Свидетельство о регистрации средства массовой информации Эл № ФС77-47356 выдано от 16 ноября 2011 г. Федеральной службой по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций (Роскомнадзор)

Читальный зал

национальный проект сбережения
русской литературы

Союз писателей XXI века
Издательство Евгения Степанова
«Вест-Консалтинг»

Петр ИЛЬИНСКИЙ



ЧЕЛОВЕК, КОТОРЫЙ НЕ ЛЮБИЛ МУХ
     Почти научный рассказ

Жил да был человек, который не любил мух. Ничего странного: каждый из нас что-нибудь да не любит. Один не может терпеть брюк в полоску, другой – в рот не берет творога, третий – ненавидит без дела валяться на пляже и медленно поджариваться с боков, а некоторым ужас как не нравится получать штрафы за неправильно припаркованный автомобиль. Такие, с позволения сказать, фобии никого не удивляют, да и фобиями не считаются. Посему призываю не видеть ничего умопомрачительного в несколько, должен все-таки признаться, навязчивой страсти нашего героя. Ну, не любил человек мух – и все. Что в этом криминального? Правильно, ничего. Удивляться не стоит, закатывать глаза незачем, скорую помощь тоже вызывать рано. Никому такой оригинал не мешает, живет себе тихонечко и стремится избавиться от мух в своем собственном индивидуальном, кто-то юридически подкованный даже уточнит, частном пространстве. Даже непонятно, есть в этой истории что-либо интригующее и необычное.
Только вот какая беда: куда ни глянь, а мух у него дома водилось чуть выше нормы, с некоторым даже излишком. Если совсем честно, их было много – прямо-таки до безобразия. Откуда они брались – загадка. Может, тот двор, в котором жил человек, привлекал мух каким-нибудь едва слышимым запахом, а может, он – единственный в том большом и гудящем делами городе – чем-то приманивал мух. Например, цветом рубашек или формой ушей. Или – опять же единственный во всей округе – чересчур остро ощущал их жужжащее присутствие и испытывал от этого некоторые неудобства?
Такая идиосинкразия, как известно, иногда встречается у homo sapiens’ов – бывает, что по самым дурацким поводам. И конечно, тут не обойтись без драмы. Ведь тем, кто подвержен таким, употребим еще одно научное слово, аномалиям, никогда не найти понимания и, паче того, поддержки у широких масс. Массы обычно ни к чему особенно не сенситивны и ничем излишне не сенсибилизированы, они инертны и устойчивы к внешним раздражителям. Короче говоря, всему окружающему миру от означенной закавыки хоть бы хны, а некий отдельный субъект почему-то ужасно нервничает, брызгает слюной и совершает непонятного рода телодвижения. Впрочем, подробности переживаемых нашим героем эмоций и непроизвольных мышечных сокращений от нас ускользнули и покрыты, так сказать, мраком истории. Поэтому прошу считать вырвавшийся выше у автора физиологизм не относящимся к делу, оскорбительным для протагониста и в данном конкретном случае полностью недействительным.
Однако можно полагать установленным с полной определенностью, что этот  отличный от других горожан индивидуум вел с мухами непрерывную борьбу, чем-то напоминавшую военные действия, которые, как известно из толстых книжек, никогда не заканчиваются, а только время от времени прерываются – обычно на очень короткий срок. Примерно, как Столетняя война, которая от остальных войн отличается вовсе не длительностью, а лишь названием. Вы думаете, войны с мухами бывают только в художественной литературе? Ошибаетесь, дорогие мои.
По всей квартире у этого человека лежали мухобойки. В столовой – неприметная мухобойка из ближайшего промтоварного магазина, в прихожей – очень длинная мухобоечка из большого универмага, в уборной – редкая антикварная мухобойка, покороче, но с широкой лопастью, а у кровати (чтобы во время сна не надо было вставать) – совсем уникальная, музейная, резная, узенькая, но с очень гибкой рукояткой, так что с ее помощью можно было убить муху в каком угодно укромном уголке.
Здесь надо заметить, что наш герой так навострился в пользовании мухобойками, что мог запросто убить муху и на самом себе. Естественно, днем от этого было мало проку. Какой мухе вздумается приземлиться на испытывающее к ней отсутствие любви млекопитающее, к тому же не обладающее значительным волосяным покровом (выдадим и эту тайну), и при стопроцентной видимости! Но к вечеру насекомые то ли смелели, то ли глупели (что, как убеждают некоторые ехидные наблюдатели за животным миром, суть одно и то же). А может, человек тот подолгу засиживался над книгой или газетой, застывал, захваченный чтением, и не одна, так другая мухи садились то к нему на плечо, то на шею, а иногда и на щеку. Думали – пронесет.
