Хочешь – стой прямо,
хочешь – лежи криво.
Хочешь – отстаивай правду,
хочешь – копи гривны
(шекели, тугрики, евро…)
Спасай Европу от лепры,
Азию – от цунами,
сворачивай в оригами
кашне, облака, салфетки,
жури отвязных нимфеток…
Проявляй человечность –
будь вежлив с маньяком встречным,
в труху разнося при этом
этносы и континенты
(холст "Толерантность в разрезе",
автор – не Веронезе
и пишет не маслом – кровью,
но с выдумкой и любовью…)

Слушайся шефов и брендов,
не лезь в анализ контентный,
бери лежаки на пляже,
чти праздничные распродажи,
чисти зубы потщательней –
и будет всем вам по счастью…

Бреди своим мегаполисом
(смог прилагается бонусный)
верблюжьим шагом натруженным,
горбы набивай потуже
асанами, ведами, снами,
прикапливай высшего знанья,
сбивай авиценнам цены –
суши галлюциногены
для ядерных зим грядущих.
А стансы пусть пишет Пушкин
и дочки нефтемагнатов,
коими так богато
искусство нового века…

Не поднимайте мне веки!..
Не засоряйте чакры,
не словоблудьте в чатах –
будьте – на пару с Богом –
горды и одиноки,
сердце пряча, как грыжу…
Чадит луна над Парижем
(или Ханты-Мансийском).
Крылья откнопив сизые,
ангелы – честь по чести –
пьют за победу "Челси"
и смотрят украдкой порно,
радуясь, что бесполы…

Ветер гудит рассветный
в пустых городах планеты,
что плавно уходят в землю,
мольбам бездомных не внемля.
А где-то трескают суши,
делят моря и суши,
кто-то кружит во фраке,
а кто-то влезает в хаки
и вышивает знамя:
"Ленин (Бен Ладен) с нами!.."

В газетах:
           "Сдамся на органы.
Качественно и недорого".
Без будущего и без прошлого –
поколение ГМО-шное…
Ну, здравствуй, моя химера:
Ассоль, подросшая в стерву
в следах пластических латок –
тебе ведь тоже несладко
Греев тягать в постели…
Бубнит под окном отельным
рэппер, беременный Моцартом…
Душа, как "жигуль" покоцанный,
жжет последние шины.
Мир этот, впавший в шизу
жлобства и живодерства,
выбросить, где придется
на трассе – в окошко, фантиком
(билборд:
             "Не сори в Галактике!")

Ладно, сорить не будем.
"Гринпис" предъявляет на блюде
Арктики тающий студень
(У динозавров ступор).
Крипто рулит и мýтит,
Рифмами сыт не будешь –
Рванем в уикенд к Иуде?..
Он выставляет манну...
Ломай переборки классовые –
неси чипизацию в массы…
А все-таки –
                    чую фибрами –
всегда есть свобода выбора…

Хочешь – пиши гимны,
хочешь – иди в схиму,
хочешь – лепи манты,
хочешь – бубни мантры,
хочешь – копай глубóко,
хочешь – сиди высóко,
дыша предстоящему в копчик…
А хочешь –
             будь просто Кóрчаком,
водящим детей по раю…
Мне кажется, мы заигрались
в лего причин и следствий.
Сердце – дельфин, растерзанный
в "цивилизованной" Дании…
Vitae, Amour –
                 до свидания…

Осень – то ли года,
                           то ли жизни…
Мир летит по замкнутому кругу.
Запоет свирель, залают лисы
В травах у подножья виадука.

Призрачною, грозною армадой
Двинут облака
                       к преддверьям рая.
Засквозят тавриды и пенаты,
Внутреннюю сущность обнажая.

Весь в пыльце винтажной позолоты,
Хрупок мир,
                 как крылышко стрекозье.
Из ладоней пастухов бесплотных
Пьют воспоминания, как козы.

В комнате твоей, пустой и белой,
Моросит октябрь
                        в дверную прорезь.
Эти гроздья ос осоловелых,
Эта проседь в волосах у розы –

Бывшей Шантеклеры и премьерши –
Это всё не боле, чем арт-хаус…
Солнце балансирует на перше,
Озирая этот стройный хаос.

Реже приплывают морем гости.
Вот уже и смерклось за порогом…
Сбились вешки,
                         разбежались оси,
Уравненье не сошлось у Бога.

