Свидетельство о регистрации средства массовой информации Эл № ФС77-47356 выдано от 16 ноября 2011 г. Федеральной службой по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций (Роскомнадзор)

Читальный зал

национальный проект сбережения
русской литературы

Союз писателей XXI века
Издательство Евгения Степанова
«Вест-Консалтинг»

ВИКТОР СОСНОРА


О СЕБЕ
Во мне всегда жила "жажда" самосожжения.
Я начал писать во Львове 17 апреля 1952 года. Уезжая навсегда в Ленинград, я сжег 3 сундука рукописей, 8 куб. м "творчества". Стихи, драма в стихах "Иван болотников",
2 романа в прозе: "Сказка о трех ефрейторах с голубыми глазами" и "Черная месть" — из испанской жизни. Я сжег большие тетради-дневники, исторические исследования, статьи о поэтике авангарда XX века. Да, еще свои стихи, написанные на немецком, польском и украинском языках, то есть сжег целую литературу мальчишеско-юношеской чепухи. Мир праху.
Это было в 1954 году. В 1959 году, после написания ритмов по мотивам "Слова о полку Игореве", я сжег все стихи, написанные в армии от 1955 до 1958 года, а потом 17 поэм, написанных в 1958 — начале 1959 года. Эти последние уже ходили по рукам (вот именно!), я помню названия нескольких: "Уже любовь", "Последний на планете Земля" — о взрывах ядерных бомб в Хиросиме и на новой Земле, ну и хватит названий.
В процессе дальнейших писаний я регулярно сжигал стихи и прозу. Из них наиболее известна повесть "Иллюзионист" и прочие, но для меня их нет навсегда.
Перед нами то, что каким-то образом сохранилось.
"Феогнид" — последние стихи, которые я написал. больше стихов не будет. Еще ни один из уважающих себя поэтов не написал ни строчки после 70, и так во всем мире.
благодарю за внимание.


МОТИВЫ ФЕОГНИДА. ЭНЕАДА*


ЭНЕАДА

1

Упало и небо и время
и рюмки цветов и вода в даль дороги
и сердце и руки — устали.
И хочется взять и отдать эту шкуру,
остыла висеть на костях,
и голову — снимок — отдать.
О, стой, о, ступи, потерпи еще малость —
и соком нальются хрящи и стопы,
о, нет, не нальются, откуда их, соки?
Ты на перепутье. Я на перепутье?
Но где же дощечка, чтоб влево пойти,
чтоб вправо, чтоб прямо. Ты друг перепутал.
Светился квадратик окна и не светит.
Значит, бездомность при полной луне.
Меч перекован, его кузнецы — в бубенцы!
Друг меня предал — покончил с собой.
В будущей жизни друг друга мы не узнаем,
порознь не глядя друг мимо друга пройдем.
Скажут: у них перламутровы лица.

2

Птичка-тряпичка, клевательница ягод,
что ты играешь на флейте, не мелькая, —
это играю на каменной флейте — я.
Я говорю, невидимка, тебе — невидимке,
ты, улетая, окаменеешь от температур,
и будут слушать подошвы твой хруст и смеяться.
И светлые троны построим
из лепестков и миражей,
гнезда жизни!
Мать моя, смерть, как провожала в жизнь!
Я не покину тебя.
Ты верь мне, верь мне!

3

И буду тайно коротать луны,
ища на белом этаже черный.
Не верь, не верь, что есть заря зрима,
где спичкой водит делегат пыльной.
Она взойдет, но будет уж не круг красок,
а выстрел рук и голубой бойни.
Не верь, не верь, что горизонт розов!
А я зову возлюбленную мглу.
Но ничего исправить нет знака
и белых голубей взор, взрывы.
О бедный, бедный мировой отдых,
политый краской типографий,
охоты псовой и у скал — ускользает
серебряная ветвь твоего сердца
и моего, и я, моих нитей
и их собачьи языки смоют,
о как ребячьи!
Я не хочу вспоминать губы,
ни руки восковые, будто ногти сняты,
время мое уходит праздно,
и в мозгу, где был изгиб — клетки пусты.
Голубь как белая бабочка ходит-ходит,
не верь, не верь, что у него утро.
И это дни идут назад, на когтях лапы
и рев иллюзий эволюционных,
как рвут дожди мои скандал-руки.
Не верь, не верь, мое дитя золотое,
ты златотканно, и в моих Микенах
лист перевернут... Свист ста!

4

Время — упадок — и падают на спину птицы.
Листья взлетают и намокают,
и не мигают миллионоглазые мухи.
Скоро возьмутся за пилы зубные,
вырубят дом мой дневной и опрокинут,
что ж, мне достаточно и землянки.
Я с чертежами залягу на зиму,
скажем, в углу и закроюсь глазами,
в вечный гамак из паутины.
Этих закованных в ложные цепи
из катастроф
дунь — и рассыпятся, пыль это, пыль.
Птицы зловещи, их градус и речь,
и не сморгнешь, и не знаешь, куда унесут
их треугольники-крылья — и хвост и — клюв,
Ляг в ухо лягушке,
Я не был, не был! Согласен.
В списки воскресших меня не пишите, —
этих утопий я не знаток.
В списки воскресших меня не пишите —
ноги, ветрами гонимы,
мокнут как листья.

2005

Подборку подготовил Арсен Мирзаев