Не тут-то было. Человек, не глядя и не дрожа, незаметным со стороны движением брал с журнального столика мухобойку – хлоп! – и оставалось только плотное пятно из крылышек да ножек: то на плече, то на шее, а иногда – и на щеке. Лучше всего ему такие удары удавались ночью – а вы не забыли, рядом с кроватью у него лежала самая гибкая мухобойка? – и с ее помощью он, не открывая глаз, щелкал мух на любой части своего тела, и даже не всегда при этом просыпался. Ведь сон теряешь из-за неприятностей, а мушиная смерть к таковым не относится. А надобно сказать, что город, в котором жил этот самый человек, был далек от полярного круга, и значительную часть года ему приходилось спать под одной лишь простыней, а то и совсем без оной. С открытой форточкой, а то и распахнутым окном. Поэтому в мухах, желающих ночью сесть куда-нибудь в особенно привлекательное местечко на теле нашего героя, недостатка не было. Как не было поутру недостатка в измятых мушиных трупиках у него на животе.
Так продолжалось день за днем, месяц за месяцем. Мухи плодились, прилетали, умирали. Человек их по-прежнему не любил, но не стремился как-то радикально изменить свое существование. Мухобойки работали исправно – этого было достаточно. Что до иных средств? Право, не знаю. Можно было, конечно, завесить окна марлей или даже мелкой проволочной сеткой. Только марля очень быстро рвалась – один порыв сквозняка, а сетка… Почему-то ему очень не нравилось жить за сеткой, пусть почти невидимой. Считайте это еще одним симптомом, осложнявшим существование нашего любопытного персонажа. Аномалии, понимаете, часто ходят парами и даже большими группами.
В довершение я вам могу рассказать, что из-за своей нелюбви к мухам этот человек никогда по вечерам не мылся. Он считал, что вид мертвой мухи, с выдавленным брюхом и разломанными крыльями, устрашит ее подружек, и те станут чуть меньше досаждать ему в ночные часы. А потому, если за вечер он, к примеру, убивал на себе пять мух, то ни в коем случае не смывал и даже не стряхивал, а с осторожностью носил на себе эти членистоногие останки. К кровати подходил тихонько и старался не очень ворочаться, чтобы пока еще живые мухи могли хорошенько разглядеть в сумеречном свете заоконных фонарей, какая печальная участь их ожидает, если они только решатся приземлиться ему на лоб или живот.
Утром человек иногда проверял свои научные предположения.
– Вот, – удовлетворенно приговаривал он после двукратной обработки экспериментальных данных, – позавчера вечером я прихлопнул пятерых, а утром на мне было еще двадцать четыре, а вчера – удача какая! – я к полночи пристукнул на себе восемь штук и ночью – нате вам! – к ним добавилось только семнадцать.
И он в очередной раз решал, что вечернее умывание – процедура не просто ненужная, но в его положении – чрезвычайно вредная.
Так бы он жил себе и жил, убивая приставучих насекомых посреди ночи на собственных коленках и боках, а утром, после их подсчета, принимая ароматизированную ванну с пеной и солью, но однажды в душную безветренную погоду – что, кстати, для этого города не было редкостью – туда забрела стая совершенно новых мух, особой, ранее невиданной породы.
Для простоты назовем их осиными. Но вовсе не из-за наружного сходства пришельцев со своими отдаленными прозрачнокрылыми родственниками. Ни внешним видом своим, ни склонностью к жирным пятнам от пищи, ни вездесущестью, переходящей в настырность, они не отличались от самых обыкновенных мух. Единственная, но очень важная особенность этого непонятно зачем появившегося на свет вида скверно гудящих и не очень быстро летающих фасетчатоглазых тварей заключалась в том, что они были в состоянии жалить других животных и делали это не хуже самых взаправдашних ос. Справедливости ради заметим, что прибегали осиные мухи к данному средству в самом крайнем случае, а именно – в момент своей неожиданной гибели. И, возможно, делали это совершенно рефлекторно.
Не будет преувеличением сказать, что больше всего от пришельцев пострадал человек, который не любил мух. В самом деле, кто еще мог так ловко, не прекращая видеть приятные, полные мертвых мух сны, пришлепнуть совершенно реальную муху прямо у себя на затылке? И кого еще, добавим, разобиженная до предела фактом своей внезапной смерти муха могла пребольно укусить – в тот же самый затылок? И у кого в городе на следующий день после прилета осиных мух всё тело было в больших-пребольших волдырях? И кому было так больно поворачиваться перед зеркалом, что он впервые за многие годы не смог сосчитать, сколько раз за ночь ему удалось нанести точный удар – двадцать восемь или двадцать девять?
