Туман поднимается – темный, тягучий, густой,
Смывая пустые леса и пустые дороги.
Не знаю, смогу ли поладить с такой пустотой.
Глухой и безглазый, немотствует день на пороге.

Ты хочешь, чтоб я говорила с тобою – изволь.
Вопросов с лихвой за пределами этого круга.
Зачем мы придумали эту прекрасную боль?
За чем мы с тобою так страстно не любим друг друга?

Зачем так жестоко, так зло мы покорны судьбе,
На ощупь дорогу держа по расставленным вехам?
Зачем ты никак не даешь мне забыть о тебе?

… и небо пустое пустым откликается эхом.

Уж мы такие с тобой самородки.
Уж такие стреляные пострелы.
Я пекусь, что рыба на сковородке,
Глянь, душа по краешку обгорела.

А в окне опять кружевная замять.
Думала, остыну – да дело гибло.
Подарить бы строчку тебе на память.
Ан и память, видно, отшибло.



А любить мне, милый, тебя накладно.
Знаю, знаю, где там у пчелки жалко.
Прикипела душенькой – вот и ладно.
Отрывайте с мясом, кому не жалко.

И сгорю, как всё догорит на свете,
На твоем огне. Ты ж моя зазноба.
А вчера, казалось, горели оба.
Золотко мое… самоварной меди.

Я-то, верно, ослепла, но ты на меня погляди,
Человечек из пепла с оранжевым сердцем в груди,
Всю рябину из уст расклевали твои снегири,
Воздух горек и густ, ты уж лишнего в долг не бери.

Подыши на стекло – вдруг оттаю, слезой изойду,
Белоснежную стаю увидишь на черном пруду,
Разберешь на снежки, на ромашки нахохленных вьюг,
Упакуем в мешки да с рассветом отчалим на юг.

Клекоча оголтело, раздвинем лихие крыла,
Это ж, Господи, тело, душа из другого стекла,
Это всё оттого, что в глаза покатила зима,
Спит вселенская почта, архангелы сходят с ума.

Ты не гадкий, лебедушко: воду кромсают дожди.
Погляди, мое солнышко, если живой, погляди,
Ну а если в обшарпанном зеркале спит полынья –
Не серчай, мой серебряный, вымерзнем, воля твоя.

Мы льем через край, мы с тобой приближаем черту,
Мне видится край, где я снова тебя обрету,
И пропасть всё уже, и ярче цветы у межи.
Но полно, не слушай, и мне подливать не спеши.

Мы жили так длинно, мы просто не знали тогда,
Что кровь – не малина, а слезы – не просто вода,
Мы не были слепы, а слепли – и то не всерьез.
Глядели на небо, но в небе не видели звезд.

А нынче, мой бедный, разлуке сшиваю края.
Иголок – несметно, да рвется холстинка моя.
И в небе запарка, и в хлопотах жаркого дня
Усталая Парка, похоже, забыла меня.

Да мне-то не страшно: светло и на этой земле.
Сладимое брашно и брага на белом столе.
И сыто, и пьяно, и звезды – прозреет слепой.

Забыли меня, но как рано пришли за тобой.