В Москве опустели дворы.
Ты помнишь, как прежде бывало?
Зимой выбивали ковры,
А летом трясли покрывала.
Гремели столы — домино,
В колясках младенцы пищали,
И тут же — табак да вино,
Чтоб жить без тоски, без печали.

Ты помнишь тот пламенный бой,
Мальчишечью нашу ватагу,
Когда на чужих мы гурьбой
За что-то рванулись в атаку?
Был в этом геройском бою
Кулак мой до крови изодран,
Но крик выливался из окон
Бальзамом на душу мою...

А нынче в московских дворах
(Куда же успело все деться?)
Забыли о скромных дарах
Того коммунального детства.
Выходят из дома жильцы,
Заносчивый вид принимая,
Как будто бы это жрецы
Индейского племени майя.

Кто раньше мечтал об игре,
Теперь помышляет о деле.
Двор пуст, словно лес в ноябре,
Но осень здесь даже в апреле.
И только последний эстет,
Седеющий, бледный, гнусавый,
Сподоблен увидеть тот самый,
Идущий из памяти, свет.

Нас не признали «толстяки»,
И приютили нас кварталы,
Где были первые стихи
Еще младенчески картавы,
Где Бродский череп не сверлил,
Куда не проползал Асадов,
Где одуванчики цвели
Среди облупленных фасадов.

Сегодня дурно стало мне.
Прилег с таблеткой на диванчик,
И словно в мимолетном сне
Такой увидел одуванчик.
Затеял ветер с ним игру:
«Какой ты беззащитный, шаткий!»
И одуванчик на ветру
Качал своей пушистой шапкой.

Установлен в музейном зале,
Чтобы видом одним давить,
Не особо доступный сзади
Микеланджеловский Давид.
Вечно юн, величав и стилен.
Возвышается грозно пах.
Эдак можно бы филистимлян
Без пращи повергать во прах.
А внизу, возле ног атлета,
Рот разинув и нос задрав,
Бросил вызов и ждет ответа
Смертный маленький Голиаф.

Велела мать: «По клавишам долби!»
Но ведь у кармы есть свои долги —
И не давались мне этюды Черни,
И расползались пальцы, точно черви...
То было время огневых тирад.
Казалось, жизнь сама уже теракт —
Что ж стыд терять, будить печаль познанья,
Плясать на трупах, становясь под знамя?
Пришлось идти кладовщиком на склад
И там беречь свой зад стеречь свой сад.
Труднее было разжевать гордыню
И семя дружбы взращивать, как дыню.
Но знает в небесах Кутузов Лев,
Что не жалею тех кургузых лет.
Халат испачкан маслом или кровью —
Нет у меня претензии к покрою.
Сегодня ящик с жалобами пуст.
Мне жизнь по мерке не нашлась, и пусть —
Стихов такое множество навылось,
Пока я понял, что она — на вырост.

Видя, как бездействует фортуна
И не напрягается судьба,
Не печалься, что твоя фактура
Где-то недостаточно груба.

Приглядись: не так уж плохо ныне,
И хотя развязка впереди,
Ты пока еще на середине
Своего далекого пути.

Избегая всякого соблазна
Оказаться пошустрей других,
Лучше тратить силы сообразно
Данности, боясь лишиться их.

Лучше незаметным быть и скромным,
Сохраняя внутренний простор.
Дуб огромный буря вырвет с корнем.
Сложное скрывается в простом.

Появились внуки у соседей,
Поменялись лифты, стояки,
А в аллее парковой осенней
Те же все маячат старики —

Древние дубы стоят на страже,
Солнечно-ветровый акведук!
Рядом с ними ты немногим старше
Тех, кого здесь за руку ведут.