Весь город продолжал жить, как ни в чем не бывало, совсем не замечая новую породу пренеприятных насекомых. По-видимому, люди привыкли к мухам – люди вообще легко привыкают и к гораздо худшим вещам. Ни в газетах, ни по телевизору ничего объявлено не было. Один только человек, который не любил мух, не находил себе места – не забывайте, что и на той части тела, которая отчетливо необходима для того, чтобы как следует сесть, у него тоже были жгучие и чесучие волдыри.
Сначала он перестал убивать мух по вечерам, но ночью его рука сама хватала лежавшую на привычном месте мухобойку – и волдырей опять прибавлялось.
Потом он начал запирать мухобойку в шкаф, но его руки могли управиться со всякой приземлившейся мухой и без вспомогательных устройств. Когда-то, в молодости, он тренировал умение хлопать мух голыми руками и достиг в том немалых успехов, хотя с возрастом отказался от этого способа охоты на насекомых, сочтя его постоянное применение не очень гигиеничным. Так вот, быстро выяснилось, что его руки тоже не могли улежать на месте по ночам, если чуяли поблизости что-то зудящее и крылатое. Называйте это хитростями подсознания. Потому волдырей становилось уже вдвое больше: один – там, где вздумалось сесть покойной мухе, а второй – на ладони.
Тогда человек перестал открывать на ночь окно, а иногда и форточку, полагая, что старых мух он потихоньку убьет, а новые не смогут залететь ему в дом. Но это тоже не помогало. Он до самого утра не мог уснуть в липкой духоте, которая опускалась на город в вечерние часы, а только лежал без простыни, чувствуя, как на него то и дело садятся недобитые днем мухи, на их общую беду необоримо наглевшие в летней темноте. И по-прежнему не мог представить себя живущим за проволочной сеткой.
На следующий день не выспавшийся страдалец отправился в ближайший магазин химических изделий, где толстый приказчик порекомендовал ему применить по назначению только что разработанный лучшими умами дезинсекции и потому исключительно эффективный «Антимушиный газ». Все-таки признаем, в этом городе с мухами велась некоторая борьба. Или просто в подобных магазинах всегда есть товары на любой случай? Радостно-глянцевая этикетка круглоголового баллона сообщала, что небольшое облачко содержащегося внутри вещества способно уничтожить всех мух в любой квартире средних размеров, не причинив никакого вреда проживающим там гражданам.
Надо сказать, что наш человек раньше просто не захаживал в такие магазины. Он не очень-то доверял всяким новомодным товарам, реклама которых обещает облегчить вам жизнь сразу же после их покупки. Но человек глядел по сторонам и видел, что как ни стараются люди приобрести самые наиновейшие изделия, жизнь их от этого лучше не становится. И продолжал доверять своим старым испытанным мухобойкам. Он был немного консерватор, этот человек, который не любил мух.
Но сейчас других вариантов не осталось. Надо было искать новые пути реализации заострившихся желаний и снятия жгучих симптомов. Да, несмотря на весь здоровый скепсис, свойственный рыцарю одинокой мухобойки, его тоже – подобно вам и мне – припер к стене вечно меняющийся мир, на этот раз наславший не эпидемию и не войну, а всего лишь относительно плодовитый рой жужжащей вредоносности. И наш герой понес к себе домой тяжелый серебристый флакон.
Не откладывая в долгий ящик, он нажал кнопку и выпустил в воздух одно, а затем другое быстро рассеявшееся облачко со сладковатым запахом. Потом сел в кресло, положил рядом с собой часы и стал ждать.
За весь день с мухами ничего не произошло. Тогда человек стал нажимать кнопку еще и еще. Мухи начали летать медленней, но и сам он больше не мог находиться в комнате – воздух в ней стал вязким, приторным и чуть-чуть розовым. Он ушел в другую комнату и накрепко закрыл за собой дверь, но скоро понял, что это не помогает – розовый воздух сочился вдоль пола, мерцал худосочными звездочками, яростно щипал нос и тер уши мелким, скорее всего, шлифовальным наждаком. Тогда человек открыл окно и проветрил квартиру – а количество мух от такой процедуры, как вы можете понять, отнюдь не уменьшилось – и стал охотиться за ними с чудесным баллончиком в руках. Действительно, когда нашему мухоборцу удавалось (а сноровка у него была) поймать в сладковатое облачко нагло жужжавшую пакость, то добыча грустнела на глазах, сучила ножками, складывала крылья и через пять минут в оцепенении переворачивалась на спину. Человек снова ощутил недавно забытый спортивный азарт, но это продолжалось не слишком долго: то ли по рассеянности, а, может быть, уже слегка надышавшись совершенно безвредного для людей «Антимушиного газа», он по старой привычке вздумал отправить на тот свет муху, которая уселась прямо у него на запястье. Пшик!
