* * *

Мама собирается в дорогу,
Складывает памяти обрывки.
В кошельке её одна приколка,
За окном нелётная погода.
Медсестра, похоже, недовольна,
Кислород подкачивает небу,
Раздуваются меха машины,
Ноет песню адская гармошка.
И отец ушёл, когда штормило,
И вверх дном перевернулось море.
Я тогда звала его, искала,
А по небу проплывали рыбы.
Почему они всегда уходят
В самый чёрный день, когда ненастье,
И царит на небосклоне Лютый,
Непреклонный и Немилосердный?
Медсестра-диспетчер наготове.
Не видать ни зги на взлётном поле.
Здесь уходят все по расписанью.
Подышал — и передай другому.
Всё же дышит. Ночь подходит ближе.
Сплю, руки её не отпуская.
Снится ясный и пречистый полдень,
Где играют акварели света
И где машет облако крылом.


* * *

Вот мой дед на коне
С шашкою наголо.
Пляшут хлопья в окне
Улицу замело.
Бабка — серый платок,
Вечный радикулит —
Ставит на стол кипяток,
Дым по чашкам разлит.
Вьюжит — нитка, стежок.
Что там? Не разглядеть.
Круглое, как снежок,
Тёмное, как круговерть.
Конь рассыпался в прах,
Стёрся его портрет.
Дед останки распряг
И оседлал табурет.
Бабка смотрит и ждёт,
Мешает ложкой судьбу.
Вот прихлебнёт ожог,
Вот подожмёт губу.
Будут молчанку пить
С прошлым вприкуску, где
Знамя, конь во всю прыть
И вседержитель дед.


* * *

"Ушёл из жизни"... А куда? Куда?
Посмотришь в небо — небо, как вода.
В нём — боже мой! — движенье и броженье,
Всё мимолётно, всё не навсегда,
И нет конца, а только продолженье.
Как с этим быть? Как с этим плыть, болеть,
К выздоровленью двигаясь, как в клеть,
Откуда все выпархивают в это,
Которое не сметь, не сметь, не сметь
Назвать по имени, чтоб не лишиться света.
"Ушёл из жизни". Будто жизнь, как дом,
А там, за ним, небесный окоём,
Сияние, похожее на солнце
Замедленного действия. А в нём —
То, что тобою больше не зовётся.


* * *

В дачном окне огонёк трепещет,
что-то бубнит
телевизор вещий,
спит человек,
не собраны вещи.
Завтра в дорогу ему с рассветом,
птица зайдётся прощальным приветом,
спит человек,
не знает об этом.
Грань между ночью и утром всё тоньше,
думал, что завтра будет всё то же.
Кончилось завтра,
нет его больше.


* * *

Это — друг. Он очень болен.
Никогда уже не встанет,
Не пройдёт по тротуару,
Мы не встретимся в кафе.
Но пока он — дышит, дышит,
У него окно — на крыши,
И постель просторней поля —
Ни за что не перейти.
У него большое сердце,
Старый шкаф с открытой дверцей,
И костюм висит по струнке
В ожиданье перемен.
И они, конечно, будут,
Грянут други отовсюду,
И всего другого люду
Очень много набежит.
И от этой перспективы
Засыпает он, счастливый,
На боку, где вид на крыши,
И всегда спиной к стене,
Потому что так — не страшно,
Потому что так — не больно,
Потому что так скорее
Крылья режутся во сне.


* * *

Время изогнулось, пошло по кривой.
Будущее в окопах, настоящее ранено.
Воздух в городе — аж два о,
и температура тел близка к возгоранию.
Темень разминает щупальца за окном,
извлекает луну и подталкивает ближе
к комнате, в которой ходит метроном,
а луна смотрит на стекло и не дышит...
...Дождь — патронов холостых звукоряд.
Рвутся сухо его горошины.
— Это к похоронкам, — старожилы говорят.
И возвращаются к могилам прошлого.


* * *

Вот опять придёт из своей мерзлоты,
Заведёт шарманку про те времена
И начнёт прокручивать на все лады
Чёрно-белым сном от себя до меня.
Вместо почты дым повезут поезда.
В этой топке всё — от людей до вестей.
На погонах обугленная звезда
Хоть не ярче светит, но, увы, ясней.
Неподвижен космос скованных рук.
Там от них намело ледяной сугроб.
Погаси эту печь, политрук, политрук.
У меня от неё озноб, озноб.
Машинист бросает в огонь всё подряд,
Ерунда. Только поезд бы шёл да шёл.
Так кончается родина, начинается ад.
Это спишь ты, проснись.
Хорошо, хорошо.