Почему два имени? Лидия Григорьева в предисловии рассказывает: двадцатилетняя студентка из Таганрога прислала ей рукопись краткостиший. В существовании Розы Виноградовой, я думаю, сомневаться не стоит: если это и не реальный человек, то сама Лидия Григорьева, воплотившаяся в эту милую девушку.
Стихотворения, за образец которых взята древне-японская поэзия, отличаются от хайку не только ритмическими деталями, но и тем, что они представляют собой внезапные, будто бы устно произнесенные реплики, записанные по горячим следам без особого отбора, что создает впечатление естественной устной речи. Автор не ставит перед собой цели передать состояние созерцательности; куда важнее пришедшая в голову мысль — пусть даже и банальная, — или ощущение, которому хочется дать какое-то название, передать его мгновенность, летучесть, неожиданность. Собственно, Таганрог тут ни при чем; если мы найдем в этой тонкой книжке что-то о степном Приазовье, то лишь самые общие представления. "Такую жизнь в окраинной степи/ Не выдумать,/ А только лишь прожить", — убеждает автор; но каковы неповторимые приметы этой жизни? Вот, пожалуй, наиболее живое переживание здешней природы: "Присела на крыльцо. В лицо пахнуло/ Полынью душной./ Жарким чабрецом". На другой странице читаю: "Степные ветры/ С корнем вырывают/ Наш станционный домик", — и не важно, что нет у железной дороги в ближайших окрестностях Таганрога такого жилого домика, открытого степным ветрам; он есть в воображении автора как привычная условность, не обремененная узнаваемыми местными деталями. Ценнее в "Степном трилистнике" мне видятся психологические подробности внутреннего состояния автора, которое он передает природе или неживым предметам — например, поезду: "Так нехотя состав остановился./ Со скрипом или всхлипом –/ Не пойму".
И еще ценность некоторых краткостиший — в юморе: "Не только стрекоза –/ Тебя увидев, даже я/ Глаза таращу". И в самоиронии: "Я в зеркале увидела себя./ Заплакать?/ Рассмеяться?" В общем, не знаю, как Роза Виноградова, но я и всю книгу так воспринимаю —  как игру, увлекшую Григорьеву с Виноградовой, а также читателей, принявших их правила.