Боже, что это была за боль! Три любых волдыря от самых крупных осиных мух, три больших волдыря на... – не правда ли, вы понимаете, где – он бы с радостью поменял на розовый след этого легкого пшика на тыльной стороне руки.
Баллон отправился в мусорное ведро, а опухшей рукой человек не мог пошевелить целую неделю. Естественно, что за это время количество мух в его доме опять не уменьшилось.
Тогда он пошел в другой магазин, тоже специализировавшийся на борьбе с мухами. Вообще, если приглядеться, то окажется, это дело в нашем южном городе было поставлено на славу. Выходит, мы ошибались и зря подвергали критике тех, кто вовсе не заслуживал столь проникновенных инвектив. Герой нашего рассказа был вовсе не одинок в своем ежедневном подвиге – приходится это признать под давлением, как говорится, неопровержимых и вполне очевидных доказательств. Только вот странность: число мух в указанной местности почему-то никак не сокращалось. Ну, не загадка ли? Возможно, многих из его жителей устраивали проволочные решетки на окнах – удобная вещь, знаете ли…
Хозяином нового магазина был непримиримый конкурент продавца давешнего ядовитого баллона. Поэтому для начала он полчаса поносил злосчастный репеллент, между прочим, убедительно доказав нашему герою, что на людей такой химикалий действует, словно иприт, а на мух – в лучшем случае, как веселящий газ. А потом содрал с не привыкшего к таким покупкам человека полный кошелек увесистых монет за ведро самого лучшего «Противомушиного клейстера» и инструкцию по его применению, которая размещалась на трех страницах, но при этом была заключена в твердый переплет.
Придя домой, человек внимательно прочитал инструкцию, а потом вышел на улицу и купил множество газет, пухлых и шершавых, заполненных многоцветной рекламой. Затем расстелил их по всей квартире, обмазал клейстером и стал ждать.
Мухи не раздумывали слишком долго. Одна за другой они садились на газетные листы, прилипали к клейстеру (всё – согласно инструкции!), дергались, барахтались и оставались в коварных липких лужах на веки вечные.
Скоро на некоторых газетах стало не хватать места. На других подсох клейстер, и мухи к нему больше не приставали. Тогда человек стал сбрасывать использованные газеты в мусорное ведро и стелить на их место новые.
Довольно быстро газеты кончились, а мухи все прилетали и садились: кто на смертоносный клейстер, кто на его засохшие пятна, а кто – на прочие блестящие поверхности. Часть мух просто предпочитала сперва полетать по квартире и рассмотреть повнимательнее, что здесь и как. Все-таки  новое место – интересно. Насекомые, они тоже бывают страсть как любопытны.
Человек еще раз сбегал на улицу и купил оставшиеся газеты во всех окрестных киосках, но мухи по-прежнему летели и летели, а клейстер – которого только что было целое ведро! – оставался лишь на самом донышке. В довершение ко всему, герой неравной схватки с природным явлением в какой-то момент банально споткнулся и с размаху упал на одну из мухозавлекательных газет. Само собой разумеется, мух на липкой поверхности было полным-полно, и отнюдь не все они перестали трепыхаться... Кстати, не помню, говорил ли я вам, что осиные мухи вполне могут жалить и сквозь одежду?
С трудом отодранная от штанов газета, ведро из-под клейстера и инструкция в твердой обложке тоже отправились в мусорный бак. А человек сел за стол и начал думать. Думал он долго: день, ночь и еще один день. Мухи беспрепятственно ползали по книгам, столу и тарелкам, а одна, чересчур хамоватая, просидела добрые десять минут прямо у него на переносице – и он даже не шелохнулся, потому что был очень занят. Посередине второй ночи человек вдруг облегченно вздохнул и уснул, не ложась в кровать. Ему показалось, что он что-то придумал.
