О восьмом главном редакторе "Литературной газеты" Борисе Ольховом известно крайне мало. Он родился 1 августа 1898 года в Черниговской губернии в селе Бобрики (теперь это Брянская область). Когда ему исполнилось девятнадцать лет, он примкнул к меньшевикам. Но уже в октябре 1918 года его приняли в большевистскую партию.
В какой-то момент Ольховый оказался среди красных партизан. Когда на Черниговщине восстановилась советская власть, он устроился на работу в органы просвещения. А уже в 1920 году его взяли на партийную работу и спустя какое-то время направился в Сибирь, в Иркутск.
В 1925 году Ольховый получил новое назначение, на этот раз к шахтёрам Донбасса. В Бахмуте, известном теперь как Артёмовск, он быстро набил руку на пропагандистских брошюрах. А уже в начале 1926 года партия приказала ему возглавить журнал "Забой", который впоследствии был преобразован в литературно-художественный журнал "Донбасс".
В Харькове Ольховый издал несколько пропагандистских книг, в частности, "Диктатура промышленности или индустриализация страны", "Есть ли эксплуатация труда в наших госпредприятиях" и "Корни оппозиции и опасности перерождения". Эти работы заметил и оценил тогдашний руководитель Украины Лазарь Каганович. После своего возвращения в начале 1928 года в Москву Каганович позаботился о том, чтобы вслед за ним в столицу перебрались и некоторые его выдвиженцы. Тому же Ольховому он обеспечил пост заведующего сектором агитации в Агитпропе ЦК ВКП(б).
После перевода в Москву Ольховый какое-то время занимался преимущественно вопросами кино и радио. В частности, сохранился текст его выступления на 1-м Всесоюзном партийном совещании по кинематографии. Не претендуя на программные заявления, Ольховый сосредоточился на частностях, которые доставляли киношникам немало проблем. Первое, что он отметил: нельзя было все промахи в киноотрасли валить только на Совкино и его руководителя Шведчикова. Другие организации и функционеры несли не меньшую ответственность. Второе: чиновники зря идеологию противопоставляли занимательности кинокартин. "…не бывает, – утверждал Ольховый, – "просто" занимательных картин, всегда какая-либо идеология в картине будет, всегда картина будет в ту или иную сторону организовывать мысли, чувства, психику зрителя". Осудил Ольховый и практику приделки специальных "концов" к нашим фильмам, предназначавшимся для экспорта в Европу. Ну и главное, к чему он призывал, – это совершенствовать технологические процессы по производству фильмов (аппаратура для съёмок, плёнка, химикаты – всё это у нас не выдерживало никакой критики).
Иногда руководство Агитпропотдела ЦК подключало Ольхового и к вопросам литературной политики (хотя этим в большей степени занимался другой заместитель Криницкого – Керженцев). Ольховый должен был в срочном порядке составить для секретариата ЦК ВКП(б) справки о резонансных литературных публикациях, характеристики новых литтечений и внести рекомендации по проштрафившимся авторам.
Ольховый сначала готовил для начальства докладные записки, а потом на их основе сочинял пространные литературно-критические статьи. Так было, в частности, с материалами о конструктивистах и о попутчиках. Из них он впоследствии сложил свой первый и единственный сборник "На злобу дня" (он вышел в начале 1930 года в московском издательстве "Земля и фабрика").
Как потом оказалось, статьи Ольхового с обличениями оппортунистов всех мастей и попутчиков заметил и оценил секретарь ЦК партии Лазарь Каганович. По одной из версий, это он, когда комсомольское начальство несколько месяцев не могло подобрать нового редактора для журнала "Молодая гвардия", порекомендовал обратить внимание на толкового, по его мнению, заместителя руководителя Агитпропа ЦК ВКП(б). А уже 15 августа 1929 года Политбюро ЦК постановило: "Утвердить ответственным редактором журнала "Молодая гвардия" Ольхового". Одновременно его ввели в редколлегию газеты "Комсомольская правда".
Перейдя в комсомольскую печать, Ольховый сразу включился в травлю двух крупнейших советских писателей: Бориса Пильняка и Евгения Замятина.
"Самые отъявленные клеветнические измышления врагов пролетарской диктатуры о политике советского государства, – утверждал Ольховый в "Комсомолке", – переносит он (Пильняк. – В.О.) на страницы своей повести".
Речь шла о повести "Красное дерево". Она рассказывала о реставраторах – братьях Бездетовых, которые отправились из Москвы в Углич за антикварной мебелью.
А вскоре Агитпроп ЦК поручил Ольховому подготовить для главной газеты страны – "Правда" – установочную статью о литературе. Этот материал под названием "За чёткую партийную линию в руководстве пролетарской литературой (К итогам пленума РАПП)" был напечатан 20 октября 1929 года.
В журнале же "Молодая гвардия" Ольховый предложил атаковать группу "Перевал". В частности, он напечатал в этом издании погромную статью "Знамя художественной реакции".
