Перекличка поэтов
Сергей ПОПОВ
КОЛЕБЛЮЩИЙСЯ СВЕТ
* * *
* * *
По тормозам и ок-
стись на родную даль…
Попутчицы кивок,
отжатая педаль.
Полметра — и прости-
прощай чумной разгон…
И плавится в горсти
внезапный телефон.
Чехвостишь в прах и пух,
кобенишься в ответ…
И снова не потух
колеблющийся свет.
стись на родную даль…
Попутчицы кивок,
отжатая педаль.
Полметра — и прости-
прощай чумной разгон…
И плавится в горсти
внезапный телефон.
Чехвостишь в прах и пух,
кобенишься в ответ…
И снова не потух
колеблющийся свет.
* * *
Галдеж, петарды, конфетти.
Слабо до площади дойти —
размяться налегке
в дурацком колпаке?
Снегурку цапнуть за бедро…
Вы утверждаете — старо?
Да бросьте. Где новье?
Что станется с нее?
Она чудес плоть плоти от.
А вы как полный идиот
сусолье развели…
Не тошно разве ли?
Слабо до площади дойти —
размяться налегке
в дурацком колпаке?
Снегурку цапнуть за бедро…
Вы утверждаете — старо?
Да бросьте. Где новье?
Что станется с нее?
Она чудес плоть плоти от.
А вы как полный идиот
сусолье развели…
Не тошно разве ли?
* * *
От кочки двух вершков —
ладошками в бока —
какой-нибудь лужков
рассеет облака.
А кепкою взмахнет —
и сбудется тогда
их массовый улет
вперед и навсегда.
И будет лишь мороз
и солнце круглый день…
Москва у нас — всерьез,
а дебри — дребедень.
Но тучки там зато
блажат и посейчас —
ни в кепке, ни в пальто —
никто им не указ.
ладошками в бока —
какой-нибудь лужков
рассеет облака.
А кепкою взмахнет —
и сбудется тогда
их массовый улет
вперед и навсегда.
И будет лишь мороз
и солнце круглый день…
Москва у нас — всерьез,
а дебри — дребедень.
Но тучки там зато
блажат и посейчас —
ни в кепке, ни в пальто —
никто им не указ.
* * *
Сколь ни шарь по Интернету,
паутину не труди,
счастья не было и нету
и все то же впереди.
Та же кожа, та же рожа
у жестянки заводной.
Все на все во всем похоже…
Значит, снова по одной?
Где одна, там и другая:
на семь бед — один ответ…
Жесть куражится, сверкая
счастьем через Интернет.
паутину не труди,
счастья не было и нету
и все то же впереди.
Та же кожа, та же рожа
у жестянки заводной.
Все на все во всем похоже…
Значит, снова по одной?
Где одна, там и другая:
на семь бед — один ответ…
Жесть куражится, сверкая
счастьем через Интернет.
* * *
Предрождественский стаял снежок.
Ох, уж эти приметы!
Затянулся неловкий ожог
от шальной сигареты.
Хвойных слез по душе урожай —
все отрада простушке.
Знай, сапожки свои водружай
на трубу для просушки.
Что тебе мешанина и гарь —
прекращай с никотином.
До звезды доклубится январь,
оборим триединым.
Ох, уж эти приметы!
Затянулся неловкий ожог
от шальной сигареты.
Хвойных слез по душе урожай —
все отрада простушке.
Знай, сапожки свои водружай
на трубу для просушки.
Что тебе мешанина и гарь —
прекращай с никотином.
До звезды доклубится январь,
оборим триединым.
* * *
Ну что за убогая шутка,
что дед фифти-фифти мороз?
Небрежный разлет полушубка,
приглядка как будто всерьез.
Зазнайка, столичная штучка —
по льду каблучками в кювет…
А «Kent» number four, недоучка,
не лучшие из сигарет.
Чума эргээфского флера
с младенчеством вкупе на треть…
Помаду папаши Диора
в два счета не выйдет стереть.
что дед фифти-фифти мороз?
Небрежный разлет полушубка,
приглядка как будто всерьез.
Зазнайка, столичная штучка —
по льду каблучками в кювет…
А «Kent» number four, недоучка,
не лучшие из сигарет.
Чума эргээфского флера
с младенчеством вкупе на треть…
Помаду папаши Диора
в два счета не выйдет стереть.
* * *
Отрезонирует посуда,
три дня не мыта как всегда —
шальной звонок из ниоткуда,
«алло» в ночное никуда…
Стремглав умножатся окурки,
смирятся зрение и слух…
Но не разлюбят полудурки
аллокать в трубку после двух,
до четырех, до первой стали
ловить за хвост небытие…
Они немыслимо устали.
Но завтра — снова за свое.
три дня не мыта как всегда —
шальной звонок из ниоткуда,
«алло» в ночное никуда…
Стремглав умножатся окурки,
смирятся зрение и слух…
Но не разлюбят полудурки
аллокать в трубку после двух,
до четырех, до первой стали
ловить за хвост небытие…
Они немыслимо устали.
Но завтра — снова за свое.
* * *
Колокола над околотками
по ту и эту от реки.
Над разносолами и водками —
а то в округе дураки.
Как в новогодье купоросится!
Что за угодья на виду!
Душа в одышку так и просится,
поддразнивая беду.
Что ей раскаты новодельные
и дрожь немытого стекла?
Бушуют гульбища недельные —
и жизнь была и не была.
по ту и эту от реки.
Над разносолами и водками —
а то в округе дураки.
Как в новогодье купоросится!
Что за угодья на виду!
Душа в одышку так и просится,
поддразнивая беду.
Что ей раскаты новодельные
и дрожь немытого стекла?
Бушуют гульбища недельные —
и жизнь была и не была.
* * *
По полосе береговой
средь тронутых ловцов
и сам не в дружбе с головой
шустришь себе, пунцов.
Подледных рыб глубокий ум
не высушит мороз.
К чему рыбацкий гам и шум
стремглавцу наизнос?
По адресам и по делам,
что кроме — никому…
Пурга, но с горем пополам
успеется ему.
средь тронутых ловцов
и сам не в дружбе с головой
шустришь себе, пунцов.
Подледных рыб глубокий ум
не высушит мороз.
К чему рыбацкий гам и шум
стремглавцу наизнос?
По адресам и по делам,
что кроме — никому…
Пурга, но с горем пополам
успеется ему.
Сергей Попов — поэт. Родился в 1962 году. Окончил Воронежский медицинский институт и Литературный институт им. А. М. Горького, доктор медицинских наук. Публиковался в журналах «Дети Ра», «Зинзивер», «Новый мир», «Москва», «Арион», «Молодая гвардия», «Поэзия» и др. Первая книга стихов вышла в 1992 году. Возглавлял воронежский литературный альманах «Бредень», член редакционной коллегии журнала «Дети Ра». Лауреат премии имени Кольцова администрации Воронежской области. В 2010 году в издательстве «Вест-Консалтинг» вышла книга стихов «Воронеж etc».