Назавтра наш просветленный герой встал, помылся, припудрил наиболее откровенные волдыри и отправился в стеклодувную мастерскую. Там он заказал два предмета: огромный стеклянный шар и соединяющуюся с ним спиральную трубку, зауживавшуюся к концу. К вечеру плоды целенаправленных ночных бдений были готовы, и новоиспеченный изобретатель с подобающей осторожностью отвез их домой на грузовом такси.
Человек сразу принялся за дело. Сначала он налил на донышко шара немного самого вкусного темно-вишневого сиропа из кондитерской за углом, а затем, подождав, пока пряный аромат хорошенько разнесется по комнате, привинтил к шару спиральную трубку так, чтобы ее узкий конец смотрел внутрь.
Мухи были тут как тут. Жадно жужжа, они летали вокруг шара и бились о стекло, желая немедленно добраться до сиропа. Скоро они сообразили, что путь к нему лежит через трубку, и потянулись по сужающейся книзу спирали. В скором времени первые из них достигли цели. Они радостно набивали себе брюхо высококалорийным лакомством, затем пытались сесть на стенку шара, чтобы отдохнуть, срывались, падали, снова взлетали, стараясь найти то место, через которое они пробрались вовнутрь, но навстречу им непрерывной толпой двигались все новые и новые мухи. Эти тоже хотели попробовать сироп, и им было не до того, чтобы пропускать назад уже наевшихся и неповоротливых соплеменников.
В недолгом времени отяжелевшие от коварной еды мухи уставали летать, вязли в обманувшем их надежды сладком озере и медленно опускались на дно. А остальным казалось, что сиропа от этого становится только больше. Прошло совсем немного, и в шаре уже плавало столько мух, сколько никогда не удавалось поймать на самую пухлую еженедельную газету. Но мухи всё летели и летели, а человек сидел и ждал.
Скоро старые заслуженные многоногие и двукрылые безобразницы, уже несколько дней жившие у него в квартире и по соседству, очутились внутри сферы с сиропом, а толпы жужжащих новичков со всего двора прямо из-за окна направлялись к завлекательному рупору стеклянной спирали. Человек по-прежнему сидел и ждал. Он только открыл окно пошире, чтобы мухи лучше видели, куда им лететь. И так он сидел ночь и день, и еще одну ночь. Сначала в шаре собрались все мухи из его дома, потом – квартала, затем – района, города, а когда занимался второй рассвет, то в его комнату влетела последняя пригородная муха – еще вчера она была личинкой, а сегодня уже вылупилась и сразу отправилась в путь, чтобы попробовать вишневый сироп. Недолго думая, она покатилась вниз по трубке: «Взз-взз», – и всё стихло.
Человек высунул голову из окна и прислушался. Вокруг не было слышно никакого жужжания, а уж он-то мог различить его даже на другом конце трамвайной линии.
Тогда он запечатал стеклянную трубку самым крепким зеленым пластилином, обвязал свое блестящее изобретение старыми тряпками и отнес его на окраину, где в старых песчаных ямах накопилось много грязной воды. Потом без сожаления бросил чудесный шар в самую глубокую впадину, поглотившую его целиком, послушал, как булькают облачка мелких пузырей, и подождал ровно сорок минут. И поехал домой.
Во всем городе больше не было мух: ни осиных, ни навозных, ни самых обыкновенных, которые, что ни говори, все-таки наиболее надоедливые. И невыносимые.
Человек лег спать, и проспал целые сутки. И проснулся только на следующий вечер. Или даже позже. И совсем не знал, что, пока он отдыхал, все торговцы мухобойками, противомушиными снадобьями, газами, липкими лентами и тому подобными товарами покинули город, ибо поняли, что им грозит совершеннейшее разорение. Надо сказать, это были настоящие деловые люди.  Серьезные граждане, без сантиментов. С мощными шеями и обрывистыми затылками. Поэтому они не плакали, не причитали и не жаловались на судьбу, а поступили по-деловому: запаковали свое добро в грузовики и железнодорожные контейнеры, забили ими трюмы пароходов и подбрюшья самолетов, купили билет во второй класс и отправились в другие страны и города, туда, где мух еще оставалось более чем достаточно. И остается до сих пор.
А человек встал и впервые в жизни помылся вечером.

Некоторые из его сограждан, если честно, то почти все, продолжали жить с проволочными решетками на окнах. Потому что совершенно ничего не заметили. Ни мух, ни победы над ними. Они же были нормальными людьми, не имели идиосинкразий и не уделяли чрезмерного внимания странным и не вполне симпатичным предметам. Таким, как мухи.



     Петр Ильинский – прозаик, автор книг «Перемена цвета», «Легенда о Вавилоне» и других, живет в Кембридже (США).