Равновесия не обрести,
Парус рухнул, доска распласталась,
Что-то море опять расплескалось,
И земля начинает трясти.
Что-то взгляд потерял прямоту,
Руки места себе не находят,
Что-то небо на море находит,
И ползет глубина в высоту.
Не ищи оправданья в строке.
Правда проще, чем рифма, и резче.
Ложь в ладони, земля вдалеке,
И вода безымянная плещет.

Чем спасешься, когда прикоснешься?
Боль стихов, залетевших на свет,
И мельканье увядших ладошек
Старый снег, новый снег, прошлый снег..
Как простишься, когда причастишься?
Губы съедены — въедлив мороз.
Скрип шагов — уходите потише,
Не прощайтесь на полный износ...
Что приснится, когда прекратится
Скрип по снегу и лампа в окне —
Шар оранжевый, всхлип половицы,
Запах осени, плач о весне?

Я не могу понять, как я могла
Родить — на вырост, на болезни тела?
Как я могла — такой, какой была,
Навстречу миру отпустить его? Как смела?
Мир — под залог — был мой. Как я могла
Подобное создать несовершенство?
Вселенная на камни изошла,
Без цели свет, без жалости блаженство…
Без боли доли нет, неси, что есть.
Ты не Атлант — тот мог и уронить бы.
Свое и нет, поминки и женитьбы…
Мышиный страх, перо, бумаги десть.
Мои шаги давно втоптали в снег,
Да так, что ни следов уже, ни снега.
Остался день и чад набрякших век
И мне на плечи выпавшее небо.

Бесконечна словесная вязь —
Выпускаешь на волю ферзя.
Хочешь в брод, говоришь, хочешь вплавь —
Только вверх уже больше нельзя.

Растечется, расплачется кровь —
Ни собрать, ни свернуть, ни согреть.
Перед шкафом заламывай бровь,
Перед Богом описывай медь.

В этом мире протоптанных строк,
В разноцветье разрозненных трав
Созидатели островов
Отдыхают у переправ.

Дышало лето травами и днем.
Закат угас. За тучами светлело.
Зарницы полыхали над костром,
Горевшим неспеша и неумело.
Я так лгала, что правды не сыскать,
Такие речи заплела в косицы,
Что гладко истина на ложь ложится
И ложь по правде вышивает гладь.
Закат угас. Сидели у костра,
Соприкасаясь вялыми телами
И слушали, как в маленькое пламя
Кидала щепки наша детвора.

В эпоху прозы бьют не по хребту,
Еще есть время зализать удары.
Поэзия есть время высшей кары,
Когда судьба ступает за черту.
Еще один шажок — и темнота.
Сгребаешь строки судорогой рук,
Пока из щели горла в пропасть рта
Прорвется и прольется чистый звук.

Движенье начиналось как-то исподволь
Сначала дымкой, а потом снежком,
Потом круженьем берега и пристани
И только после — волнами и дном.
И, встряхиваясь, в воздух взмыли сосны,
Осмысленно вонзаясь в небосвод,
Как стрелки, направляющие мысли
В зиянье — вверх — в небытие — вперед.
Потом задуло злобным коридором
Выталкивать из леса. Занесло
Костерчик.
Белки пели дружным хором
И собеседник уронил весло.
Какого черта! небеса зияли,
Земля вздымалась, вспенивая наст.
Мы здесь остались. Не гребли, не звали,
А просто вслушивались — что поют про нас.
Единый всхлип всклокоченной метели,
Единый посвист сумерек вдали...
Прощай, мой друг.
Нам поздно.
Мы — у цели,
А небо — очень близко от земли.

Теплый дом сверху застлан решетчатым пледом.
Половицы скрипят, чьи-то тени поют.
Удивительно быстро беду до беседы
Эти люди раздвинут — и снова живут.
Милый друг — еще с ними кататься и мыться,
И морковку двудольно и двудомно копать,
Добрый друг — до свиданья. Пора торопиться,
Разобраться, захлопнуться и поскучать.

Средневековый стих о пепле вопиет.
Огонь небесный жжет.
День Судный настает,
И череп молнией пронзен через глазницы.

Твои глаза чуть лгут,
Не там — но и не тут,
И пепел падает — наотмашь — на страницу.

Мир пепельниц был для меня не нов,
Но чужд — и элемент игры в молчанку
Входил в понятье — курит человек
И пепел походя он сбрасывает в склянку.

Я больше не поверю в эту ночь,
Поскольку — незачем. Молчанья не порочь.
Страница кончена. Судьба не досказалась.
Но словом скреплено отчаянье. В окно
Сказала: “Пепел”. Слово — отозвалось.

Две бедные рифмы,
Чуть слышен мотив,
Мой век перелился в другой.

И скудное небо,
Две капли пролив,
Отправило век
На убой.

Сейчас не запомнить,
Потом не отрыть
Того, что давало тепло…

Двум рифмам
Выпало
Соединить
Столетья через стекло.