И чтоб не морочиться без пользы,
Он нашел простейшее решенье,
Ниспослав на землю эту осень –
Глупеньким поэтам в утешенье.

Гекзаметром, ямбом или рэпом
Воспевать ее литое тело
И толочься среди стай нелепо…
Никому, поверь, не будет дела

До твоих терзаний и метаний.
Наметет листвы
                 к хрустальным башням.
Если так прекрасно умиранье,
То и умирать совсем не страшно.

Лагерною пылью, мерзлой глиной
Обернувшись –
                         так ли это важно?..
Нимфы пляшут –
                       страстно и невинно,
Льется мед по амфорам и чашам.

Стáтуи в кумирне по соседству
Заплетает виноградом синим.
И опять нон-стоп вершится действо…
Девственную дурочку осину

Ветер поматросит да и бросит –
С жанром в соответствии
                                и штампом…
Это осень, детка, это осень,
Время петь и плакать
                       с Мандельштамом.

Бойкая, носатая,
Скачет между строк:
Перышки измятые,
Севший голосок.

Из гнезда панельного
Выпорхнувши в мир,
Крыльями несмелыми
Пробует эфир.

Снова время ушлое
Ставит шах и мат.
Папочка разбухшая
Ворохом бумаг.

О семействе ратуя,
Крутится весь день.
Челка седоватая,
Кепи набекрень.

Брошка, пара клипсиков
С тусклой бирюзой…
Мир твердит о кризисе,
Шеф угрюм и зол.

Всюду клювы хищные.
Лезвия когтей…
А она под крышею,
В комнатке своей

Правит чьи-то опусы,
Не передохнув…
Побежит к автобусу,
Хвостиком махнув

С пестрою отметиной,
Скоком по земле…
Сквозь двадцатилетие
Я смотрю ей вслед.

Сыплю крошки хлебные
В прорези стекла…
Милая, нелепая,
Птица – умерла.

…И мнилось – миллионы лет
Мы мчались в этой гулкой мгле.
Корабль старенький трясло,
И штурман наш ронял весло.
Кометы встречной ятаган
Грозил погибелью всем нам.
О, этот рейс в один конец!..
Я помню смутно, как во сне,
Моих попутчиков черты –
Тех, имена не помню чьи…

Но мы свершили этот круг,
Ступивши робко
                 в красный грунт
И разбредаясь, кто куда…
И время смыло, как вода,
Виденье горсточки землян
И ржавый остов корабля.

И адаптация прошла
Весьма успешно, и дела
Пошли на лад –
                 привитый штамм
Нас защитил, оттиснут штамп
В бумагах, выучен язык,
И местный этнос к нам привык.
Отстроен дом, взлелеян сад,
И муж мой водит поезда
На линии "Луна-Сатурн".
Меж двух облупленных скульптур
Наш пес задремлет в гамаке
В весенней неге и тоске.
Он виртуальный –
                       ну так что ж,
Зато послушен и похож
На псину сразу стольких детств…
Никчемнейшее из наследств,
Ты – память сердца, гул веков,
Стон эха в сводах черепов,
Фантомный ген, игла в кровú…

Мы розы пестуем свои,
Их укрывая через день
От астероидных дождей.
И подрастает сын у нас –
Смугл, шестопал, золотоглаз,
Улыбчив, дружелюбен, чужд.
Ловец серебряных пичуг,
Фанат команды Черных дыр
И туров в параллельный мир
(Мы не решаемся спросить,
Что наблюдал он по пути…)

Когда мы обретем покой,
Смешавшись с красною землей,
Он станет славно жить без нас,
Обхаживая свой канал,
И сад, и шаровидный дом,
Припоминая нас с трудом
По картотеке голограмм,
Не суетясь, не зная драм…

На нем, увы, прервется род –
Ему неведом тайный код,
И зов, и гон, что нас, землян,
Бросает в марево полян
Или в объятия мансард,
Что вместе –
                 Марс, и рай, и ад,
Что описал суровый Дант
В хитовом фэнтези своем,
Когда с возлюбленной вдвоем
Брёл наугад меж солнц и недр,
Чему вовек названья нет…

Я прерываюсь на дела.
Пустая комната светла,
Шуршат страницы в дневнике
На межпланетном сквозняке…

…А где-то там,
                      на краешке Земли,
Иудины деревья расцвели…

(Драма в одном стихотворении)

Где-то в наших временах –
так бывает –
женщина живет одна,
проживает

Предназначенный ей срок.
Вечер – близко.

