Для начала несколько определений. «АНЖАМБЕМАН (АНЖАМБМАН; ENJAMBEMENT) – перенос части фразы из одной строки в другую, вызванный несовпадением интонационно-синтаксической связи с метрическим рядом. При чтении отмечается паузой, без которой стихотворение теряет ритмическую выразительность. Переноситься могут как целые слова, так и части слова» ^{[ 1 ]}. «Перенос, перескок, анжамбеман (франц. enjambement, от enjamber – перешагнуть), в стихосложении несовпадение синтаксической паузы, остановки, с ритмической – концом стиха, полустишия, строфы. В классическом стихе различались 3 вида П.: rejet (конец фразы захватывает начало следующего стиха), contre-rejet (начало фразы захватывает конец предыдущего стиха), double-rejet (фраза начинается в конце предыдущего стиха, кончается в начале следующего). Если П. немногочисленны, то они служат сильным средством интонационного выделения отсеченных стихоразделом отрезков фразы; если П. многочисленны, они создают интонацию сильно прозаизированную, почти заглушающую стихотворный ритм (особенно в драматическом стихе). Избегание П. было свойственно классицизму, культивирование их – романтизму и некоторым поэтическим школам 20 в.» ^{[ 2 ]}.
В этих заметках мы будем использовать более часто употребимый в отечественной филологии термин анжамбман. В отечественной филологии эта тема широко разработана в трудах М. И. Шапира, Г. А. Шенгели, Ю. Н. Тынянова, М. Л. Гаспарова, А. К. Жолковского, И. Е. Лощилова и других. Анжамбманы могут быть слоговыми, строчными, строфическими, слогово-строфическими, синтаксико-строчными, синтаксико-строфическими, словесно-строчными и словесно-строфическими и т.д. Анжамбманы применяли Александр Пушкин, Марина Цветаева (она сделала этот прием одним из основных в своей поэтике), Владимир Маяковский, Михаил Кузмин, Вадим Шершеневич, Георгий Оболдуев, Булат Окуджава, Иосиф Бродский, который во многом наследовал и развил традиции Цветаевой. Роль анжамбмана как изобразительного средства в стихотворном произведении велика. Выдающийся филолог М. И. Шапир писал: «Нет сомнения, что переносы в «Медном Всаднике» выполняют экспрессивные и изобразительные функции, обретая порой прямую иконичность – там, где Нева выходит из своих берегов, синтаксис выходит из берегов стиха» ^{[ 3 ]}. Метод М. И. Шапира, проводящего прямую и недвусмысленную параллель между анжамбманом (формой) и контентом (содержанием) поэтического текста, безусловно, оправдан и будет использован автором в этих заметках как основополагающий. Развитие анжамбмана в конце ХХ веке специалисты связывают с именем Иосифа Бродского. М. И. Шапир справедливо резюмировал: «На протяжении 1960-х годов Бродский ставил все более смелые эксперименты по удлинению поэтической фразы и осваивал все более резкие межстрочные и межстрофные enjambement,ы: он отрывал то предлог от существительного, то отрицательную частицу от глагола, то союз от присоединяемого предложения, а в редких случаях делил слово между стихами или даже строфами («На смерть Т.С. Элиота», 1965; «Волосы за висок», 1967)» ^{[ 4 ]}. Употребляют анжамбеманы и современные поэты: Александр Кушнер, Константин Кедров, Слава Лен, Сергей Бирюков, Евгений Лесин, Юлия Мартынцева, Антон Нечаев, Евгений В. Харитоновъ, Данила Давыдов, Евгений Реутов, Андрей Качалян и многие другие. Наиболее распространены в настоящее время слоговый и слогово-строфический. Константин Кедров:

В этом небольшом по объему анаграмматическом четверостишии сконцентрирован идиостиль поэта, и слоговый анжамбан здесь играет ключевую роль. Поэтика Кедрова, построенная на философском осмыслении мира (Кедров – доктор философских наук), анаграматизме, игре слов, предполагает частые переносы не только слов и строф, но, прежде всего, смыслов, логических систем. Первые две строки стихотворения говорят о философских материях: пони – не пони; далее смысл расширяется и меняется: пони не понимает. И, наконец, заключительный и основной мессидж строфы: пони мается. Четыре короткие строки порождают систему (системы) смыслов, и роль анжамбмана здесь очевидна. Дефис (в данном случае как семиотический знак) играет роль регулятора смысла, служит инструментом анаграмматического письма. Боле того, лексема пони скрывает ряд других лексем (а следовательно, и смыслов), в частности – указательные местоимения «он» и «они». Образ пони в данном случае приобретает явный аллегорический и философский оттенки. Философский смысл выражен поэтическими средствами. Приведем еще примеры слоговых анжамбманов. Антон Нечаев:

Евгений В. Харитоновъ:

Андрей Качалян широко использует слогово-строфические анжамбманы:

Качалян посредством слогово-строфического анжамбмана в трех строках и строфах выводит на первый (важнейший!) слог личное местоимение первого лица «я», не только обыгрывая смыслы стихотворения, но, прежде всего, показывая значимость и дуалистичность лирического героя, значимость и дуалистичность его миросозерца/ни я (обратим внимание также на отрицательную частицу «ни», показывающую самоироничность автора). Анажамбман как эффектная поэтическая фигура не может быть самоцелью, приемом ради приема. Появление анжамбмана в стихотворениях лучших поэтов всегда оправданно и несет определенный смысл. Один из самых простых и наиболее распространненных анжамбманов – строчный. Им пользуются большинство поэтов. Анатолий Кобенков (1948 – 2006) был замечательным мастером строчного переноса. Его лирико-философские стихи усиливались анжамбманами, показывали резкую прерывистость и драматизм жизни. В одном из своих лучших стихотворений Анатолий Кобенков писал:

Мы не обращаем здесь внимание на стихотворную технику, в частности, на строчный анжамбман, он как бы незаметен, выполняет вспомогательную роль. Сама лирикофилософская глубина поэта, достигшего вершины поэтического развития, заставляет задуматься о глубинном смысле бытия, о главных вопросах мироздания. Анжабман лишь усиливает трагическое и, вместе с тем, естественное и закономерное развитие человеческой жизни. Форма и содержание, как всегда у лучших поэтов, едины.