоком,
С печальным гением самим,

Кому кричали вслед: «Предатель!» –
За то, что был он председатель
Союза пишущих коллег.

Полушутя могу сказать я,
Что с ним одно рукопожатье
Нас разделяет через век:

Рукопожатие с поэтом,
До старости необогретым,
Кому пришлось свой крест нести:

Журнала раб, семьи кормилец.
Другой, его однофамилец,
Гораздо больше был в чести,

Срывал со славы дивиденды.
Но расставляются акценты,
Всё ставит время на места.

И вот, в порыве благодарном,
Вдруг о поэте легендарном
Мои обмолвились уста.

Гостиничный номер.
Известный писатель,
седой и больной,
с талантливой очень
(спасибо, Создатель)
девчонкой-женой.

Союз этот странный,
быть может, прекрасен,
но всё же – каприз:
дорога девчонки,
конечно, к Парнасу,
писателю – вниз.

Всё так и случилось:
давно в мире этом
писателя нет.
Девчонка
на главной вершине Поэтов
оставила след.

И тоже отправилась
к миру иному
недавно совсем.
А я вспоминаю
гостиничный номер
и странный тандем.

Ветерок мой, ветерок,
Вечерок ещё далёк:
Солнце только на востоке,
Вечерку не вышел срок.

Песня тихая твоя
Про небесные края –
Замечательная песня,
Но пока не для меня.
Ветерок мне говорит:
– Солнце катится в зенит,
Не успеешь оглянуться,
День, как спичка, догорит.

Ветерок мой, ветерок,
Вечерок ещё далёк:
Солнце к западу стремится,
Моё сердце – на восток.

Вот и встретился с Кушнером.
Пили в комнате душной ром,
говорили вполголоса
о капризах судьбы.
Он – в мохеровом свитере,
видно, холодно в Питере,
и у нас в это времечко
в самый раз по грибы.

Дождь снаружи накрапывал,
сын тихонько похрапывал.
Это с ним на свидание
он спешит каждый год.
Так живёт он и здравствует
меж двумя государствами,
между Музой и внуками,
или наоборот.

Говорит, плохо слышится,
но стихи ещё пишутся.
И замечу – неслабые
сотворяет стихи.
Ну, а слух – это полбеды.
Мы ведь тоже немолоды
и к собратьям по творчеству
безнадёжно глухи.