Одиночество, как смог,
в доме виснет.

И тоска пылит с утра,
словно рухлядь,
Подтекает, словно кран
в белой кухне.

Вот уже который год
Командором
к ней приходит тот же гость
в свитре черном.

Или сером – но не суть…
В двери входит,
держит тортик на весу,
на отлете.

Он журчит о том, о сем
в ровном темпе.
Город реет за окном,
словно Бэтмен.

Этот гость ей – словно кость
в белом горле.
Обрезает стебли роз,
спину горбит.

Улыбается ему –
губы сводит.
Телевизорная муть
хороводит.

У певицы бровь черна,
плоть атласна…
Не, не выйдет ни черта,
все напрасно.

Выдыхается бокал,
сохнет шпротка.
Нагуляв себе бока,
дрыхнет котка.

Снится котке кот Жоффрей –
черный, с плешью…
Город тает, словно фейк,
в нóчи снежной.

Стынет время на нуле,
бьют куранты.

Расплываются во мгле
фигуранты.

И к стеклу припавши лбом,
подвывает
их безлюбая любовь…
Так – бывает.

Когда сдувает с неба птиц
И, как деревья, клонит ниц
Прохожих, что бредут во мрак;
И ночь похожа на овраг
С тоской, струящейся на дне, –
Тогда, топя луну в вине,
Я вспоминаю, милый друг,
Объятий наших тесный круг,
И весь тот чад, и яд, и Рим,
К которым так непримирим
Людской суровый трибунал…

Да будет ночь твоя нежна
И там, за гранью бытия.
А я – ну что тут скажешь?.. Я,
Давно и всё тебе простив
И телом, словно дом, остыв,
Сердечной памятью жива:
Нижу ненужные слова,
Чтоб тут же встречным их раздать.
Я провожаю поезда,
Воображая: ты – в одном
Из них…
               Горчит мое вино,
Настоянное на луне.
Ты возвращаешься. Во сне.
И я целую голос твой…
Но глух и нем рассветный двор,
И окна смежены во мгле,
Как веки мертвых королей.

…Всё врут стихи, мороча нас:
Не серо-, а зеленоглаз,
И не король, и не герой,
И нету дочери со мной,
Чтоб разбудить и поглядеть…
И до тебя –
                       лететь, лететь…

Словно пес в чужую голень,
Ночь вцепляется в тебя.
Голый Гóлем¹,
                 страшный Гóлем
Бродит, шпили теребя.

Перешагивает реку,
В синагоге гасит свет –
То ли триллер,
                      то ли трейлер…
Ночь течет, как кровь из вен.

И, мелькая за домами,
Порожденьем Черных дыр,
Бьет ушами, как крылами,
Кафка – пражский нетопырь.

Карл коня несет под мышкой,
Гус – обугленный скелет…
И летят, как снег неслышный,
Вслед за мною столько лет

Тот цыган бронзовокожий
С ветхой скрипкой у щеки,
Винари², и листоноши³,
И миленки⁴ у реки.

Где святые, пряча лица,
От туристов подустав,
Виснут, как самоубийцы,
Над перилами моста.

Прага – гибель и забава,
Брага, бредня и судьба.
Нету брода в желтой Влтаве,
Нет исхода из тебя

В мир, что стал
            глобальным фейком,
Заповедником людей…
Я корплю в пустой кофейне
Над тетрадкою своей.

Я стучу о столик кроной,
Шарф, как рифму, теребя.
Прага вьюжною воронкой
Втягивает нас в себя.

Из тумана звякнет рында,
Созывая водяных…
Ведьма рыжая в цилиндре
Правит парой вороных,

Преуспев в мужской науке…
И – забавный персонаж –
Дышит в зябнущие руки
Соотечественник наш,

Что торгует змрзлиной⁵
В ледяной декабрьский день.
Прага снова месит глину
Для невиданных затей.

То изобразит факира,
То тоскующего пса…
Ночь сгущается сапфиром,
Словно шесть веков назад,

В перстне злого епискóпа
Над застывшею толпой.
Ах, славянская Европа –
Бог с тобою и со мной!..

Вот тебе от сердца ключик –
Медный, стертый, золотой.
Пражский вечер.
                     Ветр колючий
Рвет на атомы пальто.

Теребит соборов гроздья,
Чтоб однажды в главный день
Мне вступить легко и просто
В хоровод твоих теней.