Работать редактором издательства "Современный писатель", которое позже вернуло себе прежнее название – "Советский писатель", я пришёл в середине девяностых годов. И в это же время там стал часто появляться Юрий Васильевич Бондарев.

Конечно, я знал произведения Бондарева "Батальоны просят огня", "Горячий снег", "Тишина", "Берег", "Игра". Но в 1994 году Бондарев отказался от ордена Дружбы народов, пожалованного ему Ельциным, и это только добавило интереса к его персоне. Кстати, число поддержавших и осудивших его за это писателей было приблизительно одинаковым. Но тогда раскол в писательском сообществе и был таким: половина писателей за Ельцина, половина – против.
– Вы кого из писателей больше любите? – спросил меня Бондарев, когда мы познакомились.
– Бунина, – ответил я, не особо раздумывая.
– А я Льва Николаевича Толстого, – улыбнулся Бондарев. – Но мы с вами поладим.
В то время я считал, что настоящим писателем является только тот, кого ты хочешь перечитывать. Впрочем, так я считаю и сейчас.
Надо сказать, в разговорах о литературе Бондарев очень редко называл имена и давал оценки. Пожалуй, Лев Толстой был единственным, кого он считал безоговорочным классиком.
Со временем я узнал, что Бондарев любит и многих других русских писателей, в том числе своего учителя Константина Паустовского. Поговаривали, что к Паустовскому начинающего автора Бондарева отвёл кто-то из поэтов, преподававших в Литинституте. Так ли это было на самом деле, я постеснялся у него спросить.
– Студентом по ранним повестям Паустовского "Романтики" и "Блистающие облака" я писал курсовую работу, – сказал я Бондареву.
– Я же говорил, что мы с вами поладим, – усмехнулся он.
Юрий Васильевич был великолепным рассказчиком. Особенно много историй, смешных и не очень смешных, он знал, естественно, о писателях. Например, байку о дворнике Леонида Соболева рассказал мне именно он.
И меньше всего Бондарев рассказывал о войне. Он гордился своими двумя медалями "За отвагу" и медалью "За оборону Сталинграда", но о том, за что он был ими награждён, я от него не слышал. В этом он был очень похож на моего родного дядю Васю, разведчика-диверсанта в войну. Того семь раз забрасывали в тыл врага, первый раз под Ржевом, последний – уже в Германии.
– Дядь Вася, расскажи про диверсии, – просил я его ещё мальчишкой.
– Ранило, – махал он рукой. – Сначала в ногу, потом в живот. Ерунда.
Больше я от него ничего не добился.
Бондарев тоже был дважды ранен. И тоже не любил об этом рассказывать.
Однажды он упомянул, что участвовал в боях за Белоруссию.
– Напишите об этом мне в "Лад", – предложил я.
В то время я редактировал российско-белорусское приложение "Лад" к "Литературной газете".
Спустя некоторое время Юрий Васильевич принёс мне страничку великолепного текста о лунной ночи – тогда они шли маршем по Белоруссии. Самой войны там не было. Это было одно из "Мгновений", которые Юрий Васильевич писал практически всю свою жизнь.
Кстати, когда я читал "Мгновения" Бондарева, у меня появлялось устойчивое ощущение, что это любимый жанр писателя. Я это чувствовал по выверенности слова и мысли, тонкой выписанности этих самых мгновений жизни.
Чаще всего мы встречались на заседаниях Комиссии по присуждению Международной премии в области литературы и искусства имени М.А. Шолохова, бессменным председателем которой был Бондарев. Юрий Васильевич очень ответственно относился к этой работе. Лауреатами её были писатели Валентин Пикуль (посмертно), Евгений Носов, Сергей Михалков, Пётр Проскурин, Анатолий Иванов, Сергей Есин... Как советский писатель – а Бондарев постоянно подчёркивал, что он именно советский писатель, – Юрий Васильевич с особым вниманием относился к литераторам из стран бывшего СССР. Среди лауреатов были Мустай Карим, Борис Олейник, Абиджамил Нурпеисов, Тулепберген Каипбергенов, Юван Шесталов, болгарский писатель Никола Радев.
В положении о присуждении Шолоховской премии была предусмотрена номинация "За политическую и общественную деятельность". Лауреатами в этой номинации стали Фидель Кастро Рус, Геннадий Зюганов, Патриарх Алексий II, бывший президент Югославии Слободан Милошевич, Уго Чавес и другие. Я занимался вопросами присуждения и вручения Шолоховской премии президенту Республики Беларусь Александру Лукашенко. В результате премия с формулировкой "за мужественную политическую публицистику и самоотверженную позицию в защите народных интересов" была вручена А.Г. Лукашенко в Литературном институте имени А.М. Горького в 1997 году. Вручал её лично Ю.В. Бондарев.
В год миллениума в нашем издательстве вышла книга писателя-фронтовика Василя Быкова "Его батальон". Узнав, что я еду во Франкфурт-на-Майне, где жил тогда Василь Владимирович, чтобы вручить ему авторские экземпляры, Бондарев отвёл меня в сторону.
– Скажи Василю, что у меня к нему неизменно хорошее отношение, – сказал он. – Нам с ним делить нечего.
– Передам, – пообещал я.
Я вспомнил, как в середине восьмидесятых годов на одном из пленумов Союза писателей увидел в Пёстром зале ЦДЛ сидящих за одним столиком Бондарева, Быкова и Бакланова.
– Смотрите, – сказал кто-то из писателей, – три великих "Б"! Воевали лейтенантами, а теперь генералы. Гордость советской литературы!
В двухтысячном году они уже сидели в разных окопах.
– А я с Бондаревым никогда не ссорился, – сказал Быков, когда я передал ему слова Бондарева.
Надо сказать, ни Бондарев, ни Быков из своих писательских окопов не отступили ни на шаг. Они были из поколения победителей.
В писательском сообществе бытовало мнение, что хорошего писателя без хорошей жены не бывает.
– Да, у меня хороший зам по тылу, – сказал однажды при мне Бондарев.
Он был выдающийся писатель, и зам по тылу у него тоже был выдающийся. Валентина Никитична была хранителем очага, музой, строгим секретарём, мудрым стратегом. Возвращаясь к военной терминологии, все важные решения в семье Бондаревых принимались в штабе Главного командования, который возглавляла Валентина Никитична.
Повторю ещё раз: Юрий Васильевич Бондарев за долгую жизнь ни разу не отказался от своих убеждений. Он до конца оставался рыцарем литературы, служащим своей великой стране. Кстати, его знаменитое выступление на партконференции, где он сравнил горбачёвскую перестройку с самолётом, который взлетел, но не знает, куда приземлится, не потеряло своего значения до сих пор. В 2015 году на вручении ему Патриаршей премии Бондарев сказал: "Русская литература всегда была, есть и будет основой государства, утешением для народа и целительным родником".
С этими словами он и ушёл от нас, заставляя думать и действовать.