"Перевальский гуманизм, – заявил Ольховый, – выражение перевальской раскислости. Он служит делу отвлечения внимания писателей от конкретных историко-экономических и политических вопросов" ("Молодая гвардия", 1930, № 10).
Этот боевой дух нового редактора "Молодой гвардии", похоже, сильно впечатлил партруководство. Не случайно в марте 1930 года оно решило доверить своему бойцу ещё и "Литературную газету", предложив ему редактировать сразу два издания.
Чуть ли не единственным источником об Ольховом как редакторе "ЛГ" остаются материалы обсуждения отчёта "Литгазеты" 26 июня 1930 года на секретариате РАПП, опубликованные в журнале "На литературном посту" (1930. № 13/14).
Выступая перед рапповской верхушкой, Ольховый кратко обрисовал состояние газеты. "Мы, – отметил он, – добились выхода газеты раз в пятидневку. Поставили вопрос о финансовом укреплении газеты, и как будто с этой стороны дела будут обстоять более или менее благополучно. Очень плохо дело обстоит с техникой газеты: нас перебрасывают в связи с переходом на пятидневку из одной типографии в другую, это неблагоприятно отражается на газете".
Но генералов РАПП интересовала не технология, а идеология. Ольховый заявил, что, когда он пришёл в газету, поставил себе следующею цель: "…газета должна быть органом, который помогает организации писательского мнения и помогает организовывать его на основе литературно-политической линии партии".
По его мнению, газета после его прихода добилась некоего перелома. Себе в заслугу он поставил, в частности, борьбу с группами "Перевал" и "Кузница". К числу же своих ошибок новый редактор отнёс публикацию статьи Селивановского о самоубийстве Маяковского, в которой заявлялось, что поэта нельзя было считать пролетарским писателем. Отдельно Ольховый отметил плохую работу отдела библиографии.
Однако этот отчёт сильно не устроил рапповских генералов. Как они обрушились на Ольхового! В чём редактора газеты только не обвинили!
Первым в атаку на Ольхового бросился критик Владимир Ермилов. По его словам, "Литгазета" замкнулась в пределах дома Герцена, не став организатором ни читательских, ни писательских масс. А главное – газета превратилась в орган сведения счётов. Продолжили "избивать" Ольхового поэт Алексей Сурков, матёрый литфункционер Леопольд Авербах, критик Иоанн Нович, драматург Владимир Киршон, прозаик Михаил Лузгин и некий Ильинский.
Но так ли Ольховый был как редактор плох? Он что – отступил от генеральной линии партии и перешёл в оппозицию к Кремлю? Нет (вспомните его борьбу с "Перевалом").
Как редактор Ольховый попытался найти новые формы подачи материалов. Пример тому – помещение саморецензии "Театральный разъезд" Александра Безыменского. Иногда Ольховый допускал на страницах газеты даже плюрализм (если авторы не выступали против партии). Посмотрите, как он освещал ленинградскую конференцию писателей, где чуть ли не в рукопашной сошлись писатели разных направлений. Ольховый дал материалы и Фадеева, и его антагониста – Горбачёва.
Однако рапповским генералам никакая широта не нужна была. Проявление широты они расценили как беспринципность редактора. Им хотелось одного: полного подчинения себе всех литературных течений и групп.
Как отреагировал на все эти атаки Ольховый? Очень просто. Он порекомендовал оппонентам посмотреть на себя.
"РАПП, – подчеркнул Ольховый в заключительном слове, – сам в недостаточной мере умеет критически относиться к своим ошибкам. Та групповщина, о которой я говорил в своё время, от которой не отказались и которая самым пышным цветом цветёт в руководстве РАПП, приводит к тому, что ряд ошибок не вскрывается, а загоняется вглубь. И эти ошибки могут вскрываться только в результате борьбы вокруг творческих вопросов. Если на этом деле пытаются наживать капитал правые писатели, то в этом вы виноваты из-за отсутствия у вас самокритики".
Однако Ольховый не был услышан. Рапповские генералы проголосовали за резолюцию, которая осуждала "Литгазету" и её редактора.
"На деле, – подчёркивалось в принятом документе, – "Литгазета" не сумела выйти за пределы литературы и переключиться на общие проблемы культурной революции "Литгазета" была и осталась органом печати, почти не интересующимся процессами, происходящими вне пределов русской литературы, что не могло не усиливать настроения национальной замкнутости и великодержавности в среде русских писателей".
Работая в "Литгазете", Ольховый примкнул к "Литфронту", который не сошёлся во взглядах с главным рапповским идеологом Авербахом. Это оказалось его ошибкой. Как выяснилось, "Литфронт" не устроил главного читателя страны – Сталина. Вождь заподозрил руководящее ядро "Литфронта" в симпатиях к отступникам Кремля – Сырцову и Ломинадзе. Неудивительно, что 29 августа 1930 года Ольховый из "Литгазеты" был убран. Спустя два месяца его удалили и из журнала "Молодая гвардия".