Константин ВОГАК
ОПЯТЬ ОТЧИЗНА СМУТНО СНИТСЯ
* * *
* * *
Не спится мне, опять не спится.
Удушье, думы и тоска.
Опять Отчизна смутно снится,
И слышен зов издалека.
Но зов далек и так бесплоден,
Звучит упреком он во мне.
Я так устал и несвободен,
Я здесь в неволе. Я в тюрьме.
И не изгнанники помогут
Тебе, Отчизна, в горький час.
У нас и души изнемогут,
Как плоть изнемогла у нас.
Удушье, думы и тоска.
Опять Отчизна смутно снится,
И слышен зов издалека.
Но зов далек и так бесплоден,
Звучит упреком он во мне.
Я так устал и несвободен,
Я здесь в неволе. Я в тюрьме.
И не изгнанники помогут
Тебе, Отчизна, в горький час.
У нас и души изнемогут,
Как плоть изнемогла у нас.
* * *
Почти пустые души.
Почти пустая твердь.
Биенья сердца глуше,
Смелее только смерть.
Без веры и без Бога,
Без чувства и стыда –
Убогая дорога,
Кошмарные года.
Повеяло грозою,
Промчался ураган.
Но позднею слезою
Не вызвать светлых стран.
До Бога нам далеко,
И вера в нас слаба.
Но совесть бьет жестоко
Печального раба.
Почти пустая твердь.
Биенья сердца глуше,
Смелее только смерть.
Без веры и без Бога,
Без чувства и стыда –
Убогая дорога,
Кошмарные года.
Повеяло грозою,
Промчался ураган.
Но позднею слезою
Не вызвать светлых стран.
До Бога нам далеко,
И вера в нас слаба.
Но совесть бьет жестоко
Печального раба.
* * *
И всюду-то горе, и всюду обман,
И много гноящихся ран…
И каждый-то мучится, голоден, рван.
Висит надо всеми туман.
Ушли навсегда золотые года,
Не стало пути никуда.
И бродят голодные, злые стада,
Голодная, злая орда.
И много гноящихся ран…
И каждый-то мучится, голоден, рван.
Висит надо всеми туман.
Ушли навсегда золотые года,
Не стало пути никуда.
И бродят голодные, злые стада,
Голодная, злая орда.
* * *
Заволокло туманом дали,
Потяжелел веселый день.
Едва заметные печали
На сердце уронили тень.
Легко, легко… Но и тревожно.
Устала мертвенная плоть.
Когда бы только было можно
Печаль и ужас побороть!
Но нет забвенья недостойным,
Везде тревоги и враги.
И далеко ко снам нестройным
Умчали буйные круги.
Забвенья нет, и нет покоя.
Прошедшим только я живу.
И в небо строгое, пустое
Печальным путником плыву.
Потяжелел веселый день.
Едва заметные печали
На сердце уронили тень.
Легко, легко… Но и тревожно.
Устала мертвенная плоть.
Когда бы только было можно
Печаль и ужас побороть!
Но нет забвенья недостойным,
Везде тревоги и враги.
И далеко ко снам нестройным
Умчали буйные круги.
Забвенья нет, и нет покоя.
Прошедшим только я живу.
И в небо строгое, пустое
Печальным путником плыву.
* * *
Жалей не мертвых, а живых…
Кто умер, тот на лоне Бога.
У тех, кто жив, одна дорога –
И та во власти Роковых.
А Роковые – страх и голод.
И вот усталые сердца
Замкнулись в ненависть и холод
И отмели завет Отца.
Да, те, кто жив, любить не смеют:
Они забиты в душный дым
И вяло, медленно немеют
Пред ликом времени седым.
Не плачь о мертвых. Лучше б было
Еще живущих пожалеть.
Суровый Ангел поднял плеть,
И в страхе смертное застыло.
Кто умер, тот на лоне Бога.
У тех, кто жив, одна дорога –
И та во власти Роковых.
А Роковые – страх и голод.
И вот усталые сердца
Замкнулись в ненависть и холод
И отмели завет Отца.
Да, те, кто жив, любить не смеют:
Они забиты в душный дым
И вяло, медленно немеют
Пред ликом времени седым.
Не плачь о мертвых. Лучше б было
Еще живущих пожалеть.
Суровый Ангел поднял плеть,
И в страхе смертное застыло.
* * *
Помолись у престола Господня
За несчастных, за Русь, за себя.
Богородичный праздник сегодня.
Приснодева укроет тебя.
Под покровом Владычицы-Девы
Замирает и боль, и печаль,
Замирают проклятья и гневы,
Но становится горько и жаль.
Жаль бывает лишившихся веры,
В ком любовь и надежда мертвы,
Кто несчастлив без счета и меры
И кому не поднять головы.
За несчастных, за Русь, за себя.
Богородичный праздник сегодня.
Приснодева укроет тебя.
Под покровом Владычицы-Девы
Замирает и боль, и печаль,
Замирают проклятья и гневы,
Но становится горько и жаль.
Жаль бывает лишившихся веры,
В ком любовь и надежда мертвы,
Кто несчастлив без счета и меры
И кому не поднять головы.
* * *
Давно я не писал задумчиво и нежно.
Теперь в моих стихах тревога и печаль…
Мне даже прошлого не вспомнить безмятежно:
В нем слишком многое невыразимо жаль.
Ушла задумчивость, мои стальные думы
Упруги и остры, как боевой клинок.
И нежность отошла… Неистовые шумы
Настигли всех, кто тих и одинок.
Теперь пишу проклятья, да молитвы,
Да злые жалобы, да горькие хулы.
Мои учителя – свирепый бунт и битвы.
Боюсь я нежности, задумчивости мглы.
Пускай пожар, пусть молнии и взрывы,
Пусть солнце яркое – не бледная луна.
Я раньше тихим был… Теперь страшны призывы,
Теперь страшна страстей людских волна.
Теперь в моих стихах тревога и печаль…
Мне даже прошлого не вспомнить безмятежно:
В нем слишком многое невыразимо жаль.
Ушла задумчивость, мои стальные думы
Упруги и остры, как боевой клинок.
И нежность отошла… Неистовые шумы
Настигли всех, кто тих и одинок.
Теперь пишу проклятья, да молитвы,
Да злые жалобы, да горькие хулы.
Мои учителя – свирепый бунт и битвы.
Боюсь я нежности, задумчивости мглы.
Пускай пожар, пусть молнии и взрывы,
Пусть солнце яркое – не бледная луна.
Я раньше тихим был… Теперь страшны призывы,
Теперь страшна страстей людских волна.
* * *
Я все мечтал. И проходили дни
В мечтании, в молчании, в дремоте.
Но грянул гром, и вспыхнули огни.
Теперь живу в заботе и работе.
Но и теперь державная мечта
Меня порой балует, посещает,
И новых снов святая красота
И труд, и боль, и серость возмущает.
А чуть стихи непетые придут –
Стою опять в сверкании и звоне.
И тонкие сплетения минут
Плывут в прозрении и творческой истоме.
Назад, вперед, и вширь, и вдаль,
И ввысь, и вглубь так ясно вижу
И неотвязную печаль
Тогда люблю – и ненавижу.
В мечтании, в молчании, в дремоте.
Но грянул гром, и вспыхнули огни.
Теперь живу в заботе и работе.
Но и теперь державная мечта
Меня порой балует, посещает,
И новых снов святая красота
И труд, и боль, и серость возмущает.
А чуть стихи непетые придут –
Стою опять в сверкании и звоне.
И тонкие сплетения минут
Плывут в прозрении и творческой истоме.
Назад, вперед, и вширь, и вдаль,
И ввысь, и вглубь так ясно вижу
И неотвязную печаль
Тогда люблю – и ненавижу.
* * *
Я не пишу о том, что вижу,
Хоть шумы жизни я ловлю.
Я слишком сильно ненавижу,
Я слишком пламенно люблю.
Любовь и ненависть опасны:
Кровавый огненный туман
Мне застит близи, что неясны,
Мне застит дали, где обман.
Я сквозь туман багровый чую
И кровь, и дым, и крик, и плач.
И я с тобой, беглец, кочую,
С тобой свирепствую, палач.
Я знаю, ждет иное время,
И победит во мне любовь.
Тогда уйдет туманов племя,
И плач, и крик, и дым, и кровь.
Тогда слова и мысли будут,
Тогда размер и слог придут.
Но ум и сердце не забудут
Годов, недель, часов, минут.
Теперь мятусь я, недостойный,
Теперь я каюсь и грешу.
Тогда я глубже и спокойней
О том, что видел, напишу.
И если станет сил и воли,
И если жив останусь я,
Родной земле скажу про боли
И про разгадку бытия.
Хоть шумы жизни я ловлю.
Я слишком сильно ненавижу,
Я слишком пламенно люблю.
Любовь и ненависть опасны:
Кровавый огненный туман
Мне застит близи, что неясны,
Мне застит дали, где обман.
Я сквозь туман багровый чую
И кровь, и дым, и крик, и плач.
И я с тобой, беглец, кочую,
С тобой свирепствую, палач.
Я знаю, ждет иное время,
И победит во мне любовь.
Тогда уйдет туманов племя,
И плач, и крик, и дым, и кровь.
Тогда слова и мысли будут,
Тогда размер и слог придут.
Но ум и сердце не забудут
Годов, недель, часов, минут.
Теперь мятусь я, недостойный,
Теперь я каюсь и грешу.
Тогда я глубже и спокойней
О том, что видел, напишу.
И если станет сил и воли,
И если жив останусь я,
Родной земле скажу про боли
И про разгадку бытия.
Публикация
Р.Б. Евдокимова-Вогака
Р.Б. Евдокимова-Вогака
Вогак Константин Андреевич (1887–1938) – поэт, близкий к акмеистам, участник литературного объединения «Цех поэтов», ближайший сотрудник Вс. Мейерхольда по журналу «Любовь к трем апельсинам», переводчик книг по йоге для издательства А. Суворина. Во время первой мировой войны служил в войсках генерала Юденича на Карельском перешейке, где после обретения Финляндией независимости в 1917 году остался на своей даче «Рантахови» в деревне Хотакка (ныне пос. Стрельцово), став эмигрантом. Впоследствии переехал во Францию, где читал лекции по древнерусской литературе. Единственная книга – сказка «Золотая птица» – вышла в США в 1995 году.
Стихотворения Константина Вогака публикуются впервые. Написаны поэтом осенью 1921 года.
Ростислав Евдокимов-Вогак – поэт, прозаик, автор поэтического сборника «После молчания» и других книг, член Союза писателей России и Русского ПЕН-центра. Внучатый племянник К.А. Вогака.
Стихотворения Константина Вогака публикуются впервые. Написаны поэтом осенью 1921 года.
Ростислав Евдокимов-Вогак – поэт, прозаик, автор поэтического сборника «После молчания» и других книг, член Союза писателей России и Русского ПЕН-центра. Внучатый племянник К.